рвого российского императора и его личности, во многом восходящая к 1740 — 1750-м гг., ко временам правления его дочери Елизаветы Петровны, разделялась на протяжении XIX — XX вв. не только писателями, поэтами, публицистами, но и такими выдающимися историками, как Н. Г. Устрялов, М. П. Погодин, С. М. Соловьев, М. М. Богословский. Естественным следствием апологии Петра I было принижение его политических противников, негативная оценка их действий и личностных качеств. Стремление возвысить значение петровских реформ, обосновать их целесообразность, насущную необходимость, с неизбежностью вело к созданию мрачной картины состояния России кануна преобразований. Ученые и литераторы, обращавшиеся к изучению русской жизни, 1670 — 1680-х гг., невольно оставляли без внимания интереснейшие явления духовной культуры этого времени, успехи, достигнутые в экономическом развитии страны. Господствующие панегирические представления о Петре ВЕЛИКОМ оказали воздействие и на оценку таких событий, как стрелецкое возмущение 1682 г. и отстранение от власти царевны Софьи в 1689 г. В широких кругах русского образованного общества XIX —XX вв. прочно утвердилась их трактовка, восходящая к свидетельствам либо самого Петра I, либо его приверженцев, к официальной пропаганде 1690 — 1720-х гг. Версии, созданные пристрастными современниками, превратились в стереотипы, во власти которых оказался далеко не один К. П. Масальский. Проступающая сквозь пелену этих стереотипов историческая действительность куда менее располагает к традиционным оценкам.
Возведение на престол малолетнего Петра в обход его старшего брата Ивана, осуществленное усилиями Нарышкиных 27 мая 1682 г., в день смерти царя Федора Алексеевича[23], вызвало широкое недовольство при дворе и среди населения Москвы. Неспокойная обстановка, сложившаяся в столице к весне 1682 г., еще более осложненная разыгравшимся в Кремле острым конфликтом, вылилась 15 мая в кровавое стрелецкое выступление. Город оказался в руках восставших. В ситуации полной растерянности, беспомощности, проявленной руководством страны перед лицом мятежного гарнизона, единственным человеком, проявившим высокую твердость духа, сумевшим принять на себя ответственность за выход из тяжелого кризиса, оказалась царевна Софья. На протяжении лета и осени, благодаря умелым и решительным действиям царевны и ее сторонников, порядок в Москве был восстановлен. Не придворные интриги, не вымышленные в последующие времена тайные связи с мятежными стрельцами привели Софью к власти, а наступившее безвластие, грозившее полностью дестабилизировать обстановку в стране. Что же принесло России ее правление?
Обратимся к свидетельству современника. Примечательно оно тем, что исходит не от сторонника царевны Софьи, не от противника реформ первой четверти XVIII в., а от человека, на протяжении многих лет входившего в ближайшее окружение Петра I. Его автор — придворный 1680-х, боевой офицер 1690 — 1700-х, участник азовских походов, командир гвардейского Семеновского полка в Полтавскую битву, дипломат 1710 — 1720-х, посол в Англии, Голландии, Франции, один из руководителей внешней политики России в конце петровского царствования. Вот что писал на склоне лет действительный тайный советник князь Борис Иванович Куракин:
«...Правление царевны Софии Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудраго правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ея правления, чрез семь лет, в цвет великого богатства. Также умножилась коммерция и всякие ремесла; и науки почали быть возставлять латинскаго и греческаго языку... И торжествовала тогда довольность народная...»[24]. В правление Софьи получило дальнейшее развитие то преобразовательное движение, которое отчетливо начало проявлять себя в 1660-е гг., в поздний период царствования ее отца Алексея Михайловича. Сущность этого движения заключалась в том, что исподволь проводившаяся европеизация страны сочеталась с сохранением многовековых устоев духовной жизни русского общества. Осторожное заимствование все более широкого круга технических, военных, естественнонаучных и гуманитарных знаний не умаляло, а органически обогащало национальную культуру. Вот что писал о временах царя Федора Алексеевича образованнейший историк, митрополит московский Платон: «...От сего благоразумного государя все просвещение и поправление происходило не вдруг, но помалу и с соображением свойства народа, что все было бы еще тверже и надежнее, яко он основывал то на благочестии и утверждал своим благочестивым примером» [25]. Эти слова с полным основанием можно отнести ко всему периоду русской истории 1660 — 1680-х годов. Отнюдь не свободная от непростых внутренних проблем, еще не игравшая подобающей роли в европейских делах, Россия стояла на пути превращения в процветающую страну, в просвещенное православное царство. Успехи образованности, высокий авторитет церкви, четко действующий механизм государственной власти, боеспособная армия, высокопродуктивное сельское хозяйство, растущее благосостояние населения — таковы были черты жизни нашей страны в конце 1680-х, в преддверии «великой эпохи» правления «Отца отечества»[26].
