Если виконт и баронет желали поскорее увидеть женщин за праздничным столом по причине собственных влюбленностей, то у барона Вильгельма фон Бройнера имелись совсем иные мотивы. Еще раньше, заметив особ женского пола в воинском обозе русского отряда, майор почувствовал, как в его груди вспыхнуло легкое волнение. Он был уставшим от долгих маршей и однообразной рутины ратных дней, и эти женщины, показавшиеся ему вполне доступными маркитантками, внезапно вдохнули в суровые будни майора надежду на мирные развлечения, уже позабытые и казавшиеся далекими за длинной чередой военных действий. Смех дам и их разговоры, словно музыка, звучали в ушах барона, и он не мог устоять перед искушением немного пофлиртовать.
Именно с намерением развлечься он и предложил Леопольду Моравскому устроить небольшой праздник. В голове у Вильгельма крутились легкомысленные мысли о том, как можно пошутить, втереться в доверие к дамам и, возможно, даже завести с одной из них непринужденный разговор с пикантным продолжением. Барон представлял, как его остроумие и харизма могут привлечь внимание какой-нибудь из этих женщин, что позволит дойти до близости. И он чувствовал, как уверенность наполняет его.
Однако, в глубине души, барон все-таки осознавал, что намерения его были весьма легкомысленными и даже немного эгоистичными. Он не хотел причинить никому из этих женщин страданий, тем более после того, как узнал об их благородном происхождении. Вильгельм просто искал подходящий момент, чтобы отвлечься от суровой реальности войны. В его глазах блеск игривости сочетался с тенью сомнения: сможет ли он сохранить легкость общения, не нарушив границы приличий, и не ранив чувств этих благородных особ? Обуреваемый всеми этими мыслями, с легкой ухмылкой на лице, австрийский барон и встретил женщин в своем штабе, где его денщики уже накрыли стол с разнообразными угощениями, взятыми из обоза, а также расставили запасные раскладные стулья, вытащенные из обозных фургонов.
Мужчины пригласили баронессу и ее родственниц, надеясь, что присутствие женщин добавит их празднованию атмосферу веселья и романтики. Вот только, когда бокалы наполнились бренди и вином, а веселье разгорелось, мужчины стали терять голову. Под звуки собственного смеха они начали приставать к женщинам, забывая о приличиях, о хороших манерах и о дворянской чести. Женщины, недовольные и возмущенные, пытались оттолкнуть настойчивых поклонников, но их слова терялись в хохоте пьяных мужчин.
Одна только баронесса с гордостью и достоинством, присущими ей, пыталась навести порядок, но, казалось, что мужчины стали слепы и глухи от выпивки и безудержного веселья. Внезапно, в разгаре этого безобразия, снаружи раздались выстрелы. Громкие звуки разорвали атмосферу праздника, и дежурный унтер-офицер, вбежавший в штаб, доложил майору, что в лагерь неожиданно с западного направления ворвались французские кавалеристы. В этот момент празднование, которое должно было стать отдушиной в тяжелые времена, обернулось хаосом и страхом. При звуках выстрелов и криков, раздавшихся снаружи, виконт, баронет и барон поняли, что за их легкомысленное поведение и утраченную бдительность придется теперь заплатить высокую цену.
Ситуация быстро вышла из-под контроля. Сходу смяв караулы и отодвинув телеги с дороги, французы прорвались ко входу в рудник. Стрельба уже раздавалась повсюду, и виконт с баронетом, забыв о своих притязаниях и о всяких приличиях, со всех ног бросились прятаться в глубине каменоломни вместе с женщинами, натерпевшимися унижений и преисполненными страхом за свою жизнь. Они искали укрытие внутри, в то время, как снаружи обозные повозки, наполненные запасами, были разгромлены и опустошены французами, нахлынувшими внезапно, словно страшная и неумолимая стихия.
Французские конные егеря из двух отставших эскадронов соединились между собой еще на южных рубежах своего патрулирования и, получив приказ, доставленный курьером, двигались на соединение со штабом собственного полка, расположившимся в заброшенном монастыре. И они решительно атаковали вражеский пикет, перегородивший дорогу, ведущую в том направлении. Воспользовавшись неразберихой в лагере противника и неумением быстро организовать сопротивление, егеря, не теряя времени, решительным натиском продавили оборону, состоящую из моравских добровольцев и стрелков майора фон Бройнера. Некоторые из егерей куражились, беспощадно громя обоз, а другие, тем временем, ворвались внутрь вражеского лагеря.
Французы были злыми, поскольку не успели к месту сбора в назначенное время. А задержаться в пути им пришлось из-за серьезного столкновения с пехотинцами австрийского ландштурма. Сражение получилось жарким и кровопролитным. Но конные егеря все-таки разгромили австрийское пехотное каре, пытавшееся преградить им путь на дорожном перекрестке. Правда, они и сами понесли серьезные потери, отчего от двух эскадронов остался, фактически, только один.
