– Вы уж простите меня – дурочку необразованную, – если что не так, – начала свой рассказ дочь машиниста. – Только я просить пришла за Дмитрия. Не прогоняйте его, а?
– Какого Дмитрия? – переглянулись ничего еще не понимающие кузены.
– Ну, квартиранта нашего – Будищева!
– Ах, вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя – Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро все образуется, и он вернется к работе.
– Да он же не со зла! – горячо воскликнула девушка, но Петр Викторович ее перебил:
– Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла – избил пожилого человека!
– Так ведь он за Семку заступился!
– За какого Семку?
– Известно за какого – Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе.
– Это какого Трифонова, того, что в больницу угодил? Погоди, а при чем тут он?
– Так это же Никодимыч его избил!
– Какой Никодимыч… мастер Перфильев?!
– Ну да! Вот Дмитрий-то и взбеленился!
– Девочка, а ты ничего не путаешь?
– И ничего я не путаю! – сердито отвечала Стеша. – Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так.
– Подожди, одно дело – затрещину, это дело житейское, а другое…
– Уж не хотите ли вы сказать, кузен, – вмешалась Паулина Антоновна, – что одобряете подобные методы?
– Увы, дорогая моя, в управлении предприятием иногда приходится прибегать к мерам, далеким от гуманизма!
– Я ушам своим не верю!
– Не делай поспешных выводов, дорогая, – прервал негодование жены Владимир Степанович. – Это все, конечно, ужасно, но такова жизнь!
– Но неужели нельзя как-то иначе? – не сдавалась женщина.
– Отчего же нельзя – можно-с! – отвечал ее уже изрядно взведенный Петр. – Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Семка придет домой без своего обычного заработка?
– И что же?
– Известно что, – выпалила Стеша. – Отец его выдерет как сидорову козу!
– Вот видите! – продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. – И это будет куда неприятней затрещины от мастера.
– Ага, он у него на расправу лютый! – подтвердила девушка.
– Но не избивать же ребенка до полусмерти!
– Нет, конечно, но имело ли место подобное событие?
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Семку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял бы надлежащие меры!
– Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои?
– Разумеется, нет! Однако же эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев мог, не разобравшись, бог знает что себе вообразить и начать вершить «правосудие».
– Кстати, это на него похоже, – поддакнул Владимир Степанович.
– И ничего он не вообразил, – снова вмешалась Стеша. – Я у Семки в больнице была, и он мне все рассказал!
– Вот видите! – обрадовалась Паулина Антоновна. – Что я вам говорила?
– Это меняет дело, – задумался Барановский-старший. – Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте, и мы бы приняли надлежащие меры.
– Я же говорил, что надо помочь нашему гальванеру, – сокрушенно вздохнул его кузен.
– Да ничего страшного, – пожал плечами Петр. – Сегодня же отправлю поверенного проверить эти обстоятельства – и, если все подтвердится, уже завтра он будет на свободе…
– Да он уже на свободе! – воскликнула дочь Степаныча. – Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.
– Как «на свободе», когда?!
– Так вчера еще. Только мужики наши возвращаться с работы начали, так и он появился.
– Ты что-нибудь понимаешь? – удивленно спросил у кузена Владимир.
– Нет, а ты?
Тут в комнату, где проходили столь оживленные переговоры, вплыла пышная фигура горничной.
– Так на стол подавать или нет? – певучим голосом поинтересовалась она. – Остынет же!
– Да, конечно же, подавай, Глафира, – обрадовался возможности закончить неприятный разговор под благовидным предлогом Владимир Степанович. – Господа, прошу к столу.
Его кузен, очевидно, испытывавший те же чувства, поспешно согласился и проследовал в столовую. За ним двинулся хозяин квартиры, и только Паулина Антоновна немного задержалась.
– Милочка, я за всеми этими волнениями совсем забыла спросить – не голодна ли ты? – спросила она у о чем-то задумавшейся Стеши. – Если да, то я сейчас же распоряжусь…
– Что вы, барыня, – смутилась девушка. – Сытая я. Да и домой мне пора уж, а то батюшка заругает, если узнает, куда я бегала.
– Тогда не буду тебя задерживать. Ступай и ни о чем не беспокойся. Я обо всем позабочусь.
– Благодарствую. И простите меня, дурочку необразованную, если что не так сказала.
Выпалив это, дочка машиниста поспешно покинула квартиру фабриканта, и лишь оказавшись на улице, перевела дух.
– Так вот ты какая – Глафира, – пробормотала она, и взгляд ее на мгновение стал острым, будто бритва. – Ну ничего, я тебе когти-то подкорнаю, кошка драная!