В сентябре 1689 г., в результате сложной интриги, успешно разыгранной сторонниками Петра I во главе с князем Б. А. Голицыным, царевна Софья была отстранена от власти. Много загадок и поныне таят в себе события последних месяцев ее правления. Крайне сомнительно выглядят, однако, традиционные представления о зловещем заговоре царевны, о мрачных злоумышлениях против Петра подстрекаемого ею Ф. Л. Шакловитого. Ничто, кроме вырванных пытками признаний, не подтверждает существование этого заговора. Тяжкий исторический опыт, в том числе и не столь отдаленных времен, проясняет цену таких доказательств... Не борьба за спасение юного царя от козней заговорщиков, не кризисное состояние страны привели к событиям сентября 1689 г., а лишь властолюбивые устремления небольшой группы придворных и правительственных деятелей. От руководства страной была удалена одна из самых выдающихся женщин русской истории, мудрая, просвещенная правительница, далеко не все успевшая сделать для блага России. Кто же пришел ей на смену?
Личность молодого Петра I, если отвлечься от априорных панегирических представлений о ней, поражает таким редкостным для тех времен и очень дорого обошедшимся стране качеством, как инфантилизм. Увлечение царя воинскими «потехами», внешней стороной жизни армии, само по себе неудивительно. Необычна степень, которую приобрело это увлечение у правителя огромной страны. Полнейшая его поглощенность на протяжении многих лет бутафорскими походами и маневрами не дает оснований видеть в этом что-либо, кроме «игры в солдатики». Страшным исходом этой затянувшейся игры явилась первая осада Азова. Тысячи русских солдат, стрельцов, казаков своими жизнями заплатили за детское легкомыслие двадцатитрехлетнего царя, бросившего войска в совершенно неподготовленный поход[27]. Страсти к «солдатикам» сопутствовала и «игра в кораблики». С детской непосредственностью восхитившийся прогулками по Переяславскому озеру и поездкой на Белое море, царь решает, что главное для России — это флот. Инфантильность, соединенная с колоссальной энергией и неограниченной властью, порождает грандиозную судостроительную кампанию. Нарушив стабильность экономики страны, ввергнув в лишения тысячи людей, создается мощная, ни к чему не нужная азовская эскадра и ее главная база — Таганрог[28]. Но не только в затянувшихся «играх» проявился инфантилизм «молодого утописта и фантазера»[29]. Обращает на себя внимание крайняя душевная черствость, которую не раз демонстрирует Петр. Он остается совершенно равнодушным к смерти восьмимесячного сына Александра, игнорирует состоявшееся 14 мая 1692 г. его погребение. Никакие дела, однако, не удерживают православного царя от присутствия неделю спустя на похоронах иноземца, капитана ван дер Ницина. Уехав в январе 1694 г. в Преображенское от тяжко занемогшей царицы Натальи Кирилловны, он не появляется и на ее похоронах. В письме Петра I к воеводе Ф. М. Апраксину сообщение о смерти матери соседствует с известием об отправлении к нему двух голландских мастеров и указанием «полтораста шапок собачьих и столько же башмаков разных мер сделать[30]. Проявлявший подчас трогательную заботу о наемных иностранных мастерах и офицерах, он с полнейшим пренебрежением относится к своим близким, жене и сыну Алексею. Не гениальным молодым монархом, каким он предстает под пером К. П. Масальского, был Петр в 1690-е годы, а духовно неразвитым, глубоко распущенным нравственно великовозрастным подростком.
Как бы там ни было, появление «Стрельцов» не только закрепило известность Масальского в среде профессиональных литераторов, не только упрочило его успех у русского читателя, но и принесло автору большие барыши. Служба между тем шла своим чередом. В 1828 году Масальский был назначен секретарем при председателе департамента законов Государственного совета. С марта 1832 г. он занимал должность экспедитора Государственной канцелярии.
В 1830-е годы Масальский — частый посетитель гостиных таких известных петербургских литераторов, как Н. И. Греч и А. Ф. Воейков. Встречавшийся с Масальским на многочисленных литературных вечерах В. П. Бурнашев вспоминал, что это был человек «скромный, кроткий, тихий, приветливый, крайне деликатный во всех своих поступках... Он имел тип очень приличного министерского чиновника, с формами необыкновенно мягкими, кроткими, учтивыми, но без вкрадчивости и заискивания, которых был чужд.