Я хотел ему помочь. Определенно, его намерения казались благородными, и он не собирался зарабатывать большие деньги. Но меня беспокоил новый закон. Пока что еще никто не мог сказать, то ли это начало непримиримой кампании, то ли скоро об этом никто уже не вспомнит. Или, что еще хуже, сначала одно, затем другое. А у меня не было никакого желания оказаться в Алькатрасе[60].
– Вы должны рассказать мне, сэр, о чем идет речь. Не имея этой информации, я ничего не смогу предпринять. Также я должен убедиться в том, что вы не сотрудник Министерства финансов и все это не попытка свалить мистера Лебмана. Мне известно, что эти ребята интересуются мной. Об этом меня предупредили мои друзья в правоохранительных органах.
– Поверьте, я никоим образом не связан с федеральным правительством.
– Но были связаны?
– Опять же, это мое сугубо личное дело. Не думаю, что вы найдете упоминание обо мне в каких-либо архивах. Как я уже говорил, меня нет в списках разыскиваемых преступников. Для федералов я словно не существую. И – по крайней мере, сейчас – они не ищут это оружие. У них хватает других забот, и к этому они вернутся не раньше чем через несколько лет, если вообще вернутся.
Неизвестный не то чтобы был пьян, но я чувствовал в его дыхании бурбон, и говорил он, старательно выговаривая слова, как человек, сосредоточенный на том, чтобы его речь не заплеталась.
– Хорошо, в таком случае скажите, о чем именно идет речь?
– Два «Томпсона» с барабанами и коробчатыми магазинами. Пистолеты калибра «тридцать восемь супер» и два «сорок пятых». Один из «сорок пятых» новейшей модели «С»; был доработан, чтобы можно было стрелять прямо из кобуры; пистолет замечательный, хорошо послужил своему владельцу. Дальше, ружье «Ремингтон модель одиннадцать», полуавтоматическое. И, наконец – наверное, именно из-за него голова идет кругом, – «Кольт Монитор».
Именно это я и боялся услышать. Я практически не сомневался в том, кто такой был на самом деле Джимми Смит, и не знал, как относиться к тому, что на протяжении нескольких лет продал ему столько оружия. Я понимал, что это может погубить меня и мою семью. Мне хотелось вычеркнуть из жизни эту крайне неприятную сделку.
– В таком случае, кажется, я догадываюсь, откуда у вас это оружие, если я правильно читал газеты в прошлом месяце.
– Сэр, я только хочу передать это оружие туда, где оно сможет принести пользу. Также я не хочу, чтобы меня самого застукали с ним. Делаю я все это не ради денег. Больше того, у меня с собой есть новенькая хрустящая тысячедолларовая купюра, которую я с радостью отдам вам. Пусть она станет авансом в счет тех затрат, которые вы можете понести, пытаясь пристроить оружие. Когда дело будет сделано, вы уже сами решите, как быть с финансовыми вопросами, и тут я вам ничем не буду мешать.
Разумеется, я сразу же понял, откуда это оружие. Тысячная, которую предложил мне незнакомец, была из той самой пачки, которая в настоящий момент лежала на моем счету по ту сторону границы: именно этими купюрами «Джимми Смит» расплатился за «Монитор».
– Мне очень трудно отказать вам, но в данном вопросе выбора у меня нет. Ваше стремление сделать благое дело похвально, но кто может сказать, как поведут себя федералы, пронюхав об этом… Вы понимаете?
Незнакомец молча кивнул.
– И вот вам мой совет – теперь, когда я понял, что уничтожить оружие будет для вас кощунством: тщательно заверните его – я дам вам компоненты очень надежной консервирующей смазки – и заройте в землю. Замаскируйте это место так хорошо, чтобы никто на него не наткнулся случайно. В таком виде оружие сможет храниться практически бесконечно долго. А затем… ждите. Вот и всё. Пусть проходят годы, а вы будете следить за ситуацией. Быть может, через десять лет все изменится. Быть может, выйдет амнистия на оружие, запрещенное Национальным законом; быть может, ваше начальство переменит свое отношение к вам, все то, из-за чего вам пришлось уйти, будет забыто, и вы сами сможете вернуть оружие. Ну а тем временем никто не будет использовать его для ограбления банков, для расстрела полицейских из маленьких городков, забастовщиков, почтовых курьеров и кого там еще.
– Похоже, выбора у меня нет.
– Я соберу для вас все необходимое. Бесплатно. С удовольствием помогу сохранить оружие для будущего, когда по достоинству оценят его – и тех, кто сражался с ним в руках.
– Благодарю вас, сэр.
Быстро спустившись вниз, я схватил компоненты для консервирующей смазки, сложил их в картонную коробку и поднялся наверх. Объяснил незнакомцу, что и как делать, и он, похоже, меня понял. И хотя одет он был неряшливо, по его серьезному лицу и рассудительным замечаниям я понял, что он человек толковый, пусть и любитель выпить.
– Еще раз большое спасибо, – сказал незнакомец, крепко пожав мне руку.
– Желаю вам удачи, – сказал я.
– Думаю, я закопаю все рядом со своим охотничьим домиком, – сказал он. – Там его никто не найдет.
Глава 49
В засаде
Чикаго
Середина ноября 1934 года
«Томпсон» тяжело давил Чарльзу на колени, объемный барабан выпирал в сторону, отчего прицел и рукоятка затвора впивались ему в ноги. Впереди простиралась погруженная в темноту улица, в конце которой находилась станция надземной железной дороги, похожая на крепость, призванную сдержать вторгнувшихся гуннов. На Гранд-стрит – мигающие синими, белыми и красными огнями неоновые вывески, освещенные окна все еще открытых баров. Этот назывался не «Желтый попугай», а «Красная райская птичка»: хозяевам питейных заведений «Города ветров» нравились названия, имеющие отношение к пернатым.
