– Прости, Люси, а ты не запомнила номер бляхи у городового или еще что-нибудь?
– Нет, папа, – потупилась девушка, но, заметив тень раздражения на лице родителя, тут же нашлась: – Но когда полицейский представился брату, то сказал, что из второго участка Выборгской части.
Вернувшись в камеру, Дмитрий присел на свое место и крепко задумался. Дела шли куда хуже, чем он рассчитывал. Похоже, что Барановские крепко озло бились на своего гальванера за конфликт с мастером. Адвокат, присланный ими, вел себя так, будто его прислали не защищать Будищева, а напротив – помочь упечь его как можно дальше. Попадание Семена в больницу никто и не подумал связать с Перфильевым, более того, «защитник» прямо порекомендовал своему подопечному не усугублять своего положения и не наговаривать на почтенного человека. Никто происшествия с учеником не видел, а если мастер и дал тому лишний подзатыльник, так ведь это дело житейское. И вообще, не дело это, когда простые рабочие на фабричную администрацию с кулаками нападают. И если бы не тот давешний случай на полигоне, то о нем и вовсе никто бы не побеспокоился.
– Простите, у вас что-нибудь случилось? – отвлек его от размышлений Постников.
– Все нормально, – отмахнулся Дмитрий, не желая посвящать незадачливого канцеляриста в свои проблемы.
– Просто у вас такой вид… кстати, избитый вами молодой человек оказался мелким воришкой. Он в первый раз в околотке, но у него, оказывается, есть общие знакомые с здешним Иваном.
– С кем?
– Ну, с Котом. Он ведь по тюремной иерархии считается «Иваном».
– В авторитете, что ли?
– Да, можно сказать и так.
– А ты откуда знаешь?
– Ну, я же все-таки немного журналист. Умение разговаривать с людьми и узнавать подробности – мой хлеб.
– Что-то поздно ты спохватился, Николай Николаевич.
– Ваша правда, – вздохнул сиделец. – Сейчас я бы не совершил такой ужасной ошибки… Можно мне присесть?
– Нет.
– Понимаю. Ну, как хотите, просто у меня была любопытная информация для вас.
– Все равно – нет.
– Ладно. Но этот новичок, с которым вы так грубо обошлись, рассказал, что вы очень похожи… ой, кажется, к нам идут.
Не успевший договорить канцелярист мгновенно испарился, а к Будищеву уже подходил один из подручных Кота.
– Вас просят подойти, – состроил он умильную рожу.
– Раз просят – подойду.
– Ах, какие у вас прекрасные чеботы, – неожиданно всплеснул руками посланец, уставившись на опорки Будищева. – Будет жаль, если с вами что-то случится. Может, завещаете их мне?
– Я бы с радостью, – усмехнулся тот, – но все дело в том, что они уже завещаны.
Уголовник в ответ только усмехнулся, но интересоваться наследником и душеприказчиком по этому делу не стал, а как только они подошли к нарам Кота, и вовсе сделал вид, что его тут нет.
– Звал? – коротко поинтересовался Дмитрий у авторитета.
– Садись, в ногах правды нет, – без улыбки предложил тот.
– Ее нигде нет, – покачал головой Будищев, оставшись стоять.
– Это как сказать, – покачал головой глава местного преступного мира и перешел к делу: – Вопрос к тебе есть, мил человек.
– Спрашивай.
– А ты не перебивай старших! – вдруг окрысился Кот, мгновенно перейдя от ленивой небрежности к яростной агрессии. – Мы тут люди простые – богобоязненные, и всяких разных не любим!
– Ты про что?
– Да про то! Принесла птичка в клюве весть, что объявился какой-то солдатик черноусый, который себя посланцем нечистой силы объявил. Что скажешь?
– Ничего, – пожал плечами гальванер. – Солдатом я был, так ведь нас таких не одна тысяча в Питере. Усы носить тоже закон не возбраняет. А про «нечистую силу» я, кроме того, что батюшка в церкви говорит, ничего не ведаю.
– Ой ли?
– Вот тебе крест!
– Да врет он все, Кот! – вмешался, гундося из-за сломанного носа, молодой парень, пытавшийся согнать Дмитрия с нар. – Я его срисовал, когда он к Аньке-портнихе захаживал. А потом, как гадалка жаловаться стала, сразу все понял!
– Какая гадалка? – резко обернулся Будищев, вызвав приступ паники у обвиняющего его уголовника.
– Какая надо! – отшатнулся он.
– Ты – крохобор, вещи воруешь, а она находит?
– Тебе какое дело? Она положенное платит!
– А как платить не захотела, сказала, что у нее пенензы[141] нечистая сила отняла?
– Рябая врать бы не стала, – уже менее уверенно промямлил воришка.
– Конечно-конечно, – ухмыльнулся Будищев, – она же всем только истинную правду говорит!
– Кажись, усатый дело толкует, – хмуро заметил молчавший до сих пор щербатый.
Кот в ответ недовольно зыркнул, но возражать не стал.
– Ладно, живи покуда, – лениво процедил он, вернувшись в свое обычное состояние. – Но учти – я за тобой слежу, вдругорядь спрошу и за это!
