Фантазии сделали свое дело, и, вернувшись в дом, я уже не смотрел волком, хотя было понятно, что на веселье рассчитывать не стоит.
К семи тридцати собралось пятнадцать-двадцать человек, почти со всеми я встречался раньше. Шесть-семь из них являлись ветеранами университетских гулянок Теперь увидеться с ними можно было только у Тома. В паб «О’Хара» такие захаживают редко. Остальные были коллегами Тома и Люси, но с виду ничем не отличались от старой гвардии — высокие, с мягким фимиамом больших денег, который их прически, кожа и наряды источали, как лужа нефти — ядовитые испарения.
Я спросил у Люси, какую девушку они мне отрядили.
— Сэди, вон она, у стереосистемы.
Девушка выглядела эффектно, прическа в итальянском стиле, макияж Мне стало слегка тревожно и волнительно.
— Которая? В черном платье?
— Нет-нет-нет. Та, что рядом, в джинсах. Сэди — моя двоюродная сестра из Глостершира, учится на педагога. Мой дядя — фермер, и ей надоела сельская маета. Она хорошая, я уверена, что она тебе понравится.
Люси ошибалась по трем позициям. Начнем с того, что Сэди была рыжая, то есть не могла мне понравиться ни при каких обстоятельствах. Дохлый номер. Вы даже представить себе не можете, как далеко мои локаторы обходят рыжих. Во-вторых, она — работница госсектора. У меня с ними тоже большие нелады. Меня не притягивает профессиональная сознательность. Большинство из них — леваки без гроша за душой, зачем мне такое счастье. В-третьих, я ей не пара. Это было видно с первого взгляда.
Я повернулся к Люси:
— Не уверен, что она мне подойдет.
— Ну зачем так пессимистично, Фрэнк Кроме того, ей нужна работа на Рожцество, и я подумала, что ты мог бы ее пристроить в ресторане. Как считаешь?
— Блин. Кажется, действительно мог бы.
— Превосходно! Давай пойдем и скажем ей.
— Ну, давай.
Моя душа к этому не лежала, но мы все-таки подошли. Сэди со скучающим, потерянным видом топталась посреди группы из пяти человек Она выглядела на восемьдесят процентов неряшливее всех остальных, то есть процентов на двадцать элегантнее меня.
— Сэди, это Фрэнк, о котором я тебе говорила.
— Привет.
Увидев меня живьем, Сэди не проявила никакого интереса.
— Кстати, он считает, что сможет устроить тебя в ресторан на пару недель.
— Правда? Здорово!
Я смущенно переминался с нога на ногу, глядя в ковер. Ковер был карамельного цвета.
— Да-а. У нас бывают запарки по праздникам. У тебя есть какой-нибудь опыт?
— Немного.
— Немного — более чем достаточно.
— Когда выходить?
— Не знаю. Завтра сможешь?
— Да!
— Платить будут мало.
— Но хоть что-то будут? Мне не до жиру.
— Что-то будут.
— Тогда ладно.
Мы замолчали. Я был еще слишком трезв, чтобы просто так трепать языком. Из колонок выла Уитни Хьюстон — что твоя Брунгильда[16], только постанывая. Я пробежался по коллекции компактов — «Лучшие оперные арии», U2, «Лучшие песни „Мотаун“», случайно затесавшийся джазовый сборник Музыка для людей, которые не любят музыку. Я почувствовал легкий тычок в ребра. Боже! Рыжая, госслужащая, да еще и сексуально озабоченная — какой кошмар.
— Привет, Фрэнк!
Радостный тон, разве что — ну совсем малость — снисходительный. Это не Сэди.
— О! Привет, Софи!
В старые добрые оксфордские дни она не вылезала из закрытых клубов. Софи нацелилась чмокнуть меня, но я увернулся. Рядом разглагольствовал какой-то загорелый тип в васильковой рубахе, которого я раньше не видел. Сэди и компания вымученно улыбались, словно их кормили дерьмом.
Видимо, у загорелого чувака редкостный талант нагонять скуку.
Софи нежно приобняла меня костлявой ручкой.
— Ты, наверное, здесь никого не знаешь.
Решила напомнить мне мое место.
— Это Ник и Флора…
Говноеды поздоровались беззвучно, не разжимая губ.
— Это Сэди…
Я не мог заставить себя посмотреть на нее, но все же приподнял голову, чтобы кожа под подбородком не очень отвисала.
— А это мой муж Колин.
Она указала на василькового пижона.
— А-а, Колин. Как футболист Колин Белл, — поддел я и широко улыбнулся, пожимая ему руку.
Он немного нахмурился.
— Да, наверное. Это родовая фамилия, я из Шотландии.
— Говоришь почти без акцента. Откуда из Шотландии? Из Гована?
Ник с Флорой захихикали. На Сэди я так и не посмотрел и о ее реакции не мог судить.
— Нет, не из Гована, но недалеко от Глазго.
— Болеешь за «Септик» или «Рейнджере»?
— За «Челси». Я ходил в школу под Лондоном.
— Наверняка недалеко от Слау[17].
— Гм. Действительно недалеко.
Софи попыталась внести разнообразие:
— Как дела на работе, Фрэнк? Ты все еще маклером на бирже?
Лучше бы она этого не говорила. Три года назад, в безвременье между газетой и рестораном, я проработал шесть месяцев рассыльным на фондовой бирже. Кажется, я ей тогда чересчур приукрасил свою должность, но до какой степени — уже не помнил. Кем я тогда был? Аналитиком по немецким ценным бумагам? Председателем?