В воскресенье весь Петербург стремится покинуть душный и пыльный город, чтобы хоть на краткий миг забыть о многочисленных заботах и оказаться где-нибудь поближе к природе. Люди состоятельные снимают для этого дачи, где и живут в свое удовольствие. Публика попроще обходится пикниками. Разумеется, и в этом деле есть градация. Одни отправляются за город в наемном экипаже и, заняв со своими спутниками целую поляну, проводят время весело и непринужденно. Другие же, положив в корзинку нехитрую снедь, сначала путешествуют до окраины на конке, потом идут пешком и, оказавшись в замусоренной преды дущими отдыхающими роще, с трудом находят себе более или менее чистый уголок для скромного отдыха.
Среди многочисленных компаний, выехавших в тот день на природу, совершенно затерялась одна, состоявшая из двух очаровательных барышень и их кавалеров – представительного господина и двух молодых людей.
Прислуги у них с собой не было, но, пока юноши пытались развести огонь в самоваре, дамы быстро расстелили большую скатерть и разложили на ней прихваченные с собой припасы. Для пикника все было готово, но похоже, что к их компании должен был присоединиться кто-то еще.
– Удивляюсь я вам, Гедвига Генриховна, – рассыпался в комплиментах молодой человек постарше. – Все-то у вас в руках спорится. Что платье сшить, что на стол накрыть.
– Что же тут удивительного, Григорий, – улыбнулась в ответ девушка. – Я с детства привыкла помогать матери по хозяйству. Поэтому мне всякое дело привычно.
– Но вы все делаете с таким изяществом…
– Оставьте, Гриша, – мягко остановила она его. – Мы ведь здесь, кажется, по делу?
– Да-да, конечно, – спохватился тот и воровато оглянулся, не обратил ли еще кто внимание на то, как он распустил хвост.
Однако Ипполит Сергеевич был занят лошадью, Искра, как обычно, погружена в свои мысли, а Аркаша вообще никого, кроме нее, не видел, хотя и старался держаться поодаль.
– Что с бедным мальчиком? – поинтересовалась модистка. – В последнее время он сам не свой.
– Влюблен-с, – ухмыльнулся в ответ студент.
– Это вовсе не новость, – покачала головой девушка.
– Вы заметили?
– Тут и слепой бы заметил. Но я также вижу, что с ним определенно что-то происходит. Вы не знаете – что?
– Взрослеет, – пожал плечами Григорий, отлично знавший, после чего именно бедолага-гимназист ходил как мешком ушибленный.
– Но где же Максим? – обеспокоенно спросил Крашенинников, распрягший, наконец, пролетку и вернувшийся к компании. – Пора бы ему и появиться с новым знакомым.
– Кстати, а кто этот таинственный «новый знакомый» нашего друга? – спросила Гедвига. – Вы только и делаете в последнее время, что шепчетесь о нем, так что я совершенно заинтригована.
– Не знаю, – с деланым равнодушием ответил Григорий и отвернулся. – Я никогда его не видел.
Услышавшая ответ Искра поморщилась от столь неприкрытого вранья, но вмешиваться не стала и принялась отгонять мух от провизии. Аркаша сделал робкую попытку помочь ей, но, наткнувшись на внимательный взгляд, еще больше стушевался.
– А вот и они! – воскликнул Ипполит Сергеевич, заметив подходивших к ним двух молодых людей.
Хотя Максим был настоящим богатырем, его спутник совершенно не терялся на его фоне. Тоже довольно рослый, но более сухой телосложением, с приятными чертами лица. Впечатление немного портили фатоватые усики, придававшие ему несколько легкомысленный вид, но внимательный и цепкий взгляд выдавал в нем человека бывалого и решительного.
– Здравствуйте, товарищи! – шумно поприветствовал собравшихся мастеровой. – Вот, привел к вам, как и обещался, своего нового друга. Это – Дмитрий, прошу, как говорится, любить и жаловать!
– Чрезвычайно рад знакомству! – церемонно заявил Крашенинников и протянул руку.
– Взаимно, – хмыкнул Будищев в ответ и крепко пожал ее.
Окинув быстрым взглядом поляну, он тут же узнал побледневшую и переменившуюся в лице Гесю, а также ее спутницу, бывшую с модисткой в магазине Линдстрема.
– Слышал о вашем деле, – продолжал Ипполит Сергеевич после церемонии представления. – К сожалению, я слишком поздно узнал о нем, а то бы немедля вмешался. Помочь человеку, вступившемуся за ребенка, я полагаю священным долгом…
– А вы – прокурор? – бесцеремонно перебил его новый знакомый.
– Нет, я – адвокат, – отозвался Крашенинников, которого трудно было сбить с толку вопросом. – И всегда готов прийти на помощь к невинно пострадавшему.
– Тоже неплохо. Но это не про меня.
– В смысле? – смешался-таки оратор.
– Ну, я к «невинно пострадавшим» точно не отношусь, – охотно пояснил Дмитрий. – Я реально дал мастеру по физии, за что и загремел в участок.