Тогда все приписали произошедшую с ней метаморфозу гибели Джона Холланда, но не только это послужило причиной того, что она стала такой религиозной.
— Неужели ты не понимаешь? — всхлипнула Адель. — Теперь мне уже никогда не попросить у него прощения. Я самая большая грешница из всех живущих, но как наказать себя? Чтобы забыть об этом, я стала поучать тебя жить так, как должна была жить я. Прости меня…
Мэдлин, хотя и была ошеломлена этим рассказом, постаралась успокоить свою плачущую мать.
Когда спустя несколько часов Мэдлин вышла из больницы, она чувствовала себя виноватой не меньше Адели. Конечно, в те годы она была еще очень молода, но ведь и позже, во время своих нечастых визитов, она никогда не делала попытки поговорить с матерью о прошлом. Кто знает, может, сейчас все было бы иначе?
Когда в конце подъездной дорожки показался их дом, Мэдлин уже знала, что вернет его любой ценой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Да, Мэдлин была сильной, но Льюис больше не мог притворяться, что не хочет ей помочь.
Она сидела напротив него за кухонным столом и ковыряла в тарелке салат. Она только что рассказала ему о своем визите в больницу и выглядела совершенно измученной.
Он прекрасно ее понимал: ему тоже слишком хорошо было известно, как пагубно поступки родителей могут повлиять на ребенка. Если у него когда-нибудь будут собственные дети, он приложит все усилия, чтобы с ними ничего подобного не произошло.
— Тяжелый выдался денек?
— Парочка дней, — грустно улыбнулась Мэдлин.
У него тоже день был не из легких, а все из-за его комментария, появившегося в газете, после которого с ним связался кое-кто из совета директоров. Их волновал вопрос, знала ли Мэдлин, незадолго до этого принятая на должность исполнительного директора, о готовящемся поглощении и нет ли связи между ее назначением и их особыми отношениями?
С помощью Кей ему удалось дозвониться до всех членов совета директоров, ведущих дела за пределами Новой Зеландии, и согласовать время телефонной конференции. Льюис был твердо намерен дать всем понять, что Мэдлин получила свой пост только благодаря профессиональным качествам и, как и большинство сотрудников, до последнего дня ничего о поглощении не знала.
Мэдлин отодвинула от себя тарелку и поставила локти на стол.
— Льюис, что касается твоего заявления в газету…
— Да? Надеюсь, после моего комментария тебе уже не так стыдно?
— Да, и я за это тебе благодарна. — Но… — она помедлила, — ведь все совсем не так.
— А кто, кроме нас, об этом знает? Зато сплетни теперь немного поутихнут.
— Но ведь это ложь.
Льюис вскинул брови.
— Ты думаешь, было бы лучше сказать, что мы немного перебрали и потому, оказавшись в лифте наедине, вздумали целоваться?
Мэдлин прикусила губу и медленно покачала головой.
— Конечно, нет. Но ведь теперь неизбежно возникнут вопросы, когда и где мы с тобой познакомились и как долго длится наш роман? Мы сами себе копаем яму, разве ты не видишь?
— Не вижу. Думаю, любопытство людей уже удовлетворено. А остальные вопросы, например касательно твоей компетентности в работе, ты снимешь сама.
— Возможно, — задумчиво сказала Мэдлин. — Но в любом случае должны возникнуть вопросы относительно моего принятия на работу.
Льюис не мог ею не восхититься.
— Назавтра у меня как раз назначена телефонная конференция с советом директоров. Уверен, мне удастся их успокоить.
— И обсуждать вы, конечно, собираетесь меня?
Он пожал плечами.
— Конфликт интересов. Например, что тебе было известно о поглощении… Ладно, забудь. Я сам этим займусь. Однако ты права: наша история должна звучать одинаково.
Мэдлин выжидательно смотрела на него.
— Что скажешь о такой версии? Мы познакомились за границей. Вскоре твоя подруга Кей рассказала об освободившейся должности в «Премьер Групп» в Сиднее. О том, что я готовлю поглощение компании, ты не знала, а я о своих планах не распространялся. К тому же у нас было чем заняться помимо обсуждения карьерных вопросов.
Мэдлин подняла брови, но продолжала слушать его молча.
— В Куинстаун ты приехала, чтобы разобраться кое с какими личными делами, ну и навестить мать, разумеется. То, что мы встретились здесь, стало неожиданностью для нас обоих. И это так и есть, — криво улыбнулся Льюис.
— Все довольно складно, но я боюсь, что репортерам этого будет недостаточно. Что, если они начнут допытываться, когда и где мы встречались?
— Отвечай: «Без комментариев». Скоро им это рано или поздно надоест, и они от тебя отстанут.
— Может, ты и прав, но, если бы ты обсудил все сначала со мной, тебе бы не пришлось ничего объяснять совету директоров, — резонно заметила Мэдлин.
— Когда? У тебя голова была занята совсем другим.
— Верно. Тогда я могла думать только о том, где мама и что с ней.
— Что говорят врачи? С ней все в порядке?
— Более или менее, но пока я в любом случае останусь здесь, и не только ради нее.
Льюис вскинулся:
— Надолго?
— Пока не знаю.
— Но на работу ты выйдешь в срок?
Мэдлин подумав, медленно покачала головой.
— Вернешься, когда ее состояние стабилизируется, — покладисто заявил Льюис.
