Пожалуй, он бы продолжал не обращать на нее внимания, но в последний день перед выходом в продуктовый рейд произошло событие, несколько выбившее его из колеи. После ужина он проходил мимо женской половины лагеря (отчуждение между ними осталось, равно как и дистанция в сотню метров) и услышал визг. Хороший такой визг, ядреный, какой бывает, когда кого-то бьют смертным боем. Похоже, в дамском коллективе происходили нешуточные разборки. Не то чтобы его интересовали чужие терки, но и смертоубийства под боком не хотелось. Кроме того, вопли действовали на нервы, поэтому диверсант решительно направился в сторону драки.
По мере приближения слышимость улучшалась, вопли распались на вполне различимые слова и выражения. Александр даже приостановился послушать. Будучи выходцем из времени, когда информация льется буквально отовсюду, из радио, из телевизора, из Сети, он умел быстро отсекать лишнее, выделяя основу. Вот и сейчас из несвязанных вроде бы воплей он сумел понять простую вещь: тетя Нюра таскала Настю за волосы, выливая на нее целую груду обвинений. Простых, кстати, обвинений. Оказывается, девушка была перед самой войной посватана за ее младшего сына. Александр только головой покрутил, тогда ей было лет пятнадцать еще, оригинальные здесь нравы. Впрочем, в глубинке они могут быть какими угодно.
Так вот сейчас эта самая тетя Нюра параллельно рукоприкладству ругала девушку, потому что та, по ее мнению, вместо того, чтобы терпеливо ждать возвращения жениха, заглядывается на других парней. Конкретно на Александра, хама и мерзавца, у которого полностью отсутствует уважение к старшим. Все остальное, что она говорила, было не более чем эмоциями окончательно сдуревшей бабы. Ах да, еще она прошлась по Евгении и прижитом ей ублюдке, но так, вскользь. Очевидно, личных претензий тетя Нюра к ней не имела.
Слушать дальше Александр не стал. Шагнул в освещенный неверным светом костра круг, коротко ткнул тетю Нюру кончиками пальцев в горло. Женщина моментально заткнулась и принялась хватать воздух ртом, сейчас ее наверняка больше всего заботило, как бы не задохнуться. Ну и зря, он бил так, чтобы вырубить звук, но не более, хотя убить, честно говоря, было бы легче. Просто не дозировать силу удара, а разбить гортань, и все, медленная и крайне мучительная смерть от удушья гарантирована. Но ему просто хотелось прервать творящееся вокруг непотребство, что он и сделал.
– Так, курицы. Если еще раз кто-то устроит тут драку, будет хуже. Все замолчали и спать.
Послушались его моментально, все же решительность и отсутствие комплексов на тему «не убий» внушают людям страх и инстинктивно заставляют подчиняться. Он, собственно, и не сомневался в результате, обвел всех тяжелым, как свинец, взглядом и зашагал к себе. И почти сразу услышал за спиной легкие шаги.
Оборачиваться он не стал, тем более идущий, точнее, идущая приблизиться не пыталась. Боялась, наверное, и, кстати, совершенно зря. Ну, ее проблемы. Не обращая больше внимания на девушку, стрелок дошел до края оврага, сел, свесив вниз босые ноги, за последние дни привык ходить босиком, совершенно перестав обращать внимание на попадающиеся сучки. Вздохнул:
– Подходи. Садись. Говори.
Настя подошла, села рядом, несколько секунд помолчала, а потом попросила:
– Пожалуйста, не сердитесь на…
– Я не сержусь, – чуть более резко, чем хотел, оборвал ее Александр. – В конце концов, это ваши те… споры. Только объясни мне, ради всех святых, почему ты за эту дуру старую постоянно заступаешься?
– Ну, она старше и…
– И что? – Вот ведь как, и не хотелось, а все равно опять оборвал.
– Старших надо уважать, – с такой убежденностью ответила девушка, что Александр даже позавидовал на миг столь незыблемым жизненным принципам. Правда, его мировоззрение в корне отличалось, поэтому он только пожал плечами:
– Ее возраст – только ее проблемы.
– Да вы что… Они нас вырастили, воспитали!
Александр не ответил. Какая-то, может быть, даже очень немалая часть истины в словах девушки, несомненно, была, но терпеть чье-то хамство только на основании того, что этот самый хам старше, абсолютно не в его характере. Спорить тоже не хотелось, поэтому он только усмехнулся про себя и помассировал виски, голова с утра побаливала, наверное, к смене погоды. В принципе, уже два дня висела низкая, давящая на нервы облачность, а сейчас ветер поменялся, и тучи разнесло. От женских криков разболелась еще сильнее. Впрочем, стрелок уже выпил аспирин, и теперь сдавившие голову тиски вроде бы разжимались. Чуть-чуть помолчали, потом Александр спросил:
– Слушай, как тебя в невесты-то занесло? Вроде сопля-соплей.
Девушка аж голову вскинула от негодования, но потом, увидев, что за ней наблюдают через полуопущенные веки и притом смеются, тоже прыснула в кулачок.
– Да у нас так принято. Родители между собой сговариваются, вот и все.
– Редкий бред, – прокомментировал он, хотя, конечно, понимал, что в такой освященной веками традиции кое-какие рациональные моменты тоже имелись. Родители – они ведь своим детям плохого не посоветуют, другое дело, минусов не счесть. – Давать за себя решать никому не стоит.
– Да много вы, городские, понимаете!
Ну вот, начался извечный спор между городом и деревней, столь же древний, сколь и бесперспективный, как философские размышления о курице и яйце. Спорить особого желания не было, но и оставлять девчонке последнее слово не хотелось.