Вернувшись на нары, Дмитрий тяжело свалился на них и с трудом перевел дух. Сердце стучало, на лбу выступили крупные капли пота, а спина и вовсе взмокла, будто он ворочал что-нибудь тяжелое. Разволновался так, что в разговоре с ворами стал употреблять польские словечки, будто это были евреи-маркитанты.
Кажется, он опять прошел по краю, едва не свалившись в ненужную ему пропасть. Какого черта он вздумал проучить старую бандершу – Ряполову? Можно подумать, ему Анна – родня или любовница! Да и мастера бить не следовало, по крайней мере, прилюдно; вполне можно было на него Барановским стукануть. Этому псу хозяйское неудовольствие хуже палки. Эх, Митя-Митя, что же ты творишь!
– С вами все в порядке? – раздался рядом шепот Постникова.
– Не дождешься, – с досадой отозвался Дмитрий.
– Ну что вы такое говорите! – даже обиделся бывший канцелярист. – Право, мне было бы очень неприятно, если бы с вами произошло какое-нибудь несчастье.
– Так еще ничего не кончилось.
– Вы думаете?
– Знаю.
– Это было бы очень печально.
– Тебе-то какое дело?
– Да так, – пожал плечами неудачливый чиновник. – Вы показались мне хорошим человеком, хоть и немного озлобленным. А как смело вы отвечали обвинявшим вас. Я бы так не смог!
– Точно, – засмеялся Будищев. – Зашел во двор, а там двадцать собак – еле отгавкался!
С вами бывает такое, чтобы очень хорошо начавшийся день вдруг, как по мановению волшебной палочки злобного колдуна, превратился черт знает во что? Вот с Максимом Евграфовичем Никодимовым – помощником околоточного – именно так и произошло. И началось вроде с мелочи, просто штабс-капитан Деревянко, придя на службу, как-то уж больно весело на него глянул – будто тот, прости Господи, в одних исподних на службу пришел.
Затем – появился адвокат господ Барановских и попросил встречи с задержанным Будищевым. Это бы и не страшно, потому как ничего тот арестованному не пообещал и помогать не собирался, – это по унылому виду дебошира было заметно. Однако же острое чувство несоответствия кольнуло старого служаку в грудь. Чего это баре своего поверенного прислали ради мастеровщины?
После этого городовой среднего оклада Ефим Ложкарев за каким-то бесом притащил к участковому артиллерийского офицерика. О чем они могли толковать, было решительно не понятно, все же – гусь свинье не товарищ, как и полицейский гвардейцу, а вот поди же ты!
– Случилось чего? – подозрительно спросил Никодимов.
– Да что вы, Максим Евграфович? – делано изумился тот.
– Не лги, Ефим!
– Да ничего не случилось, – не стал более запираться полицейский и доверительно подвинулся к начальнику. – А только чует мое сердце, поедет ваш свояк на каторгу!
– С чего бы это?
– Так ить мальчонку-то ученика он едва не до смерти покалечил!
– Какого еще мальчонку?
– Того, который в Петропавловской больнице лежит. Ожил болезный, да и показал, что мастер его избил. Стало быть, Будищевто его в отместку благословил. Вот оно как!
– Да что же это такое! – вскипел оскорбленный в лучших чувствах старый служака. – Где же видано, чтобы почтенного человека бить можно было за то, что он неслуха уму-разуму поучил?
– Так-то оно так, да только ведь поучить – это одно, а увечье нанести – совсем другое. А ну как малец калекой на всю жизнь останется?
– Погоди, – старый служака помотал головой, будто отгоняя наваждение. – А кто же за этого сопливого вступится, чтобы Перфильева под суд отдать?
– За ученика – никто, а вот у Будищева заступники нашлись, и коли дело быстро добром не кончится, так быстро все поднимут и по-другому повернут.
– Да что же за защитники такие?
– А эвон прапорщик барон Штиглиц пожаловали. Сказывают, что гальванер наш, еще когда на службе был, спас его от верной смерти!
– Как это?
– Вот чего не знаю, того не знаю, а врать не привык! Однако же чего бы в другом случае цельный барон в участок-то к нам заявился?
– Погоди-ка, он из каких Штиглицев?
– Из тех самых, Максим Евграфович!
– Твою же ма… – поперхнулся на слове полицейский, увидев, как прапорщик выходит из кабинета, со всем почтением провожаемый штабс-капитаном.
– Так я могу надеяться? – спросил молодой человек на прощание.
– Конечно, барон, – наклонил голову Деревянко. – Обещаю, что с вашим протеже обойдутся со всей возможной в подобном случае мягкостью. Все же георгиевский кавалер. Защитник Отечества!
– Честь имею, господа!
– Всего доброго, Людвиг Александрович.
Проводив артиллериста до двери, пристав ловко обернулся на каблуках и пристально посмотрел на помощника околоточного. Затем ухмыльнулся, будто тот и впрямь забыл дома шаровары, и, ни слова не говоря, вернулся к себе.
И, наконец, будто всего произошедшего было мало, через пару часов появился еще один адвокат – по виду немец – и с еле уловимым акцентом поинтересовался, можно ли увидеть дознавателя, ведущего дело Будищева.
– Как прикажете доложить? – почтительно спросил его полицейский.
– Александр Гофман, поверенный «Банковского дома Штиглиц», – с достоинством представился тот.