– А что это я Семки не вижу? – подозрительно спросил он у одного из разнорабочих, старательно выгребающего металлическую стружку из-под станка.
– Только что здесь был, Егор Никодимыч! – сдернув с вихрастой головы драный картуз, отрапортовал мальчишка, наивно хлопая небесно-голубыми глазами.
– Врешь, поди, – нахмурился мастер.
– Святой истинный крест! – тут же побожился парень.
– И как у тебя язык повернулся, богохульник, – даже сплюнул от отвращения Перфильев и скорым шагом пошел к выходу.
Пропажа нашлась там, где и ожидалась. В небольшой пристройке к основному цеху, где прежде была кладовая для разной мелочи, а теперь находилось царство непонятно откуда взявшегося и неизвестно для чего нужного на заводе гальванера. Будищев с самого первого своего появления служил источником головной боли для мастера. Хозяева велели оказывать ему всяческое содействие, но объяснять ничего не стали. А тот и вовсе держался так, будто он не простой рабочий, а по меньшей мере – инженер. Шапки ни перед кем, включая самих Барановских, не ломал, спины не гнул. Но самое главное, был непонятно чем занят, а это бесило мастера больше всего.
Посреди гальванической мастерской на большой треноге стояло главное занятие Будищева – прототип новейшей митральезы, им же самим и сконструированной. Большой ствол, заключенный в кожух водяного охлаждения, грозно смотрел на кипящего от возмущения Никодимыча, а отполированные до блеска детали замка задорно поблескивали в пробивающихся сквозь мутные стекла лучах солнца.
Злиться было от чего – наглый гальванер, вместо того чтобы заниматься делом – доводить до ума картечницу, мастерил какую-то непонятную штуковину, а что хуже всего – отвлекал от работы Семку. Мальчишка завороженным взглядом смотрел, как ловко Дмитрий изолирует провода, затем укладывает в каком-то строгом, одному ему ведомом порядке в жестяную коробку. Что-то припаивает, прикручивает, не забывая сдабривать работу заковыристой руганью, если что-либо не получается или наоборот – если все идет как надо.
Любопытный паренек все время расспрашивал старшего товарища о том, что он делает, и тот вроде не скрывал, но объяснял так, что ничего понять было решительно невозможно!
– Смотри сюда, – с легкой усмешкой начинал Будищев. – Возьми вот эту загогулину и вставь вот сюда. Потом добавь вон ту хреновину и… да не эту… это не хреновина, это просто – хрень!
Правда, иногда гальванер становился серьезным и начинал сыпать совсем уж непривычными словами, вроде: контакт, соленоид, конденсатор… но вот как это можно понять? Но Семка не унывал, твердо решив, что разберется во всем.
– Ты что здесь делаешь? – грозно сдвинув брови, спросил Перфильев, обращаясь к мальчишке.
– А… – ошарашенно вскочил тот и, сдернув по привычке шапку, застыл, не зная, что ответить.
– Штраф захотел?! – продолжал яриться мастер. – Вот я тебя…
– Ты чего кипятишься, папаша? – не оборачиваясь к Никодимычу, прервал его Будищев. – Парню Владимир Степанович велел при мне быть.
– Это зачем еще?
– Ну, мало ли – пойди, подай, принеси… У меня не десять рук – то одно, то другое нужно, а малой заодно делу учится.
– А почему я об этом не знаю?
– Да кто тебя ведает, почему ты мышей не ловишь.
– Оно, конечно, Владимир Степанович – большой человек, но все ж таки…
– А Петр Викторович при этом был и возражать не стал!
Озадаченный мастер, немного потоптавшись и не зная, что еще сказать, двинулся прочь. Будищев был вхож к хозяевам и потому вел себя невообразимо дерзко для простого рабочего. Но те отчего-то ему покровительствовали, а ушлый гальванер наглел все больше и больше.
– Ишь ты, – восхищенно покачал головой Семка, боявшийся мастера до дрожи в коленях. – И как это у тебя выходит?
– Ты про что?
– Ну так Владимир Степанович про меня ведь ничего не говорил?
– А ты почем знаешь – говорил или нет? Тем более что Барановский опять в отъезде.
– А если хозяина спросит?
– Никодимыч-то? – ухмыльнулся Дмитрий. – Да он его боится больше, чем ты, и по пустякам беспокоить не посмеет.
– Бедовый ты! – не то с восхищением, не то с опаской протянул мальчишка.
– Ладно, давай посмотрим, что у нас получилось. Нажимай вон туда.
– Куда?
– На вон ту фигню…
– А меня этим, как его, током не ударит?
– Не боись!
– Ты давеча тоже так говорил, а эвон как шандарахнуло! Я думал – глаза вылетят…
– А кто тебя заставлял контакты голыми руками хватать? Не бойся, говорю, жми на кнопку.
Семка обреченно вздохнул и, мелко перекрестившись, ткнул пальцем в кругляшок. Неожиданно раздавшийся дребезжащий звонок заставил его в страхе отдернуть руку, а Дмитрий едва не захлебнулся от хохота, наблюдая за его испугом. Между тем осмелевший мальчишка нажал еще раз и, сообразив, что звонок происходит от его нажатия, расплылся в несмелой улыбке.