По слухам, там находился Малыш Нельсон. Посему Сэм и Чарльз, а также еще по меньшей мере двадцать агентов Отдела в других машинах, все вооруженные до зубов, дежурили на улице в напряженном ожидании. Но пока что в заведение не зашел никто даже отдаленно похожий на известного гангстера, и два агента, находящихся внутри, не подали знак, указывающий на его появление каким-либо иным способом помимо входа. Время приближалось к четырем утра.
– Вряд ли он придет так поздно, – сказал Сэм. – Думаю, он уже давно уютно устроился на груди у своей Хелен.
– Если Малыш никого не убивает, он добропорядочный семьянин, да? – заметил Свэггер.
– Чарльз, а ты с самого начала не верил, что он появится, ведь так?
И это действительно было так. Наводка поступила не от «дяди Фила», поэтому вряд ли она могла быть правдой. Однако едва ли можно было сослаться на подобное возражение, поэтому весь этот спектакль был организован, отрепетирован, а затем и неуклюже претворен в жизнь. Но Чарльз с самого начала знал, что ночь будет убита зря.
– Пожалуй, не верил, – согласился он.
– Твой таинственный «знакомый полицейский из Арканзаса» это не подтвердил, правильно?
– На самом деле это не я ему звоню. Он сам мне звонит, если у него что-либо есть. Понимаю, не очень удобно, но это делается ради его безопасности.
– Чарльз, как твой друг должен тебе сказать, что многие у нас в отделении и в Вашингтоне не верят, по разным причинам, в легенду про сотрудника отдела борьбы с организованной преступностью чикагской полиции, передающего тебе информацию, которой не собирается воспользоваться его отдел. Во-первых, у отдела нет таких хороших осведомителей. Во-вторых, мы проверили; в отделе нет ни одного выходца из Арканзаса.
– Возможно, я подправил кое-какие мелочи, – сказал Чарльз, – чтобы защитить и своего знакомого, и нас. Я полагал, мне предоставлена свобода действий. Пока что вся информация была хорошей.
– Хорошей? Она была отличной!
– Вы хотите, чтобы я остановился?
– Господи, ни в коем случае! Мы «подсели» на нее, как на наркотик. Но ты можешь вкратце просветить меня, чтобы я знал, на чем мы стоим? Неофициально; вот почему я завел разговор именно сейчас.
– Конечно, – согласился Чарльз.
Его рассказ получился кратким: как с ним связался судья, сказавший, что знает ребят, имеющих возможность добывать ценную информацию; как это вывело его на «дядю Фила»; как «дядя Фил» звонит ему, если у него появляется что-то определенное.
– Хорошо, – сказал Сэм. – Пожалуй, тебе лучше записать все и отдать мне в запечатанном конверте, я скреплю конверт своей печатью и уберу в свой сейф. Вряд ли все это понадобится, но я просто не знаю, как обернется дальше дело. Если только, конечно, в эту самую секунду из «Красной райской птички» не выйдет с поднятыми руками Малыш Нельсон.
– Хелен ни за что не позволит ему так поступить, – заметил Чарльз.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Сэм.
– А теперь, раз уж мы беседуем откровенно, вне стен кабинета, и всплыла эта тема, я хотел бы кое о чем тебя спросить.
– Постараюсь ответить. Откровенно.
– Понимаешь, мне кажется, что итальянцы поступают очень глупо, сдавая ребят, которые занимаются банками. Сейчас все внимание приковано именно к ним, а итальянцев никто не замечает. По-моему, им следовало бы помогать специалистам по банкам, особенно если учесть, что те их не трогают. У Малыша хватает на это ума.
– Вот что я думаю. Итальянцы мыслят далеко вперед, вот в чем их сила. Не на ближайший месяц, не на ближайший год и даже не на ближайшее десятилетие. Они собираются остаться здесь навсегда. И вот что они делают. Их истинная цель – мы. Отдел. Итальянцы воюют с нами, а не с грабителями банков. Они используют тех лишь для того, чтобы завалить нас.
– Не понимаю, – признался Чарльз. – Грабители банков не завалили нас. Наоборот, сделали нас лучше.
– В том-то все и дело. Взгляни на все с точки зрения итальянцев. Наш директор – гений политики; помимо всего прочего, он использует «кризис» с ограблениями банков для подпитывания Отдела. Только посмотри, как мы изменились за последние полтора года: из толпы идиотов-карьеристов вроде Клегга и неопытных юнцов типа Эда Холлиса превратились в солидную организацию. Мы заработали репутацию; мы обзавелись сетью осведомителей; мы научились тактике, технике, мастерству, приемам. Мы получили мощное оружие вроде лежащего у тебя на коленях «Томпсона». Мы пригласили мужественных людей, способных вступить в перестрелку с любым противником на планете и одержать победу. Научный аппарат у нас лучший в мире и становится еще лучше. Мы завладели вниманием общества, и теперь о нас снимают кино и радиоспектакли, пишут книги и статьи в журналах. Мальчишки, которые прежде хотели стать джонами диллинджерами, теперь хотят стать такими, как ты, хотя они тебя не знают, и хотят стать такими, как Мел Первис. Они хотят быть на службе закона.