Чарльз кивнул.
– Когда заканчивается сеанс?
– В половине одиннадцатого
Все взглянули на часы и увидели, что фильм будет идти еще больше часа.
– Мел, как насчет того, чтобы брать Джонни внутри? – спросил Коули.
– Я зашел в зал и не увидел его. Не могу сказать, где он сидит. Могу заглянуть еще раз и определить точно, где он устроился.
– Нет, сэр, – вмешался Чарльз, нарушая субординацию, но твердо и решительно. – Охота получится слишком долгой. Этого чуткого пса легко спугнуть, а если мы лишимся фактора внезапности, все пойдет к чертям.
– Думаю, Чарльз прав, – согласился Сэм.
Он умолк, погрузившись в раздумья, и агенты, подошедшие позже, ждали. Наконец появились Хёрт и Холлис и направились прямиком к Чарльзу.
– Лучше всего, – наконец заговорил Сэм, приняв решение, – будет взять Джонни на улице, после окончания сеанса. Я вижу все так, но, пожалуйста, поправляйте меня, если сочтете нужным. Мел, вы рядом с кассами, возможно, чуточку правее. Изучаете толпу. Как только замечаете Джонни, поднимаете сигару, мы это видим и определяем его. В обществе двух женщин, молодой и средних лет, в соломенной шляпе, белой сорочке, бежевых брюках и белых штиблетах – полагаю, особого труда это не составит. Я думаю, Джонни повернет направо и не торопясь двинется по Линкольн. Чарльз, я хочу, чтобы вы стояли слева от выхода, рядом с кинотеатром, вместе с Хёртом. Он уже прибыл?
– Я здесь, сэр, – откликнулся тот.
– Отлично. Вы приблизитесь к Джонни сзади. Я поставлю там также и Холлиса, и он присоединится к вам, когда вы будете совсем рядом с Джонни. Пожалуйста, оружие спрятано. Я боюсь, что кто-нибудь слишком рано увидит пистолеты и закричит, и все пойдет насмарку. Поэтому оружие вступает в игру только в самую последнюю секунду.
– Если Джонни нас заметит, он, скорее всего, выхватит ствол, – сказал Чарльз. – В этом случае мне также придется достать оружие.
– Вас это тревожит? Вы действуете недостаточно быстро?
– Чарльз достает пистолет так быстро, что все заканчивается, не успев начаться, – сказал Холлис, и раздался смех.
– Замечательно, – сказал Сэм. – Замечательно, что в кои-то веки среди нас есть настоящий стрелок. Ладно, сам я буду на противоположной стороне улицы вместе со следователем Зарковичем и подкреплением. Двух человек поставлю в переулке ярдах в сорока от кинотеатра, но я хочу, чтобы они были наготове, и как только увидят приближение вашей маленькой процессии, двинутся сквозь толпу к Джонни. Когда подойдете к нему вплотную, Чарльз, вы окликнете его; будем надеяться, он поднимет руки и вы наденете на него наручники раньше, чем он успеет достать что-либо из кармана. – Сэм помолчал, размышляя. – Беспокоят меня только ребята из чикагской полиции. Они не знают о том, что мы здесь, и если кто-нибудь нас заметит, возможно, они нагрянут сюда. Вам нельзя с ними связываться. Если они появятся, вам нужно будет сохранять спокойствие. И при необходимости отсылайте всех ко мне. Меньше всего нам нужно, чтобы в разгар задержания появились пятьсот полицейских в форме с ружьями. Вопросы есть?
Вопросов ни у кого не было.
Времени было уже около десяти вечера. По одному, по двое агенты занимали указанные места вдоль улицы, в переулках и подъездах домов, напротив кинотеатра и в машинах, припаркованных на оживленной магистрали. Жара не закончилась, но температура чуть упала – до девяноста семи градусов, которые теперь казались прохладой. Над головой никакой луны, но ясное черное небо, полоски тусклых звезд, выбеленных яркими огнями ночных заведений Линкольн-авеню.
Чарльз и Хёрт нашли указанную точку. Через несколько минут свое место занял Холлис, напротив и чуть дальше, повернувшись к стоящей машине и склонившись к окну, словно разговаривая с сидящим внутри другом.
– Хёрт, подойди к Холлису и притащи его сюда. Я хочу поговорить с вами, птенчики.
Кивнув, Хёрт делано небрежно направился к Холлису, бросил ему пару слов, и после выразительной пантомимы с обеих сторон агенты вернулись к Чарльзу.
– Так, вы помните совещание?
– Так точно, сэр.
– Отлично. А теперь всё забудьте.
– О… шериф, что…
– Я сказал, забудьте. Здесь слишком оживленно, слишком много движения, слишком сложная координация действий, слишком многое зависит от того, что невозможно контролировать. Поэтому вы не высматриваете сигару Первиса. Не высматриваете даму в красном. Не высматриваете типа без пиджака в соломенной шляпе. Это понятно?
– Шериф…
– Вы смотрите на меня, и только на меня. Я сам буду искать миссис Сейдж. Начнем с того, что Первис маленького роста; возможно, он не увидит Джонни. Во-вторых, Первис маленького роста, и другие ребята, возможно, его не увидят. Вот как все летит в задницу, когда никто ничего не знает и все пытаются увидеть то, что нельзя увидеть.
– Так точно, сэр.
– Эд Холлис, я не слышал от тебя «так точно, сэр».
– Так точно, сэр, – судорожно глотнув воздух, подтвердил Холлис.
– Я буду двигаться следом за Джонни, скользить сквозь толпу. Хёрт, ты слева от меня. Холлис, ты ждешь, когда мы пройдем мимо. Также, ребята, никто из вас не смотрит на Джонни. Когда мы будем близко, вы его отчетливо увидите, но эти серьезные плохие ребята, имеющие большой опыт обращения с оружием, они чувствуют на себе взгляды – наверное, это какое-то змеиное чутье. Если вы пристально на него посмотрите, он это почувствует, уверяю вас. Понятно?