– Это что ж – я звоню? – ахнул он.
– Нет, пономарь на Исаакиевском соборе!
– И что же это получилось?
– Электрический звонок.
– И что с ним делать?
– А чего хочешь, то и делай. Можно на дверь входную, можно в банк для сигнализации…
– В банк?!
– Ну да. К примеру, входят к банкиру грабители и тычут револьвером в лоб – давай, мол, деньги. Тот им все отдает чин чином, а сам кнопку тайком нажимает.
– И что? – воскликнул Семка, живо представив себе и толстого банкира, и страшных разбойников с револьверами.
– Сам подумай.
– Их полиция споймает?
– Ага, или еще кто похуже.
– Это кто же хуже полиции?
– Ну, мало ли. Охрана банковская.
– А почему охрана хуже?
– По кочану! Полиции что – поймают да под суд отдадут. Ну, попинают малость – не без того, но без фанатизма. А вот охрана – та банкиру подчиняется, а ему навряд ли понравится, что какие-то обормоты его грабануть захотели. Так что они молиться будут, чтобы их побыстрее и не сильно покалеченных в околоток отправили.
– Ишь ты, – шмыгнул носом парень. – Теперь тебе, наверное, Петр Викторович награду выдаст за эдакое дело!
– Ага, и «орден сутулого»!
– Какой-какой орден?
– Первой степени, блин! Вот что, Семен, ты помнишь, чем я тут занимаюсь?
– Картечницей…
– Во-во. А о прочем – помалкивай. Понял?!
– Ага. А почему?
– А если будешь много вопросов задавать, я скажу Стешке, и она за тебя замуж не пойдет!
Подобная перспектива совершенно не обрадовала мальчишку, и он поспешно замолчал. Правда, у него роились в голове сомнения, что голос Дмитрия будет в таком деле решающим, однако возражать человеку, не боящемуся хозяина и в грош не ставящему мастера, он не посмел и принял угрозу к сведению.
Будищев же быстро разобрал звонок и, спрятав запчасти, вернулся к своей митральезе. Собственно, получившийся агрегат можно было уже называть полноценным пулеметом. Нужно только было довести конструкцию до совершенства, но как раз с этим были проблемы. В военном ведомстве, казалось, совсем забыли об удачном применении митральез в минувшей войне и не собирались финансировать новые разработки. Более того, уже имевшиеся картечницы отправлялись в арсеналы крепостей и складывались там на хранение. Но дело было даже не столько в финансировании, с этим Барановские, по крайней мере – на первом этапе, справились бы и сами. Но для доводки пулемета требовалось очень много патронов, а вот их-то военные предоставлять отказались наотрез.
Правда, была еще надежда на моряков. Совершенно блистательный дебют минного вооружения поставил перед всеми флотами мира задачу обороны от него. И ничего лучшего от этой напасти, нежели малокалиберная скорострельная артиллерия, придумать не получалось. А поскольку картечницы и митральезы проходили как раз по этому разряду, то в ведомстве великого князя Константина Николаевича[135] не могли не заинтересоваться подобной новинкой. Однако будучи до крайности стесненными в средствах, моряки желали купить уже готовую систему, а не вкладываться в разработку с неясной перспективой. Максимум – обещали выделить для испытаний пару тысяч бердановских патронов.
Надо сказать, Будищев не сразу понял затруднения своих фабрикантов Барановских. Казалось бы, всевозможное оружие и патроны к нему продавались совершенно свободно, покупай – не хочу! Он даже сходил в ближайший выходной в магазин охотничьих принадлежностей «Черепов и сынъ», чтобы поинтересоваться ценами. Приказчик – представительный господин с цепким взглядом – услышав, что потенциальный клиент желает приобрести огнеприпасы к винтовке системы Бердана, жестом фокусника выложил перед ним две картонные пачки.
– Извольте, господин.
– Ишь ты! – удивился Дмитрий, внимательно осмотрев маркировку. – Американские?
– Точно так-с. Иных не держим. Качество, сами понимаете.
– Неужто казенные патроны так плохи?
– Не то чтобы совсем плохи, – торговец изобразил на лице скепсис, – а все же американские лучше.
– И сколько стоит?
– За пачку – три рубля сорок копеек.
– За двадцать патронов?![136]
– Извольте видеть, господин, – голос приказчика стал извиняющимся. – В Северо-Американских Штатах патроны-то не больно дороги. Всего сорок три доллара за тысячу. Это на наши деньги сущие пустяки выходят – шесть рублей за сотню! Однако же доставка и интерес господина Черепова… сами понимаете.
– А если оптом брать?
– Так вам сколько надо-то?
– Ну, не знаю, хотя бы тысячи две для начала, а лучше – пять.
Если приказчик и удивился количеству, то виду не подал и на секунду задумался. Затем, привычным жестом пригладив волосы на и без того идеальном проборе, осторожно ответил:
– Партия приличная, и на нее вы можете получить порядочную скидку. Скажем, двенадцать рублей за сотню. Но надо будет подождать.
– И долго?
– Полагаю, недели три. Не меньше. Все же из Америки везти.
– А у вас сразу столько нет?