Эрин не стала отвечать. Она быстро, но внимательно осмотрела платьице, носочки и трусики дочери, чтобы удостовериться в их чистоте. Для социопата Дэррелл совсем неплохо стирал.
– Ты уж присмотри за моей маленькой красавицей-партнершей, – сказал он, прежде чем удалиться с пустой коляской в сторону своего фургона, припаркованного невдалеке. В дни встреч бывшей жены с Анджелой он никогда не выпускал их из виду, отлично понимая, что при первой же возможности скрыться вместе с дочкой Эрин немедленно сделает это.
Эрин взяла девочку за ручку, и они неторопливо пошли по дорожке.
– Как ты поживаешь без меня, родная?
– Хорошо.
– У тебя появились новые друзья?
– В пятницу я весь день была у тети Риты. Знаешь, у нее есть настоящий живой волк! Волчица, – поправилась Анджела.
«Прелестно, – подумала Эрин. – Оставить ребенка у этой психопатки Риты, рядом с ее обожаемыми хищниками!»
– Держись от нее подальше, детка, – сказала она вслух. – Волки иногда бывают очень злыми.
– Тетя Рита сказала, что у волчицы скоро будут маленькие волченята, – с воодушевлением продолжала Анджи. – Знаешь, мамочка, я хочу одного!
– Нет, малыш, мы купим тебе настоящего щенка...
– А папа говорит, что нет. Он говорит, может быть, птичку.
– Птичку? – повторила Эрин. В четыре года кому же не хочется иметь птичку?
– Да, говорящую. Как Биг-Бэрд, только поменьше.
– А тебе хотелось бы именно такую?
– Папа говорит, мы можем назвать ее Горбун. Это хорошее имя?
– Нет, – сказала Эрин. – Совсем некрасивое.
Они обошли весь парк по периметру. Дэррелл Грант медленно следовал за ними на своем фургоне. Эрин и Анджела ели сандвичи с арахисовым маслом, пели песенки из мультфильмов. К ним припрыгала серая белка, и они угостили ее сырными палочками.
Без десяти три Дэррелл дал несколько коротких гудков. Видя, что Эрин не реагирует, он снова нажал на клаксон и теперь уже не отпускал его. Рев гудка перекрыл все звуки парка. Канадцы на кортах прервали игру и принялись ругать Дэррелла по-французски.
– О Господи! – прошептала Эрин.
– Это папа так шумит? – спросила Анджела.
– Боюсь, что да. – Эрин обняла и поцеловала дочку – и с отвращением ощутила такой знакомый запах сигарет Дэррелла, исходящий от ее волос.
– Мама, я забыла сказать тебе, – встрепенулась Анджела.
– Что, милая?
– У меня потерялись все куклы.
– Бедная!
– Когда мы переезжали. Папа сказал, что никак не может их найти.
– Я куплю тебе новые, – пообещала Эрин. Она ни за что не решилась бы рассказать девочке, что на самом деле сталось с ее куклами. Подобным вещам невозможно найти разумного объяснения.
– Я люблю тебя, детка, – сказала она.
– И я тебя тоже, мамочка. Можно, я скажу папе про новых кукол?
– Не надо. Сделаем ему сюрприз.
Через агента Клири Эрин удалось получить кое-какую основную информацию о Джерри Киллиане: рост пять футов девять дюймов[4], вес сто сорок фунтов[5], сорок восемь лет, разведен. Работает редактором видеоматериалов в местном филиале Си-би-эс. Официально зарегистрирован как член демократической партии. Водит «шевроле-каприс» восемьдесят восьмого года. Покупает очки со скидкой. Подписывается на «Ньюсуик», «Харперз», «Ньюйоркер», «Роллинг стоун», «Консьюмер рипортс» и «Хастлер». Бывшая жена Киллиана недавно открыла в одном из пригородов Атланты магазинчик макраме, и он внес половину суммы за помещение. У них две дочери – студентки университета штата Джорджия. Киллиан приобретает сезонные билеты в майамский дельфинарий и берет в видеопрокате кассеты с фильмами Дебры Уинджер – не пропустил ни одного. У него кредитная карточка «Виза» на три тысячи долларов. Каждую осень он ездит в Западную Монтану ловить форель, беря на себя для этого напрокат малолитражку. За всю жизнь ни разу не арестовывался, не привлекался, не находился под следствием.
А проживал Джерри Киллиан в Форт-Лодердейле, Флорида, в квартире 317 дома № 4566 по Грин-Дак-Паркуэй.
Прежде чем ехать к нему, Эрин позвонила по телефону. Услышав ее голос в трубке, Киллиан на несколько мгновений потерял дар речи. Он встретил ее в дверях – в пиджаке и при галстуке.
– У меня в сумочке заряженный револьвер, – предупредила Эрин.
– Хорошо, – безмятежно отозвался Киллиан.
– Я пришла только по делу.
– Хорошо, – тем же тоном повторил Киллиан. Его лицо переполняло блаженство от созерцания своего идола.
Как и ожидала Эрин, квартира Киллиана оказалась опрятной и ухоженной. В воздухе ощущался аромат лимонного освежителя. Эрин и Киллиан уселись за овальный обеденный стол друг напротив друга.
– Я хотела поблагодарить вас, – начала Эрин. – Музыка, которую вы предложили, замечательно подходит для моих выступлений.
Киллиан просиял:
– Вы попробовали ее? Я ужасно рад!