– Так точно, сэр.
– После того как мы пройдем, Холлис, только тогда ты покинешь свое место и подойдешь к нам. Ты должен быть слева от Хёрта. Мы втроем плечом к плечу, прямо позади Джонни. Ясно?
Дружные кивки.
– Следующее. Те два агента, выходящие из переулка: забудьте о них. У вас и так хватит забот, без того чтобы стараться подгадать, как они окажутся в нужное время в нужном месте. Они нам не нужны. Нам больше никто не нужен, потому что как только подойдем к Джонни вплотную, мы будем действовать. У вас у обоих ваши «тридцать восьмые» в кобуре на поясе?
– Так точно, сэр, – последовал ответ.
– Можете засунуть руку под пиджак и взяться за рукоятку. Так вы не нарушите приказ. Но если Джонни решит сыграть в плохую игру, вам придется быстро выхватить оружие и выстрелить, позаботившись о том, чтобы видеть мушку и Джонни, когда вы будете нажимать на спусковой крючок. Точку прицеливания вы найдете без труда, но только если глаза будут руководить рукой. Стрелять можно лишь тогда, когда пистолет в поле зрения и ствол направлен на Джонни, прямо в его белую сорочку, которая будет не больше чем в двух шагах перед вами; и только тогда вы открываете огонь. Это понятно?
И снова:
– Так точно, сэр.
– Когда нагоню Джонни, я сделаю шаг в сторону, чтобы оказаться под углом в сорок пять градусов к нему. Окликну его. «Джонни» – достаточно будет сказать только одно слово. И, поверьте, он поймет, что я обращаюсь к нему. Это ключевой момент. Джонни может выхватить пистолет, может поднять руки к небу. Выбор за ним. Если он поднимет руки, вы наваливаетесь на него сзади, заламываете руки за спину, бьете его под колени и надеваете на него наручники. Я буду держать его под прицелом. Дальше, если он решит идти до конца, и если окажется, что он расторопнее вас, или если у него припрятан пистолет в рукаве, или кобура под рубашкой, или он просто полезет в карман за пистолетом, Джонни будет иметь дело со мной. Может быть, он окажется быстрее, или я окажусь быстрее. В любом случае если он выстрелит, то в меня. Вам обоим ничто не помешает стрелять, но продолжайте приближаться к нему и, если он упадет, позаботьтесь о том, чтобы опустить пистолеты следом за ним и всаживать пули в него, а не в какого-нибудь Джо Смита в трех шагах впереди.
– Шериф, если мы зайдем к Джонни слева и он достанет свой ствол, то выстрелит в нас, а не в вас…
– Нет. Вот та игра, на которую я подписался, и я сыграю ее до конца. Первым к Джонни подойду я. Понятно?
Молодые агенты переглянулись, не зная, что сказать.
– Понятно? – повторил Чарльз.
– Так точно, сэр.
– Поскольку я буду наготове, я должен буду достать пистолет быстрее, чем Джонни, если только он не Джон Уэсли Хардин[38], а Джона Уэсли Хардина, насколько мне известно, больше нет в живых. Так что в этой ситуации я выхватываю пистолет и стреляю. Я считаю, что в человека нужно выстрелить несколько раз. Для меня это святая вера. Если кого-то надо убить, в него нужно всадить много пуль. Я всажу в Джонни три или четыре. И на этом все закончится. А вы никому не говорите о нашем разговоре. Что касается вас, вы в точности следовали плану Сэма, Сэм все продумал. А если что-то пойдет наперекосяк, то по моей вине. Вы не станете винить Сэма, Мелвина и даже Клегга. Валите все на меня. Понятно?
– Так точно, сэр.
Чарльз взглянул на часы: шестнадцать минут одиннадцатого.
– Ладно, – сказал он, – за дело.
Все происходило наяву, вот только почему-то время замедлило свой бег и тащилось со скоростью пять миль в час. Увидев высокую женщину, в которой по резким чертам профиля он узнал миссис Сейдж, Чарльз скользнул взглядом по мужчине рядом с ней – и увидел Джона Диллинджера.
Лицо Джонни, казалось, оплавилось, или, точнее, завяло, ибо его характерные черты стали мягче, словно жизненные соки, подпитывавшие растение, иссякли, листья лишились сил и начали опадать на землю. Еще на нем добавились усики – не развязная щетка в духе Кларка Гейбла, а более утонченная, более щегольская тонкая полоска над верхней губой, словно прочерченная карандашом. Он весь сиял. Что бы ни говорить про этого человека, в нем определенно было «то самое», что никто не мог определить точно, однако именно благодаря этому он сразу же привлекал к себе внимание. Быть может, все дело было в чувстве удовлетворения самим собой, быть может, это была вера в свое место среди избранных, добытое собственным трудом, а может быть, это просто был чистый животный тестостерон, задиристое, похотливое мужское достоинство, излучаемое всеми порами. Даже сейчас с лица Джонни не сходила небрежная усмешка, и он с бесконечным изяществом взирал широко раскрытыми глазами на все большие и маленькие вещи вокруг. Плоская соломенная шляпа, лихо заломленная набок, действительно очень шла ему. Джонни держал Полли за руку, и они, идя по тротуару, пребывали в синкопическом единении, свойственном всем возлюбленным. Сорочка подчеркивала линии фигуры – Джонни был из тех мужчин, на ком любая одежда сидела хорошо, и обычный костюм, купленный в магазине готового платья, смотрелся шедевром работы лучшего лондонского портного.