– А тебе самой-то приятно такое положение вещей?
– Стерпится – слюбится…
– Я не про это.
– Не знаю. – Девушка задумчиво подперла кулачком подбородок. Как ни странно, это делало ее немного старше. – Вот вернется…
– Не вернется, – глухо отозвался Александр и выругал себя за это, не хотел ведь говорить.
– Что? Вы что-то знаете?
– Знаю, – сказал «А», говори и «Б», да и не все ли равно теперь. – Он у тебя с какого года?
– С двадцать четвертого…
– Из ста его сверстников вернутся домой четверо. Твой жених, очень может быть, даже до призывного пункта не добрался, немцы дороги бомбили, да ты и сама об этом знаешь. А сейчас на фронтах идет самая настоящая мясорубка. Погибнет тридцать миллионов человек. Война продлится еще три года.
– Что вы говорите! Вы! Вы!
Александру показалось, что девушка сейчас его ударит, во всяком случае, даже замахнулась… и вдруг заплакала. Поняла, наверное, что слышит горькую и жестокую, но правду. Стрелок вздохнул:
– Так и будет. Может, он и выживет, но шансов, сама понимаешь, немного. Прости.
Девушка вскочила, волосы, заплетенные в косу, мотнулись так, что едва не хлестнули его по лицу. Закрыв лицо руками, она бросилась прочь. Сейчас рушился весь привычный для нее мир. Мир, в котором их страна самая-самая. Самая большая, самая мирная, самая дружная и самая сильная. Он и так-то дал трещину, когда пришли немцы, а сейчас и вовсе осыпался мелким песком. А человек, так неожиданно и больно ее ударивший, остался сидеть, мрачно глядя на небо – чистое, без луны, зато покрытое множеством светящихся точек. И звезды равнодушно висели на небосклоне, им нет дела до маленькой драчки на богом забытой планете. Игрушечной по меркам Галактики войны, в которой гибли самые настоящие, живые люди.
Утром, когда напарники отправились в поход за продуктами, их никто не провожал. Не больно-то и хотелось, если честно. Александр был злой, невыспавшийся, да и Павел тоже. Ну, с этим-то все понятно, он вообще ярко выраженная сова, ему ранние подъемы как по горлу острый нож, а вышли диверсанты с рассветом. Александр же, в силу специфики профессии, приучился и спать, и вставать когда необходимо, поэтому обычно не испытывал неприятных ощущений. Зато с вечера никак не мог уснуть, настроение после спонтанного разговора испортилось в хлам, и он долго ворочался, ругая себя за непроходимую тупость и длинный язык. Впрочем, периодически свойственный многим русским приступ самобичевания довольно быстро прошел, и, успокоив себя мыслью, что как получилось, так и получилось и эти люди ему никто и звать их никак, Александр все же отключился. Выспаться все равно не успел, возможно, и к лучшему, напарники были злые, решительные, шагали вперед с твердым намерением набить кому-нибудь морды.
В качестве источника продовольствия решили выбрать все ту же деревню, которую один раз уже раскулачивали на тот же предмет. Логика проста: если те прогнулись один раз, прогнутся и во второй, тем более живут неплохо, а значит, есть что взять, и деревенские от подобного кровопускания ласты не склеят. По той же причине не взяли лошадь, на месте прихватят, в деревне их до хрена, а тем же беженцам, когда они уйдут, лишняя кобыла, а лучше две очень даже пригодятся. Нехорошо, конечно, но тамошним умникам их табун тоже, можно сказать, на халяву достался, поэтому ничего страшного, поделятся.
Правда, сейчас их возможности по быстрому перемещению оказались куда более ограниченными, чем в прошлый раз. Александр еще не до конца оправился от болезни, и это сильно сказалось на его выносливости. Он, конечно, старался не подавать виду, но поддерживать прежний темп не смог. Пришлось чаще останавливаться, да и шли медленнее, в результате до деревни напарники добрались только на третий день, ближе к обеду.
А там ничего не изменилось. То есть абсолютно. Такие же сонные местные, так же безмятежен комендант, правда, очевидно, для разнообразия, не на рыбалке, просто отдыхал, лежа в тенечке под деревом – денек выдался жаркий. Словом, лепота, будто и нет вокруг войны, не приезжали каратели, чтобы сжечь дотла соседнюю деревню, не перебили ее жителей в отчаянном ночном бою. И вроде бы не болтаются по лесу диверсанты, сумевшие не только перебить карателей, но и в самой этой деревне шороху навести. Впрочем, их-то местные ничуточки не боялись, наверняка думали, что лихая парочка давно уже сделала ноги и умотала куда подальше. Ну-ну, каждый имеет право на заблуждения.
Появление диверсантов на улице деревни произвело эффект то ли разорвавшейся бомбы, то ли рычания невесть откуда взявшегося тигра. Проще говоря, улица мгновенно опустела, люди разбежались по домам – урок, преподанный им недавно, явно пошел на пользу. Честно говоря, Александр больше всего опасался, что в них шмальнут с перепугу или из чувства мести, все же их односельчан недавно положили. Однако обошлось без эксцессов, очевидно, народ здесь куда больше интересовался целостностью собственной шкуры, чем абстрактной местью. На что способны эти двое, даже голые и босые, здесь уже убедились, сделали соответствующие выводы, и потому напарники беспрепятственно прошли к дому, во дворе которого находился комендант. Правда, он успел отреагировать, когда Павел толкнул калитку, немец уже был в мундире и с пистолетом, но достать оружие из кобуры даже не попытался, отлично понимал, что его изрешетят прежде, чем он успеет его поднять.