– Нет, – ответил тот. – Ничего.
– Никаких посторонних машин, стоящих рядом с домом, никаких странных ощущений, будто за тобой наблюдают в бинокль, никаких случайных совпадений, вроде одного и того же незнакомца, с которым ты постоянно сталкиваешься?
– Я не обращал внимания. Но мне хочется думать, что такое я заметил бы.
Боб рассказал другу о вчерашнем происшествии.
– Никки ничего не почувствовала бы и не увидела, если б ничего не было.
– Я на несколько дней перейду на «желтый» уровень опасности, – сказал Ник.
– Очень признателен. Понимаешь, меня беспокоит не то, что Никки может ошибаться. Я боюсь, как бы она не была права. Потому что в этом случае ребята знают свое дело, и как только Никки их засекла, они отступили. Но как они поняли, что их раскрыли?
– Интересный вопрос.
– Они настолько хорошо знают свое дело, что либо их не существует, либо они – высококлассные опытные оперативники, а такой талант стоит недешево; следовательно, тот, кто за ними стоит – опять же, если он существует, – вкладывает в эту операцию большие деньги.
– Похоже на то, – согласился Ник.
– А теперь я задам тебе вот какой вопрос: ты знаешь о моем деде все, что знаю я, ты знаешь все, что я разузнал, а возможно, даже больше, потому что ты читал архивы гораздо внимательнее меня. Так вот, ты можешь назвать хоть одну причину, почему это заинтересовало кого-то еще?
– Кого-то еще? У тебя есть какие-нибудь мысли?
– Абсолютно никаких. Но, в конце концов, меня знают в Управлении[36], меня знают в вашей конторе, меня знают в других несуществующих ведомствах, прячущихся за аббревиатурами, так что, возможно, в одном из них на меня завели новое дело.
– Быть может, это налоговая служба. Ты платишь налоги?
– Неизменно более чем щедро.
– Никаких алиментов, черных выплат, долгов, никаких разгневанных мужей, крупье, защитников окружающей среды, ничего по сделке о продаже участка?
– Не думаю. Я ничего не вижу.
– Ну, может быть, Управление или Министерство внутренней безопасности решили привлечь тебя в качестве консультанта по борьбе с терроризмом, специальность «снайперское искусство», и сейчас тебя скрытно проверяют, прежде чем сделать предложение, потому что если ты занимаешься чем-то нечистым, с тобой лучше не связываться.
– Возможно. Вот только последние несколько месяцев я лишь сидел на крыльце как истукан, затем вдруг сорвался в этот маленький крестовый поход, чтобы разузнать все о человеке, которого нет в живых с сорок второго года, – и внезапно где-то что-то зашевелилось…
– Никаких завязок с организованной преступностью?
– По крайней мере я ничего не знаю. Возможно, падение старого хрыча в глазах Бюро как-то связано с мафией, но честное слово, это же было больше восьмидесяти лет назад. Кому сейчас до этого какое дело?
– Ладно, – сказал Ник, – если ты по-прежнему думаешь о каком-то заговоре, мой опыт однозначно утверждает, что, если заговор, хотя бы потенциальный, действительно существует, в большинстве случаев причина этого одна: не информация, не месть, не справедливость, не гнев, а только деньги. Доллары.
– Очень дельное замечание, и я согласен, что мотив прибыли объясняет практически все.
– Итак… где забытые сокровища? Под крестиком на том детском плане, что нарисовал твой дед? Где клад? У тебя появилась надежда найти пропавшие миллионы Джона Диллинджера? Малыш Нельсон украл картину одного из старых мастеров? Кто-нибудь из ребят крал бриллианты, акции компании, которая впоследствии стала «Ксероксом»? Сделки о продаже земли, карты золотых приисков?
Это был тупиковый вопрос.
– Не ходившая в обращении тысяча, найденная в сейфе. Быть может, кто-то думает, что таких бумажек много, хотя я не могу в это поверить, поскольку в те дни суммы были гораздо меньше. На всех своих ограблениях Диллинджер украл около ста пятидесяти тысяч, а Малыш тут здорово от него отстал. Так что даже если под крестиком на плане спрятаны сто пятьдесят «кусков», по нынешним меркам это немного.
– Да, немного.
– И даже если б это действительно было так, появление крупной суммы в подобных купюрах тридцать четвертого года привлекло бы большое внимание.
– Совершенно верно, – согласился Ник. – Так что если мыслить категориями богатства, заключенного в небольших размерах, которое может быть спрятано под крестиком, наиболее вероятными кажутся алмазы, потому что в маленьком чемоданчике поместится камушков на несколько миллионов. Крупные камни без огранки, нигде не зарегистрированные. Ради этого уже имеет смысл предпринять какие-то телодвижения.
– Я не вижу ничего указывающего на алмазы. Впрочем, я не вижу вообще ничего. Эти ребята из сельской глубинки жили сегодняшним днем – забирали наличные и тотчас же их тратили. Я не понимаю, каким боком тут могут оказаться спрятанные сокровища.
– Много вопросов и никаких ответов.
– Быть может, все это плод моего воображения… Но тут есть еще кое-что.
– И что же?
– Я абсолютно лишен воображения.
