Когда темнеет, я иду к дому семьи Хаксли. Принцесса Единорогов и её мать собирают на стол, и я хочу просто забрать Ракету, но они уговаривают меня остаться на ужин. Шелли заваливает меня вопросами, а пёс постоянно вьётся рядом и трётся о ноги. Мы едим, смеёмся и отлично проводим время.
Домой возвращаюсь поздно и уже в кровати строю планы на завтра. Главная задача потренироваться с Аэрокинезом и плазменным кнутом, а также погонять Мэтта.
Уже проваливаюсь в сон, когда меня будит поступившее сообщение от Ребекки:
«Подумала, что тебе это может быть интересно».
Она пересылает текст из мирового чата. Панические сообщения перемежаются криками о помощи. Фактория на восточном побережье подверглась атаке со стороны неизвестного клана. Лишь в одном фрагменте упоминается, что у них четыре руки и вытянутые, как яйцо, головы.
Этих ублюдков помнит и Говнюк, и я, побывавший на Конклаве.
Кселари.
Интерлюдия-1
Приближаясь к границе обширного лагеря, расположенного в суровом сердце сельской местности, он не может не поразиться масштабам этой фактории.
Больше недели у него ушло, чтобы пересечь планету и попасть в столь далёкий край, что до Сопряжения старик видел его только по телевизору.
Он перебрался через океан, посетил полдюжины различных факторий и форпостов, дрался с монстрами и людьми, чтобы заработать аркану для прыжков. Всё ради призрачного шанса. Ради возможности поквитаться. Мужчина жадно впитал в себя всю информацию, рассказанную Иерофантом, проанализировал, сделал выводы и выработал единственный план.
Обуреваемый мстительной решимостью он подступает к высоким стенам. В них видит не убежище, а возможность.
Фактория, охраняемая бдительными часовыми, располагается внутри древнего храмового комплекса, вырубленного в неприступной горной стене. Вычурные каменные статуи, изъеденные веками, стоят безмолвными свидетелями того, как это священное место превратилось в убежище для сотен душ.
Охранники, облачённые в неплохие доспехи — не самопал, а типовая продукция Магазина — настороженно смотрят на чужака по мере его приближения. Он поднимает руки в знак мира. Его пожилая фигура сама по себе вряд ли представляет угрозу, но прошедшие месяцы приучили выживших везде видеть опасность и не недооценивать даже безобидных на первый взгляд людей. В этом местные защитники правы, потому что почва под ногами старика готова мгновенно ответить на любую атаку со всей природной яростью. Она и укроет и защитит своего повелителя.
— Назовись, не то схлопочешь пулю! — рявкает на местном диалекте один из стражников с жёстким блеском в глазах.
Универсальный переводчик, вставленный в ухо, делает своё дело.
— Мне нужно поговорить с вашим лидером, — отвечает пришлый, и в его голосе проскакивает надлом.
— Небесный мастер слишком занят для всяких бродяг! — так же сурово произносит охранник.
Пусть его ранг слишком мал, чтобы в одиночку потягаться с Квазаром, этот боец чувствует себя весьма уверенно при поддержке своих товарищей и под прикрытием высоких стен.
Старик усмиряет гордость, сейчас он готов пойти на поклон к самому дьяволу, и добавляет:
— Я принёс информацию, которая может быть весьма полезна уважаемому господину. Передайте ему, что она касается Егеря. И поверьте, если он узнает, что она прошла мимо него… — угроза не озвучена, но предельно очевидна.
Охранник обменивается настороженным взглядом с товарищами, о чём-то шушукается и после долгих раздумий шёпотом подаёт сигнал разблокировать ворота. Когда те беззвучно распахиваются, открывая взору чужака шумный лагерь, он не может не задаться вопросом, как его появление изменит ход их судьбы. Впрочем, ему плевать. Он с лёгкостью бросит их всех в топку, если это приблизит его хоть на шаг ближе к тому, чего он желает всем сердцем.
Ему выделяют целую группу сопровождающих, какая «честь», и вот его ведут по узким переулкам, вдоль которых стоят характерные модульные жилища, которые сейчас можно встретить в любом форпосте и любой фактории. Местные обитатели занимаются повседневными делами. Кто-то пропалывает грядки, кто-то ухаживает за скотиной, иные таскают материалы.
Над головой нависает край скалы, и дневной свет меркнет. Они оказываются в пещерном комплексе. Здесь гораздо больше вооружённых людей, многие из которых усердно тренируются, отрабатывая боевые техники. Под всполохи энергии и треск ударов, фигуры пытаются достать друг друга и повалить наземь.
Наконец, они доходят до центральной зоны, где возвышается крупное, металлическое сооружение — явное сердце лагеря. Сопровождающие подают ему сигнал подождать, и один из них ступает внутрь, чтобы сообщить о прибытии «гостя».
Старик стоит на месте, а внутри него, как и всегда, кипит жгучая горечь. Ему приходится напомнить себе, зачем он пришёл и что на кону.
Спустя ещё десять минут он попадает в самое сердце фактории, и первое, что бросается ему в глаза, это молодое лицо местного вожака, отмеченное самоуверенностью и нетерпением.
Азиат, как и все окружающие, но моложе многих из них. Не больше двадцати пяти, короткий ёжик чёрных волос, сжатые в нитку губы, крепкий доспех и аура опасности.
