Так, известия обнадеживающие. Пока все спокойно, решили сварить обед, всех покормить горяченьким, на улицу пока не соваться, – как всегда, при всякой заварушке изо всех щелей всякая мерзость выползает – доморощенные разбойники и бандиты. Городской страже и стрельцам пока не до разбойников – вылавливали небольшие группы поляков и казаков, попрятавшихся в захваченных домах. То здесь, то там раздавались одиночные выстрелы – выражаясь современным языком, шла «зачистка». Попадать под горячую руку стрельцам не стоило, стрельнут с перепугу или обознавшись, и кому что докажешь? К вечеру я предупредил холопов и семью не ходить по участку, совместно с охранником поставил еще две растяжки с бомбами – одну у ворот, другую ближе к дому, снова закопали на дорожке мину. Оружие было заряжено, часть охранников легла отдыхать, другая бодрствовала. Сидор расставил людей на опасных направлениях с наказом – слушать! И при подозрительном шуме сразу сообщить, при этом пробираться к дому осторожно. Сгустилась темнота. Мы сидели в неосвещенных комнатах, пытаясь что-либо разглядеть через окна. Однако ночь прошла спокойно. Поутру заявились городские стражники – узнать, нет ли пленных и велики ли наши потери – соседи сообщили, что вчерашней ночью на участке нашего дома были стрельба и взрывы. Мы рассказали, как все было, показали засыпанную яму с телами, стражники удовлетворились нашими объяснениями и со своей стороны сообщили, что в городе уже все спокойно, поляки и казаки убиты и рассеяны, банды разбойников частично схвачены, остальные разбежались. По городу можно передвигаться спокойно. Напряжение схлынуло, я поснимал растяжки и вкопанную бомбу, холопы занялись ежедневной работой. Мы же с Сидором сели в возок, правда, предварительно вооружившись на всякий случай, и поехали проверить – как мои предприятия. Особенно меня беспокоил водочный заводик, все-таки спирт, вещество пожароопасное, да и для мужиков любой национальности привлекательное, хоть для поляков, хоть для разбойников. К моему удивлению, водочный заводик был целехонек и охрана на месте. Не иначе – бог миловал. Направились на ткацкую фабрику – здесь дела были похуже – один из охранников позапрошлой ночью был нападавшими казаками Сагайдачного убит, второму удалось убежать. Ткацкие станки и помещения были в неприкосновенности, но склад был почти пуст. Что-то утащили казаки, чем-то, вероятно, поживились жители близлежащих домов. Но и то хорошо, что здание не сожгли да станки целые. Управляющий неприкаянно бродил по пустому цеху – работницы пока боялись выходить на работу. Ладно, что свершилось, то свершилось, убыток, конечно, есть, но я был готов и к худшему. По приезде домой Сидор распорядился направить на ткацкую фабрику двоих охранников. Мои помощники по медицинскому делу трудились не покладая рук, – после нападения было много раненых и покалеченных. По некоторым улицам захватчики прошлись, как ураганом, сжигая дома и грабя жителей. Сопротивляющихся убивали на месте, да и кто мог им оказать серьезное сопротивление – только в богатых усадьбах, где было много мужиков, да сам хозяин уделял время, внимание и деньги на охрану. Некоторые улицы вообще стояли нетронутые, особенно на северной половине города. Почти каждый день встречались похоронные процессии, хоронили защитников и горожан, трупы захватчиков же сваливали во рвы, закапывали где попало – на пустырях, в выгребных ямах. Город потихоньку приходил в себя, очищался. На месте пожарищ стучали топоры плотников, народ заново отстраивался – осень на дворе, впереди зима, и всем хотелось встретить ее под крышей.