После стычки с австрийской пехотой, состоявшей из резервистов, конные егеря вынужденно останавливались, чтобы вытребовать в деревнях по пути телеги для размещения своих раненых, которых после боя оказалось несколько десятков, не меньше, чем убитых. Майор Жерар Жоспен, взявший на себя командование остатками двух эскадронов, не хотел бросать раненых французов на милость австрийцев. И оттого скорость движения снизилась еще больше. Потому, чтобы окончательно не подвести своего командира полка полковника Анри Верьена и успеть хотя бы к рассвету, они спешили, насколько могли, проскакав половину ночи с риском потерять лошадей, которых в темноте подстерегала опасность сломать ноги в дорожных колдобинах.
Разумеется, майор фон Бройнер, протрезвев от случившегося, сразу же попытался организовать сопротивление. Но все, что ему удалось — это не допустить прорыва французов внутрь каменоломни. Все австрийские солдаты, отдыхающие у костров во внутренних помещениях, были подняты по тревоге. Под руководством майора они сумели быстро завалить вход изнутри блоками известняка, соорудив надежную каменную баррикаду, которую французы преодолеть не могли, каждый раз отбрасываемые назад меткими ружейными залпами изнутри выработок.
Но, большего успеха добиться майор не мог. Поскольку в его распоряжении осталось слишком мало солдат. После того, как почти половину личного состава, всех австрийских стрелков и моравских добровольцев, находящихся снаружи каменоломни, перестреляли и зарубили конные французы, о том, чтобы попробовать вырваться наружу не могло быть и речи. И все, что оставалось Вильгельму фон Бройнеру, а заодно и всем остальным, запертым французами внутри старого рудника под холмом, так это попытаться продержаться до того момента, как князь Андрей придет на помощь. Вся надежда у австрийского майора в этой ситуации была исключительно на русских. Майор надеялся, что, услышав выстрелы, князь обязательно пошлет своих солдат на выручку союзникам.
Глава 25
Я проснулся в тот момент, когда звуки выстрелов внезапно прорезали тишину. Они пронзительно и резко разнеслись над лесом в предрассветном морозном воздухе. Спал я одетым. Потому, быстро вскочив со своего ложа из еловых лап, первым делам схватил оружие. Оба моих пистолета лежали рядом со мной в кобурах и были еще с вечера почищены и заряжены денщиком. Наш костер, зажженный среди руин, все еще горел. Дежурные всю ночь поддерживали огонь. А Дорохов, который спал по другую сторону костра, тоже просыпался, зевая и протирая глаза пальцами.
Прислушавшись к звукам выстрелов, я понял, что стреляют возле заброшенного рудника. И, судя по тому, что выстрелов звучало много, там случилась какая-то серьезная заварушка. Я ощутил, как мое сердце сжалось от тревоги. Мрачные предчувствия охватили меня, поскольку я понимал, что причиной стрельбы с той стороны вполне могло стать внезапное нападение французов. Но, вроде бы, майор Вильгельм фон Бройнер — вояка опытный. Он не должен был прозевать приближение неприятеля.
Пленные французские офицеры из штаба полка конных егерей сообщили во время допросов мне и Дорохову, что еще два эскадрона этого полка находятся в патрулировании значительно южнее. Вот только, полковник Анри Верьен и его штабной капитан Франсуа Гонзак, похоже, соврали. Они утверждали, что связь с этими двумя эскадронами потеряна, что они не явились на место сбора, а, следовательно, должны вернуться с патрулирования прямиком в Вестин, откуда отправлялись на боевое задание. Но, французские офицеры обманули меня. И я не усилил этой ночью посты возле рудника дополнительно, понадеявшись на бдительность австрийского майора.
Окончательно сбросив с себя сон, я приказал трубить боевую тревогу и немедленно выслать разведчиков в сторону старых выработок. Мои мысли метались, словно птицы в клетке. Я волновался из-за тех, кто остался в лагере на руднике. И больше всего меня, разумеется, волновало положение баронессы и других беженок, которые являлись самыми беззащитными в этой опасной ситуации.
Я вспоминал свою близость с баронессой. Мы с ней еще не обсуждали никакие совместные планы, не строили вместе мечты о будущем. Но, Иржина уже доверилась мне. Отправившись вместе с моим отрядом, она, безусловно, питала надежды и определенные ожидания в отношении меня, признавшись даже, что хочет сделаться моей постоянной любовницей. Теперь же, в свете этой внезапной угрозы, я вспомнил ее милый образ, представив, что она сейчас находится там, где идет бой.
И я невольно думал о том, как же она там, посередине подземных залов, окруженная хаосом и страхом? Я представлял, как Иржина могла бы испугаться, когда вокруг нее внезапно раздались выстрелы. А мысли о том, что она, возможно, окажется в плену, попав в руки врагов, заставляли мое сердце колотиться с такой силой, что казалось, оно может вырваться из груди. И мне в эту минуту приходилось признавать, что молодая вдова мне совсем даже не безразлична.
Воображение разыгралось. В моем мозгу возникали картины, полные страха и отчаяния. Мне представлялись Иржина и ее родственницы, оставшиеся без защиты, испуганные и кричащие, метавшиеся по подземелью с лицами, искаженными ужасом и безысходностью. Я мысленно рисовал себе, как они, в ожидании помощи, прятались от французов в глубине подземных залов. А французы настигали их в свете факелов и хватали, словно голодные хищники. И эти видения разрывали мою душу, наполняя меня горечью и гневом.