— Нет, теперь я… э-э… в ресторанном бизнесе.
По тому же принципу контролерша кинотеатра работает в киноиндустрии.
— Ой, как интересно. Но ведь ты был раньше аналитиком по СМИ?
Неужели? Понятия не имею, как мои мозги, которые я тут же обложил про себя трехэтажным, породили эту чушь.
— Ну… да, в некотором роде.
Пижон, почувствовав мою слабину, ринулся в атаку:
— В некотором роде? Что ты имеешь в виду?
— Я учился на аналитика СМИ, но бросил еще до того, как занялся этим самым анализом.
— И чем ты тогда занимался?
— Да всем понемногу, реферированием отчетов, общей черновой работой.
— Как фирма называется?
— «Гельнер ДеВитт».
Пижон оттаял.
— Интересно. Я там многих знаю. Тима Локке знаешь?
Еще бы не знать. Жирное хамло из секции японских облигаций. После обеда у него на столе всегда стояла пинта «Гиннеса». За шесть месяцев не удостоил меня и словом, хотя я таскал ему почту по четыре раза в день и старался изо всех сил, лишь бы он обратил внимание.
— Нет, Тима Локке я не помню.
Большая ошибка. Надо быть ветераном дома престарелых, чтобы не помнить Тима Локке.
— Странно. Почти все помнят Тима. Сколько ты там проработал?
— Всего несколько месяцев.
Отвязался бы ты от меня, Колин.
К нам подошла Люси. Пижон все не мог угомониться:
— Люси, ты ведь помнишь Тима Локке? Он окончил школу всего на год раньше Тома.
— Да, помню. Полный такой, шумливый. Биржевой брокер.
— Ну вот. А Фрэнк работал с ним бок о бок и не помнит.
Люси это озадачило.
— А где это ты с ним работал, Фрэнк?
— В «Гельнер ДеВитт», где же еще?
Люси, ну пожалуйста, смени тему.
— И он что, тоже работал в почтовом отделении?
— Не знаю. Я же сказал, что я его не помню.
Пижон впился в меня как клещ.
— В почтовом отделении! Значит, ты почту разносил, теперь понятно. В таком случае ты, конечно, вряд ли мог знать Тима. У него имя не из тех, что легко запоминаются. Я полагаю, что наш разносчик почты тоже не помнит наших имен, не так ли, Софи?
Софи послушно кивнула, но вид у нее был смущенный. Надо отдать должное женской натуре, все три девушки тоже смутились. Я рискнул взглянуть на Сэди. Славная девочка просто окаменела. Пригвоздив меня как червяка булавкой, пижон опять перевел разговор на себя. Поверженный во прах, я прихватил бутылку шампанского и вышел во двор, чтобы еще раз вдарить по «Лаки Страйк». Сев на крохотную садовую скамью, я запалил сигарету.
Из кухонной двери высунулась голова Люси.
— Я что-то не так сказала?
— Нет, Люси, не переживай. Со мной все в порядке.
— Не сиди там. Холодно ведь.
— Все в порядке. Правда. Мне покурить надо.
Она посмотрела на меня, приподняв брови в знак то ли разрешения, то ли неудовольствия.
— Ты с отцом Тома еще не встретился?
Том организовал для меня интервью насчет лакейской работенки в новом журнале для мужчин, который открывал его отец.
— Пока ни звука.
— Я уверена, что он с тобой еще свяжется. Наверное, занят очень.
— Ага.
— Фрэнк, пойдем в дом, мы через минуту отправляемся в ресторан.
— Послушай, мамусик, я только полсигареты скурил. Ты же знаешь, я люблю доводить дела до конца.
Я и раньше называл Люси «мамусиком», когда она еще не была беременна.
Она подошла и села рядом. Я кожей чувствовал ее взгляд.
— Знаешь, Фрэнк, мы действительно рады, что ты будешь у нас крестным отцом. И с интервью, мы думаем, все будет хорошо. Том уверен, что тебя примут.
— Я тоже доволен. Нет, правда. Просто у меня… любезничать не получается.
Люси хихикнула. Я взглянул на нее. Лицо у нее было такое, о каком женщины говорят «красивое», а мужчины — «кажется, ничего». На бледной коже слегка проступали веснушки, губы все время двигались — то складывались венчиком, то раздвигались в улыбке, то кривились.
— Пошли. Ты уже почти докурил. И с Сэди ты еще как следует не познакомился.
— Наши отношения, пожалуй, уже закончились. С самого начала не заладилось. Я старался, но, видимо, не судьба. Кроме того, мне надо выкурить еще одну. Если не покурю хотя бы два раза за час, впадаю в кому.
Люси рассмеялась и, поднимаясь, чмокнула меня в макушку.
— Ну, раз настаиваешь… Такси приедут через пятнадцать минут.
— Спасибо, мамусик.
Я славно провел следующие полчаса. Всосав полбугылки шампанского, мысленно поставил Колина у дерева, высек его плетью и напоследок прострелил ему колени из дробовика.
Семьдесят три тысячи
Том и Люси решили, что мы все едем в ресторан праздновать безупречное зачатие, но не объявили главного — как мы будем платить? Они давно перевалили за черту, за которой люди получают столько денег, что не знают, на что их потратить. Ну ничего, скоро узнают. За границей ходят байки, что нестерпимо богатые яппи вымерли еще в восьмидесятые. Это не совсем так Просто они научились вести себя тише и тратить деньги в таких местах, где мы с вами их не видим. Все эти банкиры и адвокаты, если им платят согласно их возрасту и опыту, имеют шестизначные оклады и считают суммы,