— Что? Нашли Марлу?
Он снова кивнул.
— Арестовали?
— Да.
Как он посмел считать дело раскрытым, если вина Марлы еще не доказана? Неужели этим ищейкам достаточно того, о чем мы уже знаем, чтобы обвинить человека в двойном убийстве? А может, и в тройном? Может, и смерть Барбони повесят на нее?
Я была возмущена: неужели меня угораздило влюбиться в такого холодного, безжалостного человека? Как ты могла настолько ошибиться, Кьяра?
Он понял, как я раздосадована и расстроена, и примирительно сказал:
— Знаю, у тебя другое мнение, но факты против нее.
— Значит, кто-то хочет ее подставить!
— Нет, Кьяра.
— Ты не желаешь слушать, когда я тебе говорю, Джон. Ведь свой пистолет она отдала Рику. И вообще она какое хочешь дерьмо, только не убийца.
Однако и это нелицеприятное высказывание в ее адрес не убедило Нейлора. Он смотрел на меня с сочувствием и, как ни странно, без всякого раздражения. Результат нашей прошлой ночи?..
Мимо нас прошли девушки, спеша на сцену. Перерыв между номерами окончился, скоро и мой очередной выход.
Я сухо сообщила об этом Нейлору, не ответив, может ли он приехать ко мне и провести еще одну ночь. (Так я поняла его вопрос и, полагаю, не ошиблась.)
— Конечно, я уже ухожу, — кивнул он, и мы разошлись в разные стороны.
На пути в раздевалку я снова встретилась с Винсентом.
— Они сцапали ее, — сказал он. Его рот кривился от волнения. — Я про Марлу. Адвокату уже звонил. Эрни Шварц будет здесь как штык утром. Говорит, похлопочет, чтобы взять ее на поруки, но не знает, какой назначат залог. Если вообще назначат.
— Да, — ответила я. — Можешь не потянуть. Особенно с долгами этим самым, о которых ты говорил.
— Ну, я еще не совсем прогорел. Кое-что имеется. А ты, Кьяра, продолжай заниматься убийцей. Настоящим убийцей. Найди его.
Он сделал невольный упор на последнем слове, и что-то мелькнуло у меня в голове… показалось вдруг: мы оба хорошо знаем, кто этот он — серийный убийца, уничтоживший двух женщин… А третьего? Кто убил Барбони? Или один киллер достал другого? Ничего, этого тоже кто-нибудь достанет…
— Постараюсь, Винсент, — сказала я. — Сделаю все, что смогу. Кое-что уже начала. Я на верном пути. Так мне кажется.
Он похлопал меня по плечу:
— Молодчина. Я тебе верю. Тем более у тебя такой помощник.
Не знаю, кого он имел в виду — Нейлора или моего брата Фрэнсиса, уточнять я не стала.
Босс вышел из комнаты, я смотрела на закрывшуюся за ним дверь и думала, думала… Кому нужны все эти смерти? Кто выиграл от них? И вообще, кто с кем воюет?
Опять в голове все спуталось, я почувствовала, что нужно срочно хлебнуть свежего воздуха. В самом прямом смысле. И поторопилась на улицу. Когда подходила к задней двери, то услышала какой-то легкий хлопок и показалось, что здание немного затряслось. Скорее всего у меня закружилась голова.
Я открыла входную дверь, и в ту же секунду раздался новый хлопок, гораздо громче, со стороны автостоянки. Или от главного входа. И крики. Жуткие крики…
Глава 27
Я побежала туда, откуда слышались возбужденные голоса. Завернув за угол здания, увидела оранжевое пламя, отражавшееся в окнах фасада.
Людские крики уже заглушил вой пожарных и полицейских сирен. Я увидела, как машины ворвались на стоянку, где горел полицейский автомобиль без особых опознавательных знаков — коричневого цвета “таурус”. Он быстро менял цвет по мере того, как его охватывало пламя, и превращался из коричневого в черный.
У меня снова зазвенело в ушах от крика. Но на этот раз кричала я сама. Кричала, подбегая к горящей машине, не ощущая жара пламени, не чувствуя рук, схвативших меня и оттащивших в сторону.
— Все в порядке, — сказал мне прямо в ухо голос Нейлора. — Я здесь. Цел и невредим.
Только теперь я ощутила, как крепко он меня держит: наверное, останутся синяки на плечах.
Пожарные принялись тушить огонь, Нейлор отпустил меня, отошел к своим коллегам и начал давать какие-то указания — без этого он не может, — а рядом со мной возник Винсент Гамбуццо.
— Знаешь, что все это значит? — возбужденно сказал он. — Что она невиновна! Она не могла сделать этого, верно? Сидя за решеткой, автомобиль не взорвешь!
Я смотрела на него, не сразу поняв, о чем он. А когда до меня дошло, ответила:
— Почему ты решил, что это связано с теми убийствами? Взорвана машина Нейлора. Спасибо небесам, что его там не было!
Винсент с ужасом взглянул мне в лицо, потом на сгоревшие остатки “тауруса”.
— Господи, Кьяра! Я не знал. Какой кошмар!
Он сделал пару шагов ко мне, намереваясь — не знаю — обнять, погладить по голове, приласкать, но я отступила, скрестив руки на груди, и босс опустил свои толстые конечности. Мне сразу стало жалко Винсента, я ведь не хотела обидеть, у меня это получилось как-то инстинктивно, и что поделаешь, если мой инстинкт противится его прикосновениям.
