– Комментарии потом, а пока вот тебе доказательство того, что именно все так и будет. – Я вынул из кармана золотую монету и положил ее на стол аверсом вверх. – Эта монета называется «Орел». Такие выпускает Казначейство США. В монете почти девяносто два процента чистого золота, и ее принимают в любой стране мира.
Шерри-Ли взяла монету и, повертев ее в своих длинных пальцах, спросила:
– Сколько за нее дают?
– Ее номинал – пятьдесят долларов, то есть цена недорогого ужина на двоих. Как инвестиционная монета, она, по сегодняшнему курсу, стоит примерно три тысячи шестьсот пятьдесят баксов. Я знаю, о чем говорю, потому что именно этим я зарабатываю себе на жизнь. Я помогал Джину наладить дело, и сейчас моя работа почти закончена. Через пару недель он со мной рассчитается. Я рассчитываю получить кругленькую сумму.
– Какую?
– Достаточно большую, чтобы купить дом и обеспечить достойную жизнь в Мексике тебе и мне.
Она задумалась, потом заметила:
– Если ты и твой друг такие крутые, почему ютитесь в трейлере и почему у тебя нет своей машины?
– Когда я ехал в Америку, предполагалось, что я буду жить в Кейп-Корал. Три спальни, веранда, бассейн… Потом я познакомился с Брэдом, и он привез меня в «Привал». Затем я увидел тебя. Я поселился в трейлерном поселке потому, что хотел жить рядом с тобой.
– А твой друг? Он-то почему с тобой живет?
– Потому что ни он, ни я не видели смысла в том, чтобы тратиться на временное жилье. Наш с ним трейлер – наш дом и офис одновременно.
Я откинулся на спинку стула и кивнул официанту. Тот подошел, и я заказал себе четвертую «Плаксу», а Шерри-Ли – второй бокал пива марки «Миллер».
Я закурил. Шерри-Ли не отводила взгляда от монеты.
– Все вокруг считают, что вы с ним любовники, – произнесла она вполголоса. – Говорят, вы – первая парочка голубых в «Привале».
– Ну и ну, – покачал я головой. – Только потому, что два мужика живут в одном и том же трейлере, они уже голубые?
– Дело ведь не только в том, что вы живете в одном и том же трейлере! – улыбнулась Шерри-Ли.
– А в чем еще?!
– Твой мистер Ренуар – типичный гей.
– С чего ты взяла? Он служил в морской пехоте, воевал во Вьетнаме, у него есть медали и все, что полагается.
– Ну и что? Разве морские пехотинцы не бывают геями? А его халат?
– А что с его халатом?
– Да ладно тебе! – отмахнулась она. – Ходит все время в халате, как баба…
– По-твоему, если мужик ходит дома в халате, он гей? – усмехнулся я.
– Успокойся, тебя я геем не считаю, но…
– Что «но»? – оборвал я ее.
– Я думала, ты бисексуал, потому что вечно таскаешь с собой сумочку…
– Далась тебе моя сумочка! Я ведь тебе уже про нее рассказывал.
– Между прочим, ты многого мне не рассказывал.
– Например?
– Например, о том, чем вы на самом деле занимаетесь в своем трейлере. Я сразу поняла, что вы явно что-то замышляете, потому что разъезжаете повсюду, разодетые в пух и прах, а живете в нашем отстойнике.
– Все, чем я занимаюсь, я занимаюсь ради нас с тобой, – увернулся я от дальнейших расспросов. Я снял с шеи золотую цепочку и покачал ее в руке над свечой, отчего подвешенная на ней золотая монета сверкнула ярким блеском. – Говорят, золото красивее всего смотрится при солнечном свете или при свечах, – сказал я. – Это тебе. Монета «Гибралтарский ангел», почти сто процентов чистого золота… Бери.
Шерри-Ли даже зажмурилась, когда я положил монету ей на ладонь.
– Ты даришь мне портрет британской королевы? – спросила она погодя, кинув небрежный взгляд на аверс.
– Переверни! – вздохнул я.
Она перевернула монету и ахнула. Выбитые на реверсе херувимы, выполненные по эскизу знаменитого французского художника XIX века Адольфа Уильяма Бужеро, потрясли ее. Херувимы, стрелявшие золотыми стрелами, заставили ее оценить мой подарок – она заплакала.
– Монета твоя, – прошептал я. – Вне зависимости от того, примешь ты мое предложение или нет.
Шерри-Ли вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Мартин, ты такой милый и так добр ко мне. Никто раньше не дарил мне драгоценностей. И вообще, мне так давно ничего не дарили…
– Шерри-Ли, сказать тебе, почему я хочу, чтобы ты поехала со мной в Мексику?
Она посмотрела мне в глаза и тихо произнесла:
– Скажи.
– Потому что я люблю тебя. Я тебя обожаю. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я переехал в трейлерный поселок, чтобы быть рядом с тобой, и я сунул руку в ящик со змеями, чтобы доказать, что ради тебя я готов на что угодно.
– Глупейший поступок, – фыркнула она.
– Знаю, – кивнул я. – Именно любовь к тебе толкает меня на глупейшие поступки. Знаю, ты не веришь, когда я говорю, что на той неделе со мной в «Аллигаторе» был Брэд…
– Я тебе верю, – прошептала она, взяв меня за руку. – Я его там видела, он тоже видел меня. Посмотрел, встал и ушел.
Ее признание нарушило ход моих мыслей. Целую секунду я сидел и молча смотрел на нее. Мне пришлось напомнить себе, что Брэд уже в прошлом.
– Я люблю тебя, – повторил я. – И я намерен посвятить свою жизнь тебе. Я даже не предполагал, как намерен прожить жизнь, пока не встретил тебя. Ты как-то раз сказала, что хотела бы растить детей в Мексике. И вот тогда я понял, что хочу это делать вместе с тобой. Только не знал, как сказать тебе об этом.
