– Да за кого вы меня принимаете? – возмутился граф.
– А вы меня? – улыбнулся в ответ Будищев.
– Хорошо, вы получите наличными. Но мне нужны гарантии.
– Хотите – икону поцелую?
– Подите прочь! Когда все будет готово, вас известят.
– Вот это деловой разговор.
Как и следовало ожидать, записка графини Блудовой оказала на больничное начальство самое благоприятное действие. Во всяком случае, тяжелая, окованная железом калитка отворилась, и Дмитрия с Семкой пустили внутрь лечебницы. Против ожидания, там оказалось далеко не так мрачно, как можно было подумать, но забранные решетками окна, неистребимый запах карболки и хмурые физиономии санитаров четко намекали, что здесь далеко не санаторий.
Когда они зашли в палату, Степанида Филиппова с безучастным видом сидела на кровати, обхватив ноги руками, и от всей этой позы чувствовалась такая безысходность, что даже Будищеву, ко всему привычному, стало не по себе. А Семен – тот просто кинулся к девушке и, едва не плача, спросил:
– Стеша, ты меня узнаешь?
– Сема, – еле слышно прошептала она в ответ.
– Дмитрий Николаевич, она меня узнала! – радостно закричал в ответ парень, обернувшись к своему наставнику.
– Уже хорошо, – буркнул тот, внимательно разглядывая обстановку.
– Стешенька, родная, как хорошо, что тебе лучше, – радостно продолжал мальчишка.
– Не шуми, малец, – одернул его сопровождавший их санитар. – Не положено тут кричать. Больные – они от крика могут и испугаться, или еще чего.
– Что, бывали случаи?
– Так ить сумасшедшие, – пожал плечами медработник.
– Чего-то она совсем осунулась, – обеспокоенно заметил Будищев.
– Известное дело, харч не как у родной маменьки, – не стал спорить санитар.
– Как она себя ведет?
– Это вы господина доктора спросите.
– А я у тебя спрашиваю!
– Да все больше тихо.
– А что, есть и буйные?
– Есть, как не быть. Давеча соседку ее в смирительную рубаху запеленали да водой отливали холодной. Для того, значит, чтобы в чувство привесть.
– Охренеть!
– А куды деваться? Ладно, вы если желаете, побудьте тута, а у меня дел по горло.
– Подожди, любезный, а нельзя ли чаю горячего организовать?
– Отчего же нельзя, пожалуйте пятачок, так я мигом! Вы не подумайте чего, это не мне одному.
– Держи.
– Сей секунд!
– Ну что, Сема, – вздохнул Дмитрий. – Доставай гостинцы. Надеюсь, не все слопал, пока меня ждал?
– Грех вам такое говорить! – даже обиделся мальчишка. – Нешто я совсем без понятия?
– Ладно-ладно! – одними глазами улыбнулся в ответ Будищев.
– Стешенька, возьми конфетку, она сладкая, – протянул лакомство девушке Семка.
Но та лишь сильнее сжала руки на коленях, так что побелели пальцы, и не тронулась с места. Парень, сгорая от жалости, попытался вложить ей сладость в руку, но неожиданно вскрикнул и отшатнулся.
– Ой! Что это?
Дмитрий удивленно посмотрел туда, куда показывал Семен, и едва не выругался. На теле девушки сквозь ворот на грубой рубашке был отчетливо виден синяк.
– А вот и чай поспел, – прогудел вернувшийся в палату санитар, устанавливая на стол чайник и пару чашек. – Извольте, господа…
– Послушай, человече, – почти ласково спросил его Будищев, – а что это за отметина у вашей пациентки?
– Дык, всяко бывает, – развел тот руками, но затем, очевидно, что-то поняв по взгляду бывшего унтера, сразу стал серьезным. – Вот что я скажу вам, господин хороший. Уж коли вы за девицу эту печетесь, так и заберите отсюдова от греха!
– От какого греха?
– От того самого, покуда ничего еще не приключилось!
– Ты что хочешь этим сказать?
– Ничего я говорить не хочу, и так уже много языком натрепал, а мне тут еще служить!
– Заберите меня, – так же тихо прошептала девушка и зарылась лицом в колени.
– Твою дивизию, – сокрушенно покачал головой Будищев. – Хотелось как лучше, а получилось как всегда!
– Что делать-то будем? – тихо спросил Семка.
– Чай пока пейте, – отозвался наставник. – А меня пока этот добрый человек к главврачу проводит.
– Нету их сегодни.
– А тот хмырь, что разрешил нам посещение?
– Так то дежурный сегодняшний, их благородие Вернер Петр Карлович.
– Ну что ты будешь делать, куда ни плюнь, то благородие, то превосходительство. Некого и на хрен послать!
– Это верно, – ухмыльнулся санитар. – Чего же не проводить, провожу. Только вы не очень-то шумите с ним, а то враз в соседней палате окажетесь. Тут всяких видали.
– Не знаю, про что ты говоришь, милейший, а я человек тихий и богобоязненный, – ответил ему Будищев и ловким движением достал из кармана рублевую ассигнацию. – Только найди себе дело где-нибудь в дальнем конце вашего богоугодного заведения, пока я толковать с этим самым благородием буду.
– Это можно, – усмехнулся в бороду медработник.
