– Меченый, задержи их! Ты… – он ткнул в пыхтящего Луго и указал согнутым большим пальцем в сторону последних ворот, – пойдешь со мной!
Тот кивнул, догадавшись, чего от него хочет римский офицер. Они выбрались из схватки и бегом помчались к воротам. Какой-то человек, привлеченный шумом битвы, появился из-за ворот и тут же умер от меча варвара, не успев даже понять, как плохи дела защитников крепости. Скользкая лента кишок вывалилась из его распоротого живота. Луго швырнул врага на деревянный вал и еще раз ударил мечом в грудь, чтобы пронзить сердце. Марк влетел в проем ворот и остановился, держа оба меча наготове. Его глазам открылось обширное свободное пространство на гребне горы, примерно пятидесяти шагов в диаметре, обнесенное со всех сторон деревянным частоколом. Единственный деревянный дом примыкал к дальней стене, а все огороженное пространство было усеяно еще дымящимися жаровнями с остатками последней трапезы. Перед домом стоял один-единственный воин. Увидев тяжело дышащего Марка в проеме ворот, он что-то крикнул внутрь. Из дверей показался высокий мужчина с боевым топором в одной руке и круглым щитом в другой. Золотой торк на бычьей шее выдавал в нем тана – вождя клана. Он немного помедлил, осознавая свое поражение, а потом пустился тяжеловесной рысью в сторону Марка. Его оруженосец бежал рядом с ним.
Центурион оглянулся и не увидел вокруг никого, кроме бывшего пленника. Луго оказался единственным, кто вместе с ним зашел в самое сердце вражеской обороны. Марк воткнул длинное лезвие спаты в траву у ног и, рубанув ладонью воздух, приказал:
– Ломай ворота!
Даже если он проиграет это последнее сражение, войска придут сюда, как только закончится битва между первой и второй стенами. Последние ворота крепости должны быть открыты. Кивнув, варвар обрушил град ударов тяжелого меча на верхние деревянные петли ворот. Марк вытащил острие спаты из земли и, обернувшись, обнаружил, что вождю клана и его спутнику осталось преодолеть не больше десяти шагов. Не сводя глаз с Марка, тан указал на бывшего пленника и прорычал какую-то команду. Оруженосец с высоко поднятым мечом потрусил в сторону Луго.
С яростным боевым кличем тан набросился на молодого человека, рубя воздух топором. Марк поспешно отступил. Краем глаза он увидел, что оруженосец и пленник рубятся между собой, так что только лезвия сверкают: они оказались практически равны друг другу по силе и опыту. Тан шагнул вперед и снова взмахнул топором. Косой удар чиркнул по животу Марка, едва не пропоров кольчугу. Центурион выронил меч и, согнувшись от удара, попятился. Пока он хватал ртом воздух, огромный тан издал ликующий вопль и уже занес топор, готовясь отсечь голову противника, но в следующее мгновение споткнулся и упал навзничь, поверженный ударом невероятной силы.
Артиллерийский дротик, пролетевший совсем рядом с Марком, пробил доспех племенного вождя и на две трети своей длины вошел ему в грудь. Легионеры стреляли наудачу, целясь в людей, сражающихся в открытом проеме ворот, резко выделявшихся на фоне неба. Тан попытался подняться на ноги, но, встав на одно колено, с удивлением уставился на торчащий из груди дротик. Теряя силы, он выронил топор и щит и посмотрел на Марка, моля об ударе милосердия. Римлянин взглянул противнику в глаза, а затем утвердительно кивнул. Он отбросил гладиус и, взявшись за рукоять спаты обеими руками, уверенным ударом отрубил племенному вождю голову. Оруженосец убитого перестал сражаться. Отступив на шаг, он отбросил меч и простерся перед ними на земле. Собравшись с силами, Луго поднял свой меч и замер, глядя на Марка, ожидая его решения. Центурион устало покачал головой, отодвигая здоровяка подальше от смертельно опасного проема ворот, пока в их сторону не пустили еще дротики, и тяжело плюхнулся на траву. Он весь дрожал – неукротимая жажда битвы перегорала в крови, сменяясь ознобом, несмотря на теплый летний вечер.
– Правильно ли я понимаю, что сразу после того, как вы проникли в крепость, ты всего с полудюжиной солдат бросился вперед, словно тебе зад подпалили? Ты не слышал приказа удерживать первый бастион, пока когорты легиона не войдут внутрь?
Пронзив Марка свирепым взглядом, примипил Секст Фронтиний приподнял бровь, дабы показать, что ожидает ответа.
– Да, примипил.
– А потом ты, не повинуясь приказу, захватил еще двое ворот, которые должны были брать регулярные части, когда ты расчистишь им дорогу?
Марк стоял с каменным лицом, хорошо зная, как скор примипил на расправу. Он перевел взгляд со стены госпиталя на Холме, которая была видна в открытое окно кабинета, на широкий золотой торк, лежавший на столе. Фронтиний перехватил его взгляд, и его лицо посуровело.
– Оставь в покое побрякушки, центурион, и отвечай на вопросы.
– Да, примипил.
– И для полного счета ты победил вождя карветов в поединке.
