— Что есть, то есть. — согласился я. — А как вообще их используют? В смысле, я имею в виду с технической точки зрения — что нужно сделать, чтобы активировать метку?
— В вашем случае не нужно было делать ничего. — вздохнула Персефона. — Только произвести любую, абсолютно любую манипуляцию с перемещением собственного тела. Телепортация, открытие портала, перенос через рабочее тело — никакой разницы. В любом из случаев пара портальных меток сработала бы и вы все равно оказались бы там, где оказались.
Что ж, выходит, мой хитрый папаша в очередной раз всех переиграл. И свой срок в неделю он поставил не просто так, от балды, а весьма даже обдуманно — именно столько могла стоять его портальная метка в гнезде скопий, и, скорее всего, именно в этот период должны были состояться первые занятия по покорению пространства. Себастьян ведь тоже был на моем месте, тоже учился в академии, он знает, когда и чему здесь будут учить. А уж после рассказов Персефоны о том, как он любил исследовать территорию кольца пустоты в одно жало, становится нетрудно догадаться, откуда у него знания и о гнезде скопий — он его банально нашел. Нашел еще в бытность студентом, но никому не рассказал и ничего, конечно же, не сделал с ним сам. Просто оставил как есть, а сейчас, когда прибыл на родительский день, быстренько метнулся до него, поставил в него одну портальную метку, а вторую заложил в меня. Скорее всего, он понимал, что я откажусь от его «щедрых» предложений и заранее придумал, как от меня избавиться.
А что было бы, если бы я все же согласился на вступление в клан? Я нисколько не удивлюсь, если на самом деле никакого предложения о вступлении на самом деле и не было, а весь спектакль был затеян только лишь для того, чтобы войти ко мне в доверие, чтобы я позволил положить себе руку на плечо и внедрить метку…
А если нет? Если предложение действительно существовало и если бы я на него согласился? Как бы тогда выкручивался Себастьян? Смог бы он отклочить или снять метку удаленно? Или он снова приехал бы для этого? Или просто рассказал бы все как есть, наказав ни в коем разе не пытаться телепортироваться или открывать порталы в течение ближайшей недели?
Где вообще находятся границы силы реадизайнера? В каких ситуациях реадизайнер скажет «я не могу этого сделать»?
В случае обычных реадизайнеров понятно, когда — когда задача превышает физические свойства рабочего тела реадизайнера, или когда этого рабочего тела нет вовсе. Гидроманты не смогут управлять водой там, где воды нет или там, где она превратится в твердое вещество, — лед, — или газообразное, — пар. То есть, смогут, но с гораздо меньшей эффективностью и с огромными пранопотерями. Сангвиманты с каждой новой выполненной техникой вместе с праной теряют и часть собственного тела тоже, и в конечном итоге просто банально слабеют на физическом уровне.
А что насчет тех, кто не пользуется рабочими телами? Тех, кто использует собственную прану для переноса собственной праны? Они не зависят от наличия конкретного вещества в радисе досягаемости, и не зависят от физических свойств этого вещества, они могут — буквально — делать что угодно, как угодно и сколь угодно быстро. На фоне понимания этого простого факта мои собственные манипуляции со стрелами из праны выглядят жалкими попытками сравниться с этим величием. Я могу — опять же, буквально — делать все что угодно, но по старой своей привычке, принесенной еще из другого мира, облекаю все в стрелы, разве что теперь все эти стрелы делают разные вещи.
Ведь мне, по сути, эти стрелы нужны лишь для того, чтобы донести заряд моей праны до той точки, в которую я хочу его поместить. Так я использовал их изначально, замедляя даргов, чтобы получить возможность выстрелить им в сердце, так я использую их и сейчас.
А что будет, если я переборю себя и откажусь от этой привычки использовать стрелы как механизм передачи? Что, если научиться сразу помещать заряды праны туда, куда я хочу их поместить? Конечно, это будет нелегко, от привычек, въедавшихся в мозг и мышцы десятилетиями, не избавишься вот так вот вдруг, но что если я все же избавлюсь?
От вероятных перспектив захватывало дух и становилось понятно, почему Ратко считаются самым слабым кланом среди всех остальных реадизайнеров. Если бы они были равны по силам остальным кланам, то, с их возможностями к управлению праной, мощь каждого отдельно взятого Ратко была бы просто ужасающей. Гигантские пранозапасы с возможностью конвертировать их в какие угодно конструкции и заставлять их делать, что угодно, размещая их там, где угодно, в мгновение ока, игнорируя само пространства — это какое-то безумие.
Впрочем, они и сейчас уже творят какое-то безумие. Только пока что они творят не с позиции силы, а хитрости и диверсий.
Поблагодарив Персефону за рассказ и за помощь в извлечении метки, мы с Чел вышли от нее и разошлись каждый по своим делам.