– Ах, Мартин! – воскликнула она.
– Моя дорогая. – Я поцеловал ей руку.
Мы босиком брели по пляжу. Дождь перестал. Край темной тучи по-прежнему нависал над побережьем, но нам подмигивали звезды.
Ее маленькая и нежная рука покоилась в моей руке. Она то и дело останавливалась, поворачивалась ко мне и целовала меня.
Мне нравилось то, что происходило, но ответа от нее я так и не услышал.
Я запалил косячок, мы сели на песок. На горизонте то вспыхивали, то гасли зеленые и красные огни.
– Мне бы хотелось сейчас оказаться вместе с тобой на одной из тех шлюпок. Представь себе, мы держим курс на Мексику, – произнес я.
Шерри-Ли вздохнула и положила голову мне на плечо.
– Как романтично! – воскликнула она, передавая мне самокрутку.
Я глубоко затянулся и бросил недокуренную пятку в океан.
Шерри-Ли, похоже, все никак не могла решиться принять мое предложение. Может, слов недостаточно? Может, от слов следует перейти к действию?
Я повернулся к ней, обнял ее, положил ее на влажный песок и стал нежно целовать.
Моя нервная система ощущала приятное томление, что приходит вместе с настоящей любовью и хорошей травкой.
Когда я отпрянул, она притянула меня к себе. Сквозь тонкую ткань ее желтого платья бугрились набухшие соски.
Моя плоть тоже восстала, но разум одернул меня.
А дальше что?
Я хотел ее здесь и сейчас…
А что потом? Я хотел заполучить ее навсегда! А если она меня отвергнет после того, что вот-вот произойдет?
Я решительно отстранился и поднял ее, обмякшую, на ноги.
Она обвила мне шею руками и заглянула в глаза.
– Дорогой, нас ждало что-то очень хорошее, а истинный джентльмен, как правило, идет до конца.
– А я пока воздержусь, – покачал я головой, игнорируя возражения собственного тела.
Она отвернулась.
– У меня что, вся спина в песке? – спросила она погодя.
Я стряхнул песок с ее платья.
– Так, кое-где… – сказал я.
Мерцающие огоньки вспыхнули и замигали на волнах легкого бриза; до нас долетели приглушенные голоса… «У капитана Джека», судя по всему, завсегдатаи отмечали пятницу.
– Давай поужинаем, – предложил я.
– А как же моя работа?
– К черту работу! – выдал я свое кредо. – Надо радоваться жизни!
Она улыбнулась, потом нахмурилась.
– Как я выгляжу?
Я положил руки ей на плечи. Она выглядела так, словно ее только что употребили на морском берегу.
– Ты, как всегда, прекрасна, – улыбнулся я.
Когда мы вошли в ресторан, официанты в гавайских рубахах встретили нас двусмысленными ухмылками.
Я осадил их, выдав свой рафинированный английский:
– Наша яхта угодила в шторм и пошла ко дну, и нам пришлось добираться до берега вплавь. С нами все в полном порядке, но мы умираем с голоду. У вас найдется столик на двоих?
– Разумеется, сэр! – улыбнулся официант и проводил нас к уединенному столику.
Нам сразу принесли холодное пиво, запотевшие бокалы и зажженную свечку в подсвечнике.
Шерри-Ли поднесла монету к мерцающему пламени.
Я потянулся к ней через стол и коснулся пальцами пухленьких золотых херувимов.
– Это – ты, а это – я. Вооруженные стрелами ангелы с пивными животиками…
Она улыбнулась, но у нее в глазах сверкнули слезы.
– Дело ведь не только в нас с тобой, – сказала она.
Сердце у меня упало. Неужели Брэд? Но ведь он остался в прошлом, а меня интересует только будущее…
– Нет, я не о Брэде. – Она как бы прочитала мои мысли. – О господи, Мартин! Последние пять лет я будто в чистилище, а потом появляешься ты… Ты такой милый, добрый, заботливый, подарил мне этого славного занзибарского ангелочка…
– Гибралтарского, – поправил я. – Гибралтарского…
– Хорошо, гибралтарского, – кивнула она. – Все вроде бы складывается как в сказке, а на душе у меня неспокойно… – Она проглотила ком в горле. – Дело в том, что у меня есть мой собственный ангелочек.
– У тебя ребенок?
– У меня дочь, – прошептала она.
– Сколько ей?
– В апреле будет пять. Ты ее видел.
– Я ее видел?
– Ну да! Пару недель назад. Ты у нее выпытывал секреты… В воскресенье она спрашивала о тебе. Спрашивала, когда придет дядя Том Торквин. Моя прелесть, мой ангелочек, моя красавица…
– Почему она не живет с тобой?
Шерри-Ли покачала головой, вздохнула:
– В трейлере? Мать – стриптизерша, а девочка лишена детства… Понимаешь, о чем я.
Как не понять! Шерри-Ли убила Руфуса Купера Третьего, сама себя приговорила к пожизненному заключению в трейлерном поселке за поступок, который присяжные посчитали бы «необходимой самообороной», а она почему-то предпочла скрываться от правосудия, хотя наверняка считает, что ее поступок – свидетельство ее греховности. Будучи по-настоящему верующей, она убеждена, что совершила смертный грех. А пастор Захария и его община почти ничего не сделали для того, чтобы исцелить ее душу. Я видел, как косятся на нее и как разговаривают с ней женщины Окичоби. Шерри-Ли для них своего рода Иезавель, считающаяся коварной женщиной. По мнению святош из Окичоби, Шерри-Ли заключила договор с Сатаной, скрепив его кровью. Что ж, в жизни всякое бывает, и я ей не судья!