– И?
Фронтиний повернулся к приятелю. На губах его играла насмешливая улыбка.
– Наши правила? Просто Секст и Юлий, старые друзья, поступившие на службу в один день и сохранившие возможность откровенно говорить друг с другом, не обращая внимания на чины?
Юлий кивнул.
– Так вот, в нормальных условиях я как примипил ответил бы, что это был конфиденциальный разговор и я не вправе разглашать его содержание. Но если по нашим правилам, то я скажу…
Он замолчал, растягивая паузу и глядя на марширующих мимо солдат Десятой центурии.
– Что?
– Не суй свой нос в чужое дело – вот что.
Фронтиний вышел на плац, мрачно улыбаясь дождю и ветру, и приказал центурионам сообщить войскам о том, что им предстоит однодневный переход в Шумную лощину. Марк повернулся к хамианцам, мокнущим под моросящим дождем, и обнаружил, что в отличие от вчерашнего дня оказался единственным объектом их внимания. На него внимательно смотрели сто шестьдесят пар глаз, в которых читалась смесь гнева и страдания. Он помедлил прежде, чем заговорить.
– Доброе утро, Восьмая центурия! – Он замолчал и улыбнулся, заметив их возмущение. – Сегодня Британия предстает во всей своей красе. Думаю, вам будет приятно услышать, что такая погода стоит тут примерно пятую часть года. Надо совершить переход в Шумную лощину, и вы быстро согреетесь, но сначала я хотел бы обсудить с вами вчерашний день. Мы прошли пятнадцать миль в обычном походном ритме, и все благополучно добрались до конца пути, пусть даже некоторым понадобился воодушевляющий пинок.
Он подождал, ожидая, что на каменных лицах проступят ухмылки, но они остались неподвижны.
– На половине пути мы провели учебную атаку, которая, как и ожидалось, закончилась для вас плачевно. Вы подверглись нападению центурии закаленных в сражениях бойцов и были разбиты в пух и прах. Прискорбно. У некоторых из вас остались синяки и ссадины, и у всей центурии стоптаны ноги. Идет дождь, вы замерзли, промокли и желаете мне и моим собратьям-офицерам провалиться на этом месте. Если бы вы могли посмотреть на себя моими глазами, вы бы увидели несчастных людей: кто злится, кто просто горюет о своей участи. И должен вам сказать, что будет только хуже. Сегодня мы идем на войну.
Марк огляделся и увидел, что бо€льшая часть центурий уже направляется обратно в крепость. Кивнув Кадиру, он сделал Восьмой знак следовать за ними.
– Опцион, пусть шевелятся. Затолкни в них завтрак и проследи, чтобы сразу после этого они готовы были двинуться в путь.
Центурия начала взбираться вверх по крутому склону. Марк поравнялся с Кадиром, шедшим в последней шеренге.
– Привет, опцион.
Его помощник чуть кивнул.
– И тебе привет, центурион.
– Как самочувствие людей?
– Ты хочешь говорить начистоту?
– Иначе нет смысла.
– Если начистоту, то они устали, у них стоптаны ноги и они мечтают оказаться где-нибудь подальше от этого ада на земле.
Марк кивнул, вспоминая вчерашний совет Руфия.
– Так я и думал. Чтобы стало легче, они должны пройти через много мучений. Но у меня только два варианта, опцион: заставить их вытерпеть весь этот ад или позволить им поддаваться слабости и унынию. Так что на самом деле выбора нет. Они должны осознать извечную участь пехотинца.
– А именно?
– Что есть кое-что похуже, чем топать по дороге, когда у тебя болят ноги, когда льет дождь и надо пройти еще двадцать миль, прежде чем можно будет разбить лагерь и остановиться на ночлег. Они должны понять, что лучше идти из последних сил, чем остановиться раньше времени и навлечь на себя гораздо худшие беды.
Кадир некоторое время шел в молчании, а потом спросил:
– А известно ли тебе, что, делая из них пехотинцев, ты теряешь лучников? Мы не практиковались в стрельбе вчера, и сегодня переход займет весь день.
Марк помедлил с ответом.
– Если честно, Кадир, я бы учил их тому, чего им не хватает, и считал бы потерю навыков в стрельбе приемлемой ценой.
– Приемлемой для тебя. А для них?
– Я бы сказал, что для них это будет убийственно…
– И это правда.
Марк снова замолчал, осмысливая услышанное.
– Кадир, мои собратья офицеры полагают, что мы должны довести людей до предела, чтобы они собрались с последними силами, иначе они не смогут вовремя подготовиться к тому, что ожидает их на севере. Если все случится именно так, то лучше нам с тобой перерезать им горло прямо сейчас, чтобы не затруднять варваров. Я намерен подготовить людей к маршу на север, на территорию врага, и у нас с тобой должен быть одинаковый подход к их обучению.
Кадир смотрел в сторону. Капли дождя стекали по его шлему.
– Я не хочу опускаться до подобных низостей. Грубое обращение унижает людей. Они не ожидали того, с чем им пришлось столкнуться, и оказались неподготовленными. И тем не менее…
Марк задержал дыхание, пока хамианец молчал, подыскивая слова.
– …тем не менее я понимаю, что нам не выбраться из этого ужасного места. Поэтому я поддержу тебя в использовании подобных методов, если это необходимо для того, чтобы солдаты выжили в предстоящем походе.