Часть третья
Глава 25
Линкольн-авеню, Чикаго
22 июля 1934 года
Повсюду на девятнадцатом этаже царила шумная суета. Молодые агенты не могли сидеть за работой, хотя сегодня было воскресенье, и бродили по комнатам, образуя тут и там кучки, возбужденные и встревоженные. Все непрерывно курили, и тяжелые вентиляторы под потолком выгоняли дым через открытые окна в перегретый чикагский воздух. Сегодня температура опять должна была зашкалить за сотню по Фаренгейту[37], хотя молодежь находилась в таком состоянии, что вряд ли способна была это заметить. Туалет постоянно был занят, никто ничего не ел, никто не мог сидеть на месте. Одни непрерывно болтали, другие хранили молчание, кто-то бесцельно бродил с мечтательным выражением лица.
Только в одной комнате можно было найти спокойствие. В арсенале. Поскольку задержание должно было произойти в людном месте, в кинотеатре «Марбро», жарким вечером там должно было быть полно народа, ибо кондиционеры могли предложить хотя бы временную защиту от молота-жары и наковальни-влажности, Сэм категорически постановил: никакого длинноствольного оружия. «Томпсоны», винтовки «Браунинг» и ружья «Модель 11» оставались в стеллажах в сейфе, за запертой и опечатанной дверью, никаких сохранных расписок, все оружие тщательно пересчитано Эдом Холлисом.
Чарльз в одиночестве сидел за столом. Он был в одной рубашке, но кобура ручной работы упряжью кожаных ремней стягивала его плечи, прочно удерживая пистолет под мышкой левой руки; еще один ремешок отходил от конца кобуры к ремню, обхватывал его петлей и возвращался назад. Работая, Чарльз курил одну сигарету за другой, поскольку не хотел, чтобы ребята заметили дрожь в его пальцах.
Перед ним, разобранный на пятьдесят две отдельных детали, лежал его служебный «Кольт», коммерческая модель 1928 года, серийный номер 157345С. Все пятьдесят две детали были тщательно исследованы на предмет износа, слегка смазаны и вытерты. Теперь Чарльз работал бархатным напильником, чтобы сделать действие механизма как можно более плавным и гладким. Он снял всего несколько гран стали с прямого угла края рамки, в том месте, где патрон отправлялся из магазина в патронник под действием поступательного движения затвора. Чарльз хотел чуточку скруглить угол, чтобы ни один заусенец патрона – разумеется, он уже изучил их, двадцать один патрон с пулей калибра.45 с твердым наконечником, произведенные в арсенале в Спрингфилде, штат Массачусетс, и теперь уложенные в три так же тщательно изученных магазина – не зацепился в процессе перезаряжания. Эта работа требовала большого времени и еще большего опыта, потому что, если спилить слишком много, это понизит надежность движения затвора. Полностью удовлетворившись сделанным, Чарльз занялся острым краем спусковой тяги, в том месте, где разобщитель, вращаясь под нажатием спускового крючка, высвобождается из выемки затвора и тем самым опускает заднюю часть спусковой тяги. Опять же, этот угол был слишком резким, и Чарльз осторожно смягчил его, уменьшив силу нажатия на спусковой крючок с шести фунтов до двух с половиной, в то же время оставив достаточно металла для обеспечения надежной фиксации.
– Чарльз, чем вы занимаетесь? – спросил Эд Холлис, который, будучи сам достаточно опытным оружейником, никогда не заглядывал внутрь рамки.
– Если мне придется быстро выхватить эту штучку и выстрелить на поражение, – объяснил Чарльз, – я хочу уменьшить вероятность того, что она меня подведет, с одной миллионной до одной миллиардной.
– А вы можете сделать то же самое с моим «тридцать восьмым»?
– Не сегодня. Как-нибудь потом.
– Понял, – сказал Эд.
Через час тщательной работы Чарльз вытер все насухо, после чего вытер еще раз, затем быстро собрал свой 157345С, проследив за тем, чтобы все штифты четко встали в свои отверстия, чтобы все винты были полностью затянуты, чтобы механизм действовал безупречно. После чего достал из бумажного стаканчика шестидюймовый кусок кожи, отмокавший в воде, и снова тщательно и осторожно обернул им рукоятку пистолета, в том числе рукояточный предохранитель – стальное плечо, выступающее из изгиба под линией курка, – который отжимается при правильном расположении руки, и пистолет стреляет. Это была одна из трех предохранительных систем, которыми Джон М. оснастил свое творение. Чарльз туго стянул кожаную петлю, утопив рукояточный предохранитель в выключенное положение, завязал узел и подозвал Эда.
– Удерживай этот узел затянутым, но только не пальцем, а отверткой.
Эд сделал, как было сказано, и Чарльз наложил на первый узел второй, туго затянув его своими длинными, сильными пальцами. Затем перочинным ножом отрезал лишние куски кожи, а сам узел засунул под спусковую скобу.
– Старая хитрость техасских рейнджеров. Я хочу, чтобы рукояточный предохранитель был всегда нажат, и тогда, если я, быстро выхватив пистолет, возьму его чуточку неправильно, он все равно выстрелит. Мне очень не хотелось бы медлить с выстрелом, пока Джонни будет кормить меня своими «пилюлями».