Сказать, что я успокоился после разговор с Персефоной — означало бы согрешить против правды. Узнав больше о своем отце, я еще больше убедился в том, что то, что замышляет этот поганец, заставит вздрогнуть весь мир — к сожалению, у него хватало на это и талантов и ресурсов. Но, по крайней мере, теперь он перестал угрожать лично мне. Как сказала Персефона, родительский день проводится лишь один раз в учебный год, а во все остальное время лишних людей в академии нет, их сюда просто не привозят.
Спустя два дня, когда отпущенный Себастьяном срок отсчитывал последние свои часы, я узнал, что и это — тоже неправда.
Глава 20
Этих людей я видел впервые. И наверняка не я один. Судя по тому, какими удивленными взглядами их провожали все, кто их видел — подобные гости здесь были не часты.
Их было семь. Все одинаковые, как две… Как семь капель воды. Все одного роста, в одних и тех же неброских серых костюмах с серыми же галстуками, с одинаковыми короткими стрижками, открывающими одинаковые высокие лбы, одинаковые темные очки на одинаковых носах, особенно глупо выглядящие при условии того, что с самого утра небо было затянуто тучами.
Они пришли со стороны вокзала примерно в одинадцать пятнадцать — мы как раз шли с очередного занятия по управлению газами под руководством Чел на обед, и пересеклись с ними.
Разумеется, мы шли на обед не одни — вся академия в этот момент стягивалась к общежитию, чтобы не пропустить прием пищи, поэтому эту семерку однояйцевых близнецов увидели тоже почти все учащиеся. Мало того — их путь пересекал траекторию движения студентов, и, несмотря на то, что нас было явно в десятки раз больше, близнецов это словно бы не смущало — они перли вперед, нисколько не беспокоясь тем фактом, что их могут просто не пропустить.
Студенты и не собирались их пропускать — велика честь, подумаешь. Однако близнецов не смутило даже не это. Каким-то непонятным образом они моментально рассредоточились и поодиночке прошили встречный поток студентов, будто иглы — складки грубой ткани. Я уже видел такое однажды — на параде королевских гвардейцев, которые делились на две группы, после чего каждая из них, чеканя шаг, в строгом построении шла под прямым углом к другой группе. Они проходили друг друга насквозь, умудряясь разминуться в считанных сантиметрах, и любая ошибка, любая заминка, потеря всего одной секунды, сбивка всего одного шага, даже половины шага, неминуемо привела бы к свалке и травмам.
Но никаких ошибок никогда не было. Гвардейцы свое дело знали.
И эти ребята свое дело знали тоже. Глядя, как они ловко прошивают поток студентов, текущий наперерез их траектории, я притормозил, не спеша вливаться в общую массу — слишком уж нехорошо выглядели эти неизвестные товарищи. Может, на их ловкость и четкость многократно отработанных движений не обратили внимания другие студенты, чьи мысли сейчас были заняты одной только лишь едой, но от меня они не укрылись. Я достаточно раз видел, как подобные движения исполняют обученные и тренированные солдаты, убийцы, воры, шпионы и прочие люди, от которых не следует ждать ничего хорошего.
Я слишком хорошо знал цену этим коротким собраным движениям, в которых не было ни единого лишнего мышечного сокращения. Движения мастеров управления своим телом, движения людей, прекрасно знающих, на что они способны и выжимающие максимум. Движения людей, которым, кроме как на собственное тело и на оружие, спрятанное под пиджаками, подозрительно топорщащимися при каждом движении левой рукой в районе подмышек, полагаться не на что.
В академию пожаловали специальные службы людей. И я нисколько не удивлюсь, если это окажется то самое управление ноль.
Я проводил взглядом пришельцев, которые, прошив встречный поток студентов, снова сбились в одну плотную группу и направились в сторону административного блока, и достал из кармана телефон. Вызвал меню сообщений.
Нет, сообщение майору Суджуку по-прежнему числилось как неотправленное — значит, его телефон все еще выключен. На всякий случай я снова попробовал позвонить по обоим номерам, с которых он со мной связывался — ожидаемо глухо.
Кажется, майора можно смело списывать со счетов. Одно из двух — или он действительно просто манипулировал мною в силу своих возможностей, чтобы раздобыть интересующую его информацию, или с ним что-то случилось.
Покка я ковырялся в телефоне, пришельцы успели исчезнуть из виду, но я готов был биться об заклад, что знал, куда они идут. Напрямую к директору они идут. И мало того — я готов был поспорить, что директор их примет. Сразу же. Даже если его не будет на месте. Ради них он там появится.
Почему-то мне так казалось.
А еще мне почему-то казалось, что ничего хорошего визит этих огурцов нам не принесет. В последнее время ничего, из того что происходило неожиданно, ничего хорошего не приносило.
Поэтому по пути к своей комнате я быстро накидал сообщение Нике, в котором просил ее после обеда придти ко мне. Ника, конечно, сразу начала закидывать меня вопросами отчего и почему, но я просто заблокировал телефон и сунул его в карман, надеясь, что она уже принялась за еду и не бросит ее ради того, чтобы примчаться ко мне прямо сейчас.