Хозяин поднимается со своего места во главе длинного деревянного стола с надменным видом. Его взгляд, пронзительный и вызывающий, устремлён на чужака.
Сидящие за столом люди, возможно, советники также обмениваются взглядами, уже тревожными. Старик подмечает это и сразу делает вывод, что местный лидер отличается вспыльчивым характером.
Глава фактории протягивает ладонь для рукопожатия, но в этом жесте нет дружелюбия, а хватка крепкая до дискомфорта
— Я слышал, ты пришёл с интересующими меня новостями, — отрывисто замечает азиат, и в его тоне явно слышится нетерпение. — Говори быстрее. У меня мало времени на пустую болтовню.
Никто не предлагает старику присесть, и он остаётся стоять.
В комнате царит напряжение. Очевидно, что эта беседа потребует от него тонкости и дипломатии, несмотря на высокомерную манеру поведения вожака.
— У нас есть общий враг, — начинает говорить пришлый. — Имя ему Егерь.
— Враг подразумевает достойного соперника, а у меня нет соперников, — фыркает азиат, — только оставленные в пыли слабаки и те, кто скоро присоединятся к ним.
Понятно, он полный идиот.
— И всё же минувшие события говорят об обратном, — твёрдо продолжает старик. — Кто не слышал о том, как Егерь унизил тебя? Об этом болтают в мировом чате, об этом судачат в форпостах.
Деревянный стол под ладонью юнца начинает трещать.
— Насколько бесчестно обошёлся с тобой этот ублюдок, — реагируя на поведение лидера, добавляет мужчина. — Такое нельзя прощать. Такое оскорбление смывают только кровью.
— Что тебе вообще известно о чести, старый пердун⁈ — рявкает азиат. — Лаовай не узнает честь, если даже та щёлкнет его по носу. Каким боком ты причастен к Егерю? Один из его бойцов, решивший продать босса за горсть арканы⁈
Ему хочется ответить сгоряча и послать того, кто насмехается над его болью. Этому тупому юнцу невдомёк, что мнимые обиды ничто перед реальной утратой.
«Слово, удержанное тобою, — раб твой; слово, вырвавшееся у тебя, — господин твой». Старик любил читать всю свою жизнь, и эта фраза, встреченная в одной из книг, твёрдо врезалась ему в память. Поэтому он медленно выдыхает и говорит:
— Егерь убил моего сына. За это он должен страдать и умереть. Мне наплевать на аркану. Мне наплевать на всё. Егерь должен умереть, — под конец его голос лязгает сталью, разрушая образ просителя, и азиат удивлённо приподнимает бровь.
— Хм, хорошо, лаовай, — вставая из-за стола, кивает тот. — Давай поговорим начистоту. Что именно ты предлагаешь? Как достать этого ублюдка?
Ощущая нотку удовлетворения, гость отвечает:
— Если хочешь убить полководца, убей сначала его коня.
Глава 27
Попросив Девору отслеживать любые упоминания яйцеголовых тварей в мировом чате, засыпаю и встаю через пять часов по будильнику. Контрастный душ, лёгкий завтрак и через полчаса я уже разминаюсь на тренировочной площадке.
Рассвет наступает в декабре поздно, поэтому вокруг стоит промозглый сумрак, что не особо мешает мне благодаря усовершенствованному зрению. Так даже лучше, меньше случайных прохожих. Смогу попрактиковаться в одиночестве и без лишних глаз.
На улице зябко. Свирепая метель завывает так, что в старых домах дребезжат стёкла. Площадка передо мной завалена снегом. Он же норовит ужалить в лицо и оцарапать щёки.
Я замираю посреди открытого пространства и закрываю глаза. Вчера внутри меня образовался новый источник силы. Нужно только нащупать его и проявить. По мере того как я всё глубже погружаюсь в себя, что-то внутри отзывается, и моя связь с ветром крепнет.
Сначала это похоже на обжигающе-ледяное прикосновение. Лицо отзывается болью, будто его ошпарили. С каждым мгновением ощущения сглаживаются, смягчаются. Промораживающий шквал трансформируется в нежную ласку, шёпот на коже. Я чувствую, как тонкие потоки ветра, прохладные и успокаивающие касаются кончиков моих пальцев. Дружески дёргают за них, словно стремясь увлечь за собой и затянуть в неведомую игру.
Миг, и сама сущность бушующей вьюги становится продолжением моего естества.
Сосредоточившись, я начинаю формировать воздух вокруг себя, ощущая сопротивление и податливость невидимой среды. Это как лепить из вещества, которое чутко реагирует на мои мысли и эмоции. Меня охватывает восторг, когда мне удаётся обуздать силу ветра и с точностью направить её желаемым образом.
Буран, свирепствующий на тренировочной площадке, мгновенно стихает. Контраст между диким завыванием ещё секунду назад и наступившей глубочайшей тишиной столь разителен, что на миг кажется, я оглох.
А потом это проходит, и остаётся лишь гармоничное единение с природной средой, с невидимыми силами, которые меня окружают. Это захватывающее чувство, как будто я открыл тайный язык стихий, и с каждым порывом и дуновением ветра я все больше настраиваюсь на симфонию небес.