— Я хочу убедиться, что с ней все в порядке и что она не переживает так, как сегодня.
— За то время, что еще есть у тебя в запасе, все может измениться к лучшему.
— Да, но мои приоритеты несколько изменились, — возразила Мэдлин.
— Ты хочешь остаться здесь? — сощурился Льюис. — Ты хоть подумала, чем здесь займешься? Ты амбициозная деловая женщина. Что тебе здесь делать?
— Я думала об этом, — кивнула Мэдлин, собирая тарелки со стола.
— Это все эмоции. Ты успокоишься, взвесишь ситуацию…
Тарелки со звоном ударились о раковину.
— Что взвешивать? Она моя мать!
— Я понимаю, но ты ведь можешь перевезти ее в Сидней. Мои ассистенты подыщут для нее приемлемый дом престарелых.
— Но здесь ее дом! Она прожила здесь всю свою жизнь!
— Прости за то, что я сейчас скажу, но твоя мать больна. Большую часть времени она даже не осознает, где находится.
Мэдлин вздрогнула, словно он ее ударил. В ее глазах мелькнуло что-то, похожее на разочарование, а затем она стала смотреть куда-то в сторону, не на него, отчего внутри Льюиса образовалась пустота.
Не говоря ни слова, она вышла из кухни.
Льюис последовал за ней в гостиную, но остановился в дверях. Его новый исполнительный директор, сильная, уверенная в себе женщина, сидела на диване, сжимая голову руками. Она выглядела потерянной и уставшей. Он сразу вспомнил другую Мэдлин Холланд — очаровательную, страстную и ненасытную. Неужели это было лишь несколько дней назад? Все вдруг стало таким непрочным и зыбким, что Льюис даже немного растерялся. Единственное, в чем он был уверен, — Мэдлин нужна ему в Сиднее.
Она подняла голову и увидела, что Льюис смотрит на нее.
— У тебя нет сердца, — бесцветным голосом сказала она, и неожиданно Льюис понял, что еще немного — и он может потерять ее, потерять навсегда.
Он сел рядом с ней, чувствуя ее укоряющий взгляд.
— Не верится, что ты можешь быть таким жестоким.
— Так уж сложилось.
Последние два года он жил, поддерживаемый лишь жаждой мести по отношению к Жаку де Рису. Она так глубоко въелась в него, что избавиться от нее не так-то просто. Можно, конечно, двинуться к завоеванию новых вершин или…
Или влюбиться в прекрасную женщину со светлыми волосами и синими, как летнее небо, глазами…
Он еще никому не рассказывал о переменчивой судьбе мальчика — своей судьбе, — поэтому и сейчас медлил, не решаясь заговорить. Но Мэдлин так нужна ему! Почему и когда это случилось, он будет разбираться позднее, но, начав, отступать глупо.
— Жак де Рис убил моего отца, — наконец сказал Льюис и по виду Мэдлин понял, что она оказалась совсем не готова услышать такое.
— Стоило сказать об этом хотя бы для того, чтобы полюбоваться твоей реакцией, — шутливо заметил Льюис. — Я-то открыл всю «прелесть» скандальных новостей пару лет назад, когда пришлось опознавать тело брата, к чьей смерти Жак также был причастен.
Мэдлин тихо ахнула и прикрыла рот рукой, чтобы не мешать ему говорить.
— Когда-то мой отец и Жак были деловыми партнерами и владели транспортной компанией, которая доставляла гуманитарную помощь в страны Африки. Тогда мы жили в окрестностях Найроби, столицы Кении.
Это было его самое счастливое время. Родители не были особенно богаты, но смогли купить большой старый дом и нанять экономку. Его жизни, полной приключений, позавидовали бы многие мальчишки.
— Когда мне было семь лет, все неожиданно изменилось. Отца посадили в тюрьму по обвинению в краже гуманитарного груза и его продаже на «черном» рынке. В то время, когда это случилось, Жак был во Франции. Мать пыталась помочь отцу, но у нее ничего не вышло. Через неделю она забрала меня из школы и отправила в Австралию. — И он даже не попрощался с отцом . — Оставив меня под присмотром своих родителей в Сиднее, она уехала обратно. Прошли месяцы, прежде чем я ее снова увидел.
Это было ужасное время. Родители матери не одобряли ее брака с его отцом, который подверг их дочь и внука большой опасности, взяв с собой в Африку. Они отдали Льюиса в школу, запретив ему упоминать об отце. Скоро он возненавидел их тихий, чистенький домик…
— Когда мать наконец вернулась, она была очень несчастна и к тому же беременна. Ей ничего не удалось сделать, чтобы отца освободили, но она надеялась, что у Жака что-нибудь выйдет. Она, как могла, осторожно попыталась подготовить меня к худшему, потому что разрешение юридических вопросов из-за несовершенной судебной системы могло длиться в Африке годами.
Так как все их деньги были вложены в бизнес, у них не было иного выхода, как жить в доме родителей матери, хотя обоим было очень тяжело приспособиться к городской жизни, особенно Льюису. Сейчас он сожалел о том, что надоедал матери своими постоянными просьбами уехать, но тогда слишком уж сильно переживал разлуку с отцом и изменение уклада жизни. Повзрослев, он понял, что у матери не было иного выхода, ведь у нее на руках скоро должен был оказаться и его маленький брат.