– Да, примипил, хотя я должен заметить, что…
– Что это не твоя заслуга? Да, я читал донесение Юлия, которое он послал перед вашим возвращением, поэтому у меня было время обдумать все детали твоего последнего подвига. Посереди вашего поединка прилетел дротик. У кого-нибудь есть что добавить к этой истории неповиновения приказам и блистательной победы?
Ничуть не смутившись, Руфий весело сказал:
– Да, примипил. Жалко, ты не видел выражения лица трибуна Антония – он приготовил золотой венец, чтобы вручить его тому офицеру, который первым войдет в последние ворота крепости. А в результате пришлось отложить награду до лучших времен – не отдавать же венец центуриону из когорты ауксилиев.
Марк горестно покачал головой при воспоминании о том, как был удивлен трибун легиона, когда узнал, что тунгрийцы захватили крепость всего за десять минут, потеряв при этом лишь несколько человек. Примипил отвел взгляд от четырех центурионов, стоявших по другую сторону его стола по стойке «смирно», в изумлении возвел очи горе и снова сердито уставился на предмет их разговора. Марк с бесстрастным лицом не сводил глаз с вида за окном.
– Теперь ты изображаешь раскаяние, центурион, а о чем ты думал, когда ставил меня в дурацкое положение? Опять я позволил тебе отправиться на вылазку, и о тебе снова все говорят. Внимание, которое ты привлекаешь, ни к чему ни тебе, ни нашей когорте. Я удивляюсь, почему нас до сих пор не распяли. – Он машинально почесал свой лысый череп и повернулся к Юлию: – Конечно, трибун Антоний не слишком умен, но даже он со временем поймет, что здесь что-то не так, и спросит себя, как вышло, что римлянин служит в когорте ауксилиев.
Его заместитель пожал плечами.
– Честно говоря, примипил, его больше заботил тот факт, что у него увели из-под носа всю славу, причитавшуюся за разгром последнего оплота карветов.
Примипил на минуту задумался.
– Ты прав. Будем надеяться, что его мысли будут заняты лишь тем, как заслужить право командовать своим собственным легионом, и он не будет слишком пристально вглядываться в центуриона Корва. Ну что ж, мне пора на доклад к префекту. Вы четверо можете идти готовиться к завтрашнему походу на побережье. У меня есть сведения, что новое пополнение из Германии уже прибыло. Отправляйтесь в Арабский городок, заберите оттуда новичков, пока кто-нибудь менее достойный не сделал это раньше вас. А ты, Корв, подумай на досуге, можешь ли ты дойти до побережья и обратно, не разгромив по дороге какое-нибудь варварское племя. Свободны.
Четыре центуриона отсалютовали и, выйдя из кабинета, двинулись в сторону офицерской харчевни. Самый старший из них, коренастый седой ветеран, обнял Марка за плечи и потрепал по голове.
– Не стоит волноваться, мой юный друг, я следил за этим сопливым аристократом, как ястреб, и могу поклясться, что он не сопоставит факты. Может, пойдем, выпьем? Завтра нас с тобой ожидают новые центурии, по восемьдесят сильных тунгрийских парней в каждой. Больше не придется маршировать рядом с нашими старыми подчиненными и смотреть, как другие портят результаты наших трудов. – Он увернулся от шутливого тычка Дубна. – За исключением присутствующих, конечно.
Примипил Фронтиний в задумчивости вышел из штаба и двинулся в сторону резиденции префекта, держа в руке тяжелый золотой торк. Новый префект принял командование когортой ауксилиев менее двух недель назад, хотя место освободилось уже давно, после того как в начале лета предыдущий командующий стал во главе Шестого легиона. Пока они только начинали узнавать друг друга, хотя в будущем им предстояло тесно взаимодействовать, чтобы когорта могла успешно сражаться против повстанцев к северу от Вала. И тем не менее было в этом человеке что-то, вызывавшее у Фронтиния опасения. В отличие от предыдущего префекта, ставшего теперь легатом Шестого имперского легиона, который был в курсе секретов центуриона Корва, Гай Рутилий Скавр даже не пытался наладить отношения с примипилом.
Он кивнул стражникам, охранявшим вход в резиденцию, и ступил под прохладную тень здания, ожидая, пока неразговорчивый германец – телохранитель префекта – сходит за своим хозяином. После минутной задержки его начальник появился из дверей своего кабинета. Префект – высокий мужчина лет тридцати с худым, аскетичным лицом – был одет в простую белую тунику с тонкой пурпурной полосой на левом плече, указывающей на принадлежность к сословию всадников. Водянисто-серые глаза, контрастировавшие с черными волосами, смотрели почти что мягко, а узкое лицо с подбородком, который примипил не решился охарактеризовать как слабый, предпочтя именовать его аристократическим, выражало спокойную уверенность. Его речь свидетельствовала о хорошем образовании.
– Не хочешь составить мне компанию, примипил?
Фронтиний вошел в кабинет префекта, взял предложенный ему стакан воды и занял место напротив префекта. Комнату освещал единственный светильник, и бо€льшая ее часть оставалась в тени. Префект сел по другую сторону стола, где его лицо было наполовину освещено мягким светом, и, отхлебнув из стакана, заговорил:
– Я слышал, что наше подразделение вернулось. Полагаю, особых трудностей с усмирением местного населения не возникло, поскольку, как я слышал, раненых у нас совсем не много.