Марк с облегчением вздохнул.
– Кадир…
– Я прошу тебя выполнить одно условие. Иначе для этих людей все потеряно, независимо от того, станут ли они такими солдатами, какими ты хочешь их видеть, или нет. Я настаиваю на том, чтобы каждый день ты выделял время, чтобы они могли практиковаться в стрельбе из лука.
Молодой центурион кивнул.
– Я как раз хотел об этом поговорить.
Когорта снова собралась на плацу после завтрака. Все палатки, походные котлы и запасы провизии были уложены на подводы, которые обычно на марше ехали посередине колонны. Когда Восьмая центурия спускалась с холма к плацу, Морбана не было на его обычном месте во главе колонны. Теперь в первой шеренге шагал Антенох, а знаменосец вместе со своим внуком Лупом стоял у ворот крепости, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
– Куда подевалась эта старая кошелка? До ухода когорты осталось всего несколько минут, а я не могу оставить тебя здесь одного. Наверно, дурак-мальчишка не отнес ей записку…
Тут они увидали молодую женщину, бежавшую вверх по склону мимо спускавшихся центурий. Увидев знаменосца, она кинулась к нему и, задыхаясь, начала ему что-то рассказывать. Выслушав ее известия, Морбан оставил плачущего внука с ней и поспешно кинулся вниз, туда, где стоял Марк.
– Центурион, бабка мальчика…
Марк приказал знаменосцу занять свое место во главе центурии и быстро подошел к возвышению, где стоял Фронтиний.
– Прошу прощения, примипил. У нас возникло затруднение. Внук Морбана должен был остаться со своей бабушкой в одной из местных деревень, но нам только что сообщили, что сегодня ночью она умерла. Мальчишку больше не с кем оставить, а сын солдата…
Он не договорил. Оба понимали, что, оставшись один, без родственников, мальчик станет легкой добычей для местных жителей. Никто из них не осмелился бы в их отсутствие напасть на крепость, поскольку за этим последовали бы неизбежные карательные акции, но убийство или надругательство над солдатским ребенком – совсем другое дело. Фронтиний раздумывал недолго.
– Возьмем его с собой в Шумную лощину. Там найдем кого-нибудь, кто присмотрит за ним до нашего возвращения.
Морбан с облегчением кивнул и указал на повозку, где было сложено все имущество центурии.
– Забирайся на телегу, малыш, сиди тихо и ничего не трогай. Спасибо, центурион. Я не мог оставить бедняжку здесь одного.
Марк рассеянно кивнул. Его мысли были далеко. Передовые центурии уже поднимались на гору, отделявшую крепость от военной дороги, тянувшейся вдоль Вала.
– Он поедет с нами до Шумной лощины, но не дальше. Не хватало еще, чтобы он путался под ногами во время полноценного сражения. И пока он тут, за его поведение отвечаешь ты. А это значит, никаких азартных игр и никаких хождений по шлюхам. Хотя, думаю, тут тебе все равно ничего не светит, ты будешь последним в очереди из нескольких тысяч легионеров.
Когорта прибыла в Шумную лощину под вечер. Им указали место среди временных защитных сооружений, разбросанных неподалеку от частично отстроенной заново деревянной крепости, возвышавшейся над главной дорогой, ведущей на север. Первая тунгрийская разбила лагерь рядом с Шестым легионом и несколькими другими когортами, располагающимися вдоль Вала. Хамианцы с облегчением опустились на землю – Марк позволил им немного отдохнуть прежде, чем ставить палатки. Морбан, еще свежий и полный сил, хлопнул трубача Восьмой центурии по плечу и сказал:
– Ну что, приятель, копать нам сегодня не придется. Может, отправимся прямиком на главную улицу, или что эти бездельники тут успели построить, и поищем что-нибудь промочить горло.
Марк вытянул руку, чтобы остановить его.
– Не спеши, знаменосец. Для начала надо удостовериться, что новобранцы натянули палатки, как полагается, и их не унесет первым же порывом ветра. Потом мы будем час упражняться во владении щитом и копьем, а после этого ознакомим их с правилами поведения в полевом лагере. Следовательно, ты сегодня будешь самым занятым человеком на свете – и еще должен позаботиться о внуке.
Когда лагерь был разбит, Восьмая центурия под руководством четырех центурионов училась пользоваться щитом и копьем. Остальная когорта потешалась, глядя на их усилия, но примипилу было не до смеха. Постояв несколько минут рядом с тренировочной площадкой, он не выдержал и призвал Марка к себе.
– Это бессмысленно. Пройдет не меньше месяца, прежде чем они научатся метать копье в цель, а уже через неделю им придется вступить в сражение. Забери у них копья и попробуй объяснить им, с какой стороны у меча острие. Судя по тому, что я видел, нам придется спихнуть их хамианской когорте в качестве пополнения.
Восьмая центурия выстроилась в шеренгу, чтобы передать свои копья квартирмейстеру. Солдаты улыбались во весь рот, но чувство облегчения сразу же испарилось, когда они вернулись на плац, где их ожидал мрачный как туча Марк. Юлий, Руфий и Дубн стояли позади него с потемневшими от гнева лицами. Под их злыми презрительными взглядами недавнее веселье сменилось внезапной серьезностью.