— Да. Он плохой?
— Это как посмотреть, — рассеянно отозвался стрелок. Он поднялся и бросил окурок на твёрдый сланец. — Ладно, я спать.
Мальчик застенчиво поднял глаза.
— А можно, я лягу с вами в конюшне?
— Конечно.
Стрелок стоял на ступеньках, глядя на небо. Мальчик подошёл и встал рядом. Вон — Старая Звезда, а вон — Старая Матерь. Стрелку вдруг показалось, что стоит только закрыть глаза и он различит кваканье первых весенних древесных лягушек, запах зелени и почти летний запах только что подстриженного газона, услышит, быть может, ленивый перестук деревянных шаров, что доносится по вечерам из восточного крыла, когда сумерки перетекают во тьму и благородные дамы, одетые только в сорочки, выходят поиграть в шары. Он едва ли не воочию увидел Катберта и Джейми, как они выныривают из пролома в живой изгороди и зовут его покататься на лошадях…
Это совсем на него не похоже — так много думать о прошлом.
Он обернулся и поднял лампу.
— Пойдём спать, — сказал он.
И они вместе пошли в конюшню.
VI
Наутро он обследовал погреб.
Джейк был прав: пахло там отвратительно. Это был влажный болотный запах, и после стерильного, лишённого всякого запаха воздуха пустыни и конюшни стрелку стало нехорошо. Его подташнивало. Голова кружилась. В подвале воняло перегнившей капустой, репой и картошкой с длиннющими ростками. Однако лестница с виду казалась прочной. Стрелок спустился вниз.
Пол в погребе был земляной. А потолок — очень низкий, стрелок едва не задевал его головой. Здесь, внизу, всё ещё жили пауки — огромные пауки с серыми в крапинку телами. И почти все — мутанты. У одних были глазки на ножках, у других — по шестнадцать, не меньше, лап.
Стрелок огляделся, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к темноте.
— С вами там всё в порядке? — нервно окликнул его Джейк.
— Да. — Он сосредоточил внимание на дальнем углу. — Тут какие-то банки. Консервные. Подожди.
Пригнувшись, он осторожно двинулся в тот угол. Там стоял ветхий ящик с отодранной стенкой. Консервы, как выяснилось, были овощными — зелёная фасоль, бобы… и три банки тушёнки.
Он сгрёб их в охапку, сколько сумел унести, и вернулся обратно к лестнице. Поднявшись до середины, протянул банки Джейку, который встал на колени, чтобы было сподручнее их забрать. Стрелок отправился за остальными.
А когда он пошёл в третий раз, он услышал какой-то стон. Откуда-то из стены.
Он обернулся, вгляделся во тьму и вдруг ощутил, как его окатило волной смутного ужаса. Он почувствовал слабость и пронзительное отвращение.
Своды подвала были сложены из больших блоков песчаника, которые, надо думать, лежали ровно, когда эту станцию только построили. Теперь эти блоки перекосились, вздыбились под разными углами. И поэтому стены казались исписанными иероглифами — странными и беспорядочно нагромождёнными. И в одном месте, где соединялись два блока, из стены текла тонкая струйка песка, как будто что-то силилось прорваться с той стороны с надрывным, отчаянным упорством.
Снова раздался стон, теперь — громче. Стоны уже не прекращались. Пока весь подвал не наполнился звуком — живым воплощением немыслимой боли и чудовищного напряжения.
— Поднимайтесь! — закричал Джейк. — Боже мой, мистер, поднимайтесь скорее!
— Отойди от люка, — спокойно велел стрелок. — Выйди на улицу и считай. Если я не вернусь, когда ты досчитаешь до двух… нет, до трёхсот, беги отсюда без оглядки.
— Поднимайтесь! — снова выкрикнул Джейк.
На этот раз стрелок не ответил. Правой рукой он расстегнул кобуру.
В стене уже образовалась дыра размером с монету. Сквозь завесу подступившего страха стрелок различил звук удаляющихся шагов Джейка. Потом струйка песка иссякла. Стоны вдруг прекратились, но зато послышалось сбивчивое, тяжёлое дыхание.
— Кто ты? — спросил стрелок.
Нет ответа.
И Роланд повторил свой вопрос — на Высоком Слоге, и его голос, как встарь, был исполнен уверенной громовой властности:
— Кто ты, демон? Говори, если тебе есть что сказать. У меня мало времени, и ещё меньше — терпения.
— Не торопись, — раздался протяжный и сдавленный голос. Голос из стены. Стрелок почувствовал, как сгущается этот кошмарный и мутный ужас, становясь таким плотным, почти осязаемым. Это был голос Элис, женщины, с которой он был в Талле. Но она умерла. Он сам убил её. Он своими глазами видел, как она повалилась на землю с дыркой от пули точнёхонько промеж глаз. Он как будто погружался в бездонную пропасть. — Не торопись, стрелок, иначе рискуешь ты в спешке пройти мимо тех, кого надо извлечь. И остерегайся тахина. Пока с тобой идёт мальчик, человек в чёрном держит душу твою у себя в руках.
— Что ты хочешь сказать? Объясни!
Но дыхание исчезло.
Он постоял ещё пару секунд, не в силах сдвинуться с места, а потом один из этих кошмарных серых пауков упал ему на руку и быстро взобрался на плечо. Невольно вскрикнув, стрелок смахнул паука и заставил себя подойти к стене. Ему не хотелось этого делать, но обычай суров и непоколебим. Если мёртвые что-то дают, то бери, как говорится в старой поговорке. Только мёртвые изрекают истинные пророчества. Он подошёл к дыре, образовавшейся в стене, и ударил по ней кулаком. Песчаник по краям легко раскрошился, и, почти безо всякого напряжения, стрелок просунул руку в пролом.