Прошедшее нападение выявило недостатки не только в обороне города, но и в защите моего дома. Забор был неплох, но низок, хорошо, что поляки ринулись через ворота и попали в охотничью яму, а будь это казаки, могли бы лезть через забор в разных местах, и остановить их было бы сложнее. Поэтому я решил поставить железный, кованый забор высотой в четыре метра, сломать его или перелезть было бы затруднительно. Конечно, так в Москве в те времена было не принято, заборы стояли глухие – или бревенчатые, или каменные. Двор будет как на ладони, для обороны плохо, но и нападавших будет видно хорошо. Я заказал кузнецу по своим эскизам рисунок металлических кованых решеток, тем временем каменщики делали фундамент и ставили каменные столбы. Хотелось, чтобы это было и прочно, и красиво. Сразу за будущим забором решил посадить акацию, терновник – еще один колючий, но зеленый забор. Заднюю часть двора обнести высоким каменным забором взамен деревянного. На углах крыши дома по моему указанию каменщики надстроили четыре небольшие башенки с узкими бойницами, из которых можно было держать под прицелом большую часть двора. Конечно, все это можно было сделать и раньше, но кто мог подумать, что враг может прорваться сюда, в центр Москвы? Дом мой крепостью все-таки не стал, но малые перестройки пошли на пользу в плане защищенности. Теперь я знал, что нападения двух-трех десятков человек дом с охраной выдержит. На душе стало несколько спокойнее. В принципе не помешало бы парочку небольших пушечек, да где их здесь взять, разве что в Тулу съездить. Пока хлопотал с защитой дома, теплые дни закончились, началось ненастье, почти каждый день лил дождь, по утрам в низинах стлались туманы, на улице было зябко. Хорошо в это время сидеть в теплом доме, в кругу домочадцев. Но, видно, не судьба. В один из слякотных вечеров в кабинет вошел охранник и сказал, что у ворот стоит возок, весь в грязи, в нем купец, просит его принять. Можно ли впустить?
– Зови!
Через несколько минут в дом вошел, отряхиваясь от дождевых капель, дородный купец в шерстяном плаще с меховой поддевкой, в добротных сапогах, низко поклонился, осведомился – правильно он попал к лекарю Кожину? Я подтвердил, что он попал по адресу, слуги приняли шапку и плащ, и мы прошли в трапезную. По моему знаку принесли горячего чая, баранки, немудреную закуску и водки. На Руси серьезный разговор никогда не начинался сразу, требовалось поговорить на темы здоровья родни, о погоде, о видах на урожай и только потом переходили к главному. Купец представился – Алтуфий Демидов, купец первой гильдии из Нижнего. Мы уселись в кресла вокруг стола, в камине уютно трещали дрова, распространяя тепло. Мы выпили водки за знакомство, я видел, что гость замерз и стопочка не повредит. Купец выпил, крякнул, закусил солеными огурцами и одобрил:
– Хорошо хлебное вино, это где же в Москве такое творят?
Я скромничать не стал, пояснил, что это водка с моего заводика.
– Хороша!
Разлили по второй, купец с видимым удовольствием выпил, закусил и начал пить чай. Лицо его после водки и горячего чая покраснело, он перестал зябко потирать руки. Видно, начал согреваться. Дав ему время попить чаю и обвыкнуться, я спросил, что привело уважаемого гостя ко мне в столь поздний час. Купец посерьезнел:
– Старший сын у меня серьезно занедужил, Никита, седмицы две тому шел на корабле с товаром, да разбойники напали, от супротивника обереглись, да из ружья в ногу пулей попали. Местные лекари лечили, да без толку, видно, опухла нога, жар его снедает, в беспамятство впадать стал, как бы богу душу не отдал. Жалко сына, толковый он у меня, не как младший – тому бы только с девками гулять. Сильно беспокоюсь я за него, молодой еще – двадцать две весны всего, женил недавно, да, вишь, какая незадача. Я как увидел, что с ногой, – кинулся по лекарям, все говорят – антонов огонь, помрет парень, да хорошо, купец знакомый из Москвы у меня в гостях случился – о тебе рассказал. Помоги, век бога за тебя все мое семейство молить будет, да и сам деньгами не обижу.