Дверь в ординаторскую, или как там называлось это помещение, отворилась с противным скрипом, и Дмитрий снова оказался перед Вернером. В первый раз он не стал его рассматривать, будучи занят своими мыслями, но теперь в глаза ему сразу бросились расширенные зрачки, вялые движения и не слишком чистый крахмальный воротничок дежурного эску лапа.
– Что вам угодно? – тусклым голосом с легким немецким акцентом спросил тот у вошедшего.
– Мне угодно забрать отсюда Степаниду Филиппову. Извольте немедленно составить необходимые документы.
– На каком основании?
– А вы что, записку ее сиятельства невнимательно прочитали?
– Графиня Блудова, конечно, важная персона, но не врач, чтобы решать, кто нуждается в лечении, а кто нет. К тому же, насколько я помню, там не было ни слова о том, что вы можете забрать пациентку. Вам лишь разрешалось беспрепятственное посещение…
Дмитрий с сомнением посмотрел на чиновника в мундире медика. Первоначально, направляясь сюда, он рассчитывал припугнуть доктора именем тетушки, но, похоже, того сейчас было этим не пронять. Оставалось действовать силовыми методами, но последствия в случае неудачи могли быть катастрофическими.
Его размышления прервал осторожный стук в дверь, после чего она открылась, и в получившуюся щель просунулся невзрачный молодой человек с бегающими глазками.
– Позвольте, Петр Карлович?
– Что вам еще, Сурмин? – недовольно отозвался Вернер.
– Да у меня тут деликатное дело-с, – заюлил тот, глядя на Будищева.
– Не смею более вас задерживать, – легко кивнул в сторону Дмитрия правильно понявший посетителя врач. – И передайте ее сиятельству, что если ей так угодно, то на ближайшем консилиуме мы рассмотрим возможность выписки этой, как ее… Степаниды Филипповой.
– Как Филипповой? – переполошился вошедший. – Ее совершенно нельзя выписывать! Она не в том состоянии…
– Замолчите, Сурмин, – поморщился доктор. – Откуда вы можете это знать, ведь вы же не врач, а только фельдшер. Причем не из лучших!
– На клубничку потянуло? – участливо спросил у молодого человека Будищев.
– Простите, я вас не понимаю, – пролепетал тот, пряча взгляд, но договорить не успел, поскольку кулак бывшего унтера выбил у него из легких весь воздух.
– Что вы себе позволяете?! – на секунду вышел из состояния апатии Вернер, но тут же стих, с испугом глядя на наставленный на него револьвер.
– Господин доктор, – бесстрастным голосом заявил Дмитрий, – извольте отдать мне документы Филипповой.
– Вы не сможете отсюда выйти, – попытался возразить тот. – По крайней мере, с ней.
– Может, и так, – не стал спорить Будищев. – Но начнется разбирательство, в течение которого непременно всплывет то, что этот ублюдок с крысиным лицом насилует пациенток, а вы его покрываете. Он, вероятнее всего, пойдет на каторгу, а вы, может, еще и выкрутитесь. Ну а что, в Туркестане тоже врачи нужны!
– Это правда? – вопросительно посмотрел на фельдшера Вернер.
– Не было ничего! – захрипел тот, пытаясь привстать с немытого пола. – Петр Карлович, как на духу, не было у меня с ней ничего! Врет она. Ей-богу врет! Ну, разве шутейно раз хлопнул по заду, а она кусаться, зараза!
– Какая мерзость! – скривился немец. – Но все равно я не смогу выписать пациентку. Однако твердо обещаю, что этот негодяй более пальцем не прикоснется…
– Доктор, чем вы ужалились? – прервал его Дмитрий.
– В каком смысле?
– Что вы приняли – морфин, кокаин, или просто водки жахнули?
– Кокаин, – недоуменно пожал тот плечами. – Это такое средство для улучшения мыслительной деятельности[176].
– Я знаю. И вам срочно нужно добавить, а то вы совсем тормозите!
– Вы думаете?
– Выбирайте, дурь в ноздрю – или свинец в голову?
– Доннерветтер![177]
Через несколько минут Будищев снова появился в палате Стеши и бросил ей сверток с одеждой.
– Держи.
– Что это? – испуганно спросила девушка.
– Твой новый наряд. Одевайся скорее.
– А почему одежа мужская? – недоуменно спросил Семка.
– Потому что матриархат еще не построили, – непонятно ответил Дмитрий. – И вообще, отвернись, не видишь, стесняется девчонка.
– Сам чего смотришь! – смущенно буркнул покрасневший до корней волос мальчишка.
– Поумничай еще! – усмехнулся наставник, но тоже отвернулся. – Мне Стеша, может быть, как сестра.
– А мне…
– А ты на ней еще не женился, так что помалкивай.
– Я готова, – подала голос девушка.
Курточка и штаны, снятые с Сурмина, были ей почти впору, фуражка немного слезала на глаза, но это сейчас даже было к лучшему. Ботинки на ногах откровенно болтались, и вообще, маскарад был так себе, но ничего лучшего сейчас найти было нельзя.
На их счастье, в этот момент в больницу за какой-то служебной надобностью приехал жандармский офицер. Строгий привратник вздумал было и его не пустить, но суровый штабс-капитан в ответ так застращал старика арестом, что тот, и думать забыв про пропускной режим, сам повел его к начальству. Воспользовавшись этой суматохой, Дмитрий, Семка и переодетая в мужской наряд Стеша покинули негостеприимное богоугодное заведение.