И прикоснулся к чему-то твёрдому, в буграх и выступах. Он вытащил непонятный предмет наружу.
Оказалось, что это — кость. Челюстная кость, подгнившая в месте соединения верхней и нижней частей. Неровные зубы торчали в разные стороны.
— Ладно, — сказал он негромко, небрежно засунул челюсть в задний карман и вернулся обратно к лестнице, неуклюже прижимая к груди последние консервные банки. Люк он оставил открытым. Солнце проникнет туда и убьёт пауков-мутантов.
Джейк дожидался его посреди двора, съёжившись на потрескавшемся, раскрошенном сланце. Увидев стрелка, он вскрикнул, отступил на пару шагов, а потом бросился к нему со слезами на глазах.
— Я думал, оно вас поймало, что оно вас поймало, я думал…
— Нет, не поймало. — Стрелок крепко прижал к себе мальчика, ощутив у себя на груди жар от его пылающего лица и горячие сухие руки, крепко-крепко его обнимавшие. Уже потом, вспоминая об этом, он понял, что именно в это мгновение он полюбил мальчугана — разумеется, так и было задумано. Всё это было подстроено человеком в чёрном. Ибо какая ловушка сравнится с капканом любви?
— Это был демон? — Голосок звучал глухо.
— Да. Говорящий демон. Нам больше не нужно туда возвращаться. Пойдём. Скорее.
Они вернулись в конюшню. Стрелок скатал из попоны, под которой спал ночью, подобие тюка. Она была жаркая и колючая, но другой просто не было. Потом он наполнил свои бурдюки из колонки с насосом.
— Один бурдюк понесёшь ты, — сказал он Джейку. — На плечах — вот так. Видишь?
— Да. — Мальчик взглянул на стрелка с искренним благоговением, но тут же отвёл глаза и взвалил на плечи бурдюк.
— Не тяжело?
— Нет. Нормально.
— Лучше скажи мне правду. Сейчас. Я не смогу нести и тебя тоже, если с тобой случится солнечный удар.
— Не случится. Всё будет окей.
Стрелок кивнул.
— Мы пойдём к тем горам, да?
— Да.
Они отправились в путь под палящим солнцем. Джейк, чья голова едва доставала стрелку до локтя, шёл справа и чуть впереди. Завязанные сыромятными ремешками концы бурдюка у него на плечах свисали почти что до самых голеней. Стрелок нёс ещё два бурдюка, закинутых за плечи крест-накрест, и запасы провизии — под мышкой, прижимая тюк к телу левой рукой. В правой руке он держал дорожную сумку с патронами.
Они прошли через задние ворота станции и снова вышли на заброшенный тракт с исчезающими колеями. Они прошагали минут пятнадцать, потом Джейк обернулся и помахал рукой двум строениям, оставшимся позади. Они, казалось, жмутся поближе друг к другу в беспредельном пространстве пустыни.
— Прощайте! — выкрикнул Джейк. — Прощайте! — Потом повернулся к стрелку и сказал: — У меня странное чувство. Как будто за нами кто-то наблюдает.
— Может быть, — согласился стрелок.
— Там что, кто-то прячется? И он всё время был там?
— Я не знаю. Нет, вряд ли.
— Может быть, стоит вернуться. Проверить…
— Нет. Раз ушли, значит, ушли.
— Хорошо, — быстро проговорил Джейк.
Они пошли дальше. Вдоль проезжего тракта громоздились гребни спрессованного песка. Когда стрелок оглянулся, станция уже скрылась из виду. И снова кругом была только пустыня. Одна лишь пустыня.
VII
Три дня миновало с тех пор, как они покинули станцию. Горы стали как будто ближе, но это было обманчивое впечатление. Хотя глаз уже различал, как пустыня впереди поднимается к каменистым предгорьям. Первые голые склоны. Коренная порода, прорвавшаяся сквозь кожу земли в угрюмом, разрушительном триумфе. Чуть повыше ландшафт снова выравнивался, и в первый раз за многие месяцы, если не годы, стрелок увидел зелень — настоящую живую зелень. Траву, карликовые ели, может быть, даже ивы. Их питали ручьи, текущие из ледников на вершинах. Дальше опять начинались голые скалы, вздымающиеся в исполинском, хаотичном великолепии до ослепительных снежных шапок, сияющих белизной. Слева открывалось ущелье, рассекавшее горную твердь, оно вело к другому горному кряжу, поменьше, образованному выветренными утёсами из песчаника, к высоким плато и крутым курганам. Над этой дальней грядой дрожала, мешая обзору, серая завеса дождя. Вечером, до того, как заснуть, Джейк ещё пару минут посидел, заворожённо глядя на всполохи далёких молний, белых и фиолетовых, таких пугающе ярких в прозрачном ночном воздухе.
Мальчик держался прекрасно. Он был вынослив, но самое главное — он умел бороться с усталостью посредством спокойной концентрации воли; — эту его способность стрелок оценил по достоинству. Джейк говорил немного и не задавал никаких вопросов. Не спросил даже про челюсть, которую стрелок непрестанно вертел в руках во время вечернего перекура. У стрелка сложилось впечатление, что их дружба льстит мальчугану. Может быть, даже приводит мальца в восторг. И это его беспокоило. Мальчик не просто так п