– Вы бы как-нибудь сами зашли к нам посмотреть. Я так и сказала Шэду: хорошо, если бы вы зашли.
– Правда? – Лицо Киллиана омрачилось. – Тогда зайду, только не сейчас... потом, попозже.
– Почему потом? Когда потом?
– Так надо. Из-за моего... вашего дела. От меня потребовали, чтобы я больше не появлялся в вашем заведении. – Киллиан помолчал. – Это самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. Мне так не хватает вас!
«Приехали!» – подумала Эрин.
– Можно мне называть вас просто Джерри? – спросила она.
– О, я был бы на седьмом небе, если бы...
– Так вот, Джерри, – прервала она его уже готовые хлынуть бурным потоком излияния. – Мне нужно побольше знать об этом нашем с вами деле. Ведь речь идет о моей жизни. О моей дочери.
– Естественно, что вы не доверяете мне.
– Я просто не знаю вас.
– Эрин, – заговорил Киллиан, – я не способен сделать ничего, что поставило бы под угрозу вас или вашу дочь. Моя преданность вам абсолютна, неистребима и чиста. Мысль о вас не оставляет меня ни днем, ни ночью. Я просто голову потерял от любви.
Однако ничто не шевельнулось в сердце Эрин в ответ на эти горячие слова.
– Кто этот конгрессмен, Джерри? – спросила она.
– Его округ не здесь. Вы вряд ли знаете даже его имя.
– А вдруг знаю? Я же читаю газеты.
– Да, собственно, имя не так уж и важно. Главное – у него серьезная проблема насчет женского пола, – объяснил Киллиан. – Мне просто неловко углубляться в детали.
– Я прошу вас, Джерри!
– Я ведь все-таки джентльмен, Эрин. Так уж меня воспитали.
– А я – стриптизерша, Джерри, – возразила Эрин. – Один клиент зубами содрал с меня трико и съел. Да-да, прожевал, проглотил, запил несколькими глотками «Сазерн комфорт», а потом выплюнул резинку.
У Киллиана покраснели уши.
– Я просто хочу сказать, – продолжала Эрин, – что меня уже давно не шокирует ничто из того, что способен сделать мужчина. Мой бывший муж, например, развлекается тем, что вырезает свои инициалы на чужих макушках. Что, этот ваш конгрессмен – такой же забавник?
– Только не подумайте, что я пытаюсь прикрыть его, – запротестовал Киллиан. – Я стремлюсь защитить вас.
– На всякий случай?
Киллиан поднялся.
– Пойдемте со мной.
Эрин последовала за ним, левым локтем крепко прижимая к себе сумочку – так крепко, что сквозь кожу и ткань одежды ощущала лежавший там револьвер. Киллиан открыл дверь в небольшую спальню для гостей, и Эрин увидела, что комната превращена в некое подобие святилища. Стены были увешаны рекламными снимками местных стрип-танцовщиц, причем (интересная деталь) настолько пристойными – не более чем голова и плечи, – что их с чистой совестью можно было бы демонстрировать даже воспитанникам детского сада. В центре этого пантеона находилась фотография самой Эрин в деревянной рамке, подсвеченная медной лампой.
Некоторое время Киллиан молча обозревал свою коллекцию, потом заметил:
– На свете нет ничего более прекрасного, чем улыбка женщины.
– А, так вот ради чего вы ходите к нам – ради наших улыбок? – с ноткой иронии в голосе отозвалась Эрин.
– Улыбка – это преддверие истинной любви, ясности, безмятежности. Отнимите у женщины улыбку – и что останется? Пара грудей да клочок волос, вот и все.
– Джерри... – прервала его Эрин.
– Да?
– От ваших слов у меня просто мороз по коже.
– Простите, Эрин. Меня немного занесло. Простите, пожалуйста.
– Вы знакомы со всеми этими девушками?
– Был знаком. Старался быть им другом. И всегда, когда мог, помогал им. – Он указал на фотографию платиновой блондинки с острым носиком и потрясающими, явно искусственными ресницами. – Вот, например, у Эллисон были серьезные проблемы. Я устроил ее на лечение, и теперь с ней все в порядке.
– Она до сих пор танцует?
– Нет. – Киллиан подошел поближе к фотографии, вглядываясь в каждую деталь, подобно знатоку, созерцающему шедевр Моне. – Через неделю после окончания курса лечения она вышла замуж за врача и уехала в Таллахасси. Я ни разу не получил от нее даже открытки. – Он повернулся к Эрин, и лицо его озарилось. – Но это ничего! Я ведь ни о чем не прошу.
– Ни о чем, кроме улыбки, да?
– Да, если она от всей души.
Эрин выключила свет и снова вернулась в большую комнату. Киллиан последовал за ней. Усадив его на диван, она села рядом и сказала тоном, каким говорят с маленьким ребенком:
– Это не игра, Джерри.
– Я слышал, меня называют мистер Квадратные Зенки.
– У нас все хорошо относятся к вам, Джерри. Это просто дружеское прозвище.
– Я действительно выгляжу эдаким книжным червем.
– Я бы сказала – человеком ученым и образованным.
– Но прошу не заблуждаться на мой счет, Эрин, – возразил он. – Я могу быть и крутым.
Она взяла его за руки – так она всегда поступала, чтобы предотвратить их нежелательные для себя движения.
– Скажите мне, Джерри, как вы собираетесь повлиять на этого вашего конгрессмена?