Купец выжидающе глянул на меня, в глазах его застыли тревога и боль за родного человека. Судя по описанию, случай и в самом деле серьезный.
– А как же мы добираться будем – на возке долго, сам по дорогам ехал – видел, что дождь натворил?
– Да так же, как и сюда, – повозка не моя, знакомый купец помог, мы на ней только до Клязьмы, там у меня большая лодка, на ней быстрее будет до Нижнего добраться, чем по Оке, чуть не вдвое короче. Только, если согласен, не медли, доставить тебя быстро – моя задача, вылечи только!
Ну что же, надо помочь, не всякий из Нижнего осенней распутицей поедет, даже из-за сына. Я поднялся наверх, объяснил Насте, что уезжаю в Нижний Новгород к больному, собрал сумку с инструментами, сунул туда две бутылки водки, оделся потеплее, за пояс воткнул, прикрыв плащом, два пистолета, поцеловал жену и Мишеньку и вышел. В трапезной уже стоял одетый по-дорожному Сидор:
– Мне с тобой ехать али здесь оставаться?
Я вопросительно поглядел на купца. Он отрицательно покачал головой:
– Места нет ни в повозке, ни в лодке, а дорога тяжелая. Люди у меня надежные, и туда, и назад доставят в целости, не беспокойся.
Я отдал Сидору последние указания, и мы вышли. Пока купец был у меня, лошади успели отдохнуть, к тому же сметливый Иван распорядился их покормить. Мы уселись в тесный возок и тронулись. Возок хоть и был крытый, кое-где протекал и от холода не спасал вовсе. Часа через два я почувствовал, что замерзаю, достал из сумки водки, отхлебнул сам и дал глотнуть попутчику. Купец хорошо приложился к бутылке, довольно покряхтел:
– А хороша у тебя водка, ежели все с сыном наладится, то я дело с тобой начну. Мои корабли в Москву часто ходят, товар возят, обратно и водку будут брать.
Полбутылки он точно выпил, и без закуски, правда, и досталось ему больше, чем мне. Я из теплого дома вышел, сухой и сытый, а он не отдохнул и получаса, не обсох, когда выходил из дома, я обратил внимание, что за Алтуфием тянутся мокрые следы. После выпитого несколько потеплело, возок трясло и раскачивало, пара лошадей месили ногами грязь. Еще часа через два мы остановились. Купец выглянул наружу:
– Приехали, выходи, лекарь.
На берегу реки, у одинокой избушки, стояла лодка с небольшой мачтой, людей видно не было. Стоило нам выйти, как на голос купца из домишки высыпала дюжина здоровых мужиков, все дружно поклонились купцу, один подхватил мою сумку, и все устремились к лодке. Было темно, только луна, периодически выглядывая из-за туч, скудно освещала местность. Гребцы скоро расселись, разобрав весла, купец уселся на корме за рулевого, мне дали место на носу. Лодка отошла от берега, и гребцы мощными гребками погнали ее вниз по реке. Клязьма здесь была довольно широкой, лодка споро шла прямо посередине. Как купец в темноте угадывал повороты, ухитряясь задавать гребцам темп, для меня осталось загадкой. Должен сказать, что ни до, ни после я не видел, чтобы лодку гнали с такой скоростью. Спины гребцов мощно сгибались и разгибались, даже под одеждой можно было угадать бугры мышц, от разогретых спин поднимался легкий парок. Незаметно я задремал, очнувшись, лишь когда что-то в ходе лодки изменилось. Оказывается, подул попутный ветер и подняли парус, гребцы, сложив весла на борта, отдыхали, утирая пот. Рассвело. Один из гребцов, видимо старший, вытащил сумку и передал всем по куску хлеба с салом. Все подкрепились, а я еще и отхлебнул водки из бутылки. Мужикам было жарко от работы, а мне было зябко в неподвижности. Места, чтобы размять руки и ноги, просто не было. Я и так был удивлен, когда увидел, сколько гребцов на лодке, под веслами мы шли, как под паруса