— Винсент… — пробормотала я. — Ты не подумай… Просто…
— Все нормально, — ответил он. — Займемся своими делами… Эй! — заорал он, повернувшись к толпе у входа. — Спектакль окончен. Вас ждет другой, более интересный. Заходите в клуб! Давайте!
А я… я продолжила свои мысленные рассуждения о том же…
Три выстрела, один взрыв. Есть ли между ними связь? Две порнозвезды, один мафиози, а четвертым чуть было не стал Нейлор. Где закономерность? В чем смысл? Какие можно сделать выводы?..
Пожарные уже закончили свою работу. Нейлор о чем-то беседовал с их бригадиром в его машине. Эксперты осматривали место взрыва, обследовали ближайшие окрестности. Кто-то из них со смехом крикнул Нейлору:
— Эй, Джон! Уже написал заявку на новую тачку? Слова вернули меня к действительности: я осознала, что еще одно приключение, если это можно так назвать, окончено, все входит в обычные рамки. И главное — Нейлор не пострадал, он все тот же, он со мной, вне опасности… Во всяком случае, в эти минуты…
В клубе заиграла музыка, призывая и меня, напоминая, что я как-никак на работе, я нужна.
Гордон придержал дверь, когда я входила. Козлиная бородка казалась взъерошенной, лицо потемнело от копоти.
— Как ты? — спросила я. Он улыбнулся:
— Лучше всех!
Что ж, приятно такое слышать, хотя и не очень вовремя. Куда подевалось его вечное уныние?
Дикарка Тони была уже на сцене в своем “зверином” наряде: крутилась возле шеста, рычала, делала вид, что бросается на зрителей, и выхватывала зубами протягиваемые ей денежные купюры. Молодец девка — сумела отвлечь публику от сгоревшего “тауруса”.
Я прошла в костюмерную, где назревал, кажется, еще один взрыв, потому что в наш Вавилон прибыла новая звезда. Звезда по имени Кенди Барр. Прямо не клуб, а звездопад.
Она стояла посреди комнаты, оглядываясь с напряженным выражением лица. Хотя, казалось бы, чего особенно напрягаться? Безусловно, она была хороша собой: отличная фигура, темные волосы почти до пояса, настоящие голубые глаза. И веснушки на лице совсем ее не портили, даже наоборот. Но вот росточек — закачаешься! Чуть не семь футов! Вымахала на славу. Я считалась у нас самой высокой, но она переплюнула меня, наверное, на целый фут.
Девушки с откровенным изумлением, не скрывая усмешек, рассматривали ее — что за чудо чудное? Капризы природы! Я подумала, что, если она нацепит еще туфли на высоком каблуке, зрители посчитают: артистка на ходулях. Да, для режиссера будет работенка — маскировать ее рост с помощью хитроумных манипуляций со светом и дымовыми завесами. Интересно, какие у нее сценические костюмы? И уместится ли она у нас под душем — так, чтобы не сбить его?
Но пока надо было принять ее по-человечески, и я постаралась со всей строгостью взглянуть на распоясавшихся девушек.
— Потише! — сказала я им и обратилась к вновь прибывшей: — Приветствую тебя в нашем клубе. Меня зовут Кьяра Лаватини.
На меня взглянули голубые красивые глаза, полные слез.
— Так, — проговорила я, повернувшись к девушкам. — Кто из вас что-то ляпнул?
Все молчали. Затянувшуюся паузу нарушил появившийся Винсент. Но облегчения его реплика не принесла. Он остановился в дверях и воскликнул:
— Господи! Да что же это Барри прислал нам? Бедняжка Кенди заплакала уже в открытую, и ей понадобился носовой платок.
— Винсент, — сказала я, — все будет о’кей. Просто она немного напугана.
Свои слова я сопроводила жестами, призывавшими Винсента помолчать, а девиц оказать расстроенной гостье психологическую поддержку. Что они и начали выполнять с той же готовностью, с какой за минуту до этого готовы были смешать ее с грязью.
Кенди Барр подняла голову. Глаза у нее заплыли, веки покраснели, краска потекла.
— Дело не в этом… — простонала она в перерывах между рыданиями. — Я… просто я никогда не уезжала так далеко от дома… А потом услышала про эти ужасные вещи… Тут у вас…
— Вы были знакомы? — спросила я. — С Винус и Фрости?
— Еще бы. Мы были подругами. Но я их не видела в последние месяцы, и вот теперь… услыхала…
Она зарыдала с новой силой. Эта каланча была единственным человеком из тех, кого я знала, кто так искренне сокрушался по поводу смерти двух артисток.
— Ты не знала об этом до приезда сюда? — удивилась я.
Она замотала головой:
— Да нет же! Барри ничего мне не говорил. Наверное, не хотел огорчать, а новости я не слушаю и не читаю. Хороших ведь никогда не бывает. Зачем лишний раз переживать? Я такая чувствительная. Барри говорит, я думаю не головой, а своими чувствами. И он прав: я ведь артистка. У настоящих артистов так и должно быть, верно?
Я не стала вступать в дискуссию по этому поводу, а вместо этого обняла Кенди за талию и сказала:
— Может, когда начнешь сейчас танцевать, то сможешь передать в танце свои чувства и тебе станет легче?
— Да, конечно, — согласилась она, — я тоже так считаю.
Она через силу улыбнулась и от этого стала еще симпатичнее.
— Попробуй сделать так, Кенди, — повторила я. — И тогда твое выступление, возможно, станет как бы памятью о них.