на не только народным представлением о наибольшей верности результатов ворожбы в этот период, но и тем, что пережитые Татьяной гадания и в особенности сон, увиденный ею, по всей вероятности, в ночь на Крещенье, ко дню именин не утратили в ее сознании свежести и осветили собою происшествия этого дня.
Наибольшее внимание Пушкин уделяет описанию гаданий своей героини. Гадание (или ворожба) представляет собою «ритуал, направленный на установление контакта с потусторонними силами с целью получения знаний о будущем»[902]. Гадание обычно предполагает свершение определенных магических действий с использованием специальных магических предметов. Поскольку считалось, что гадальщик получает информацию от нечистой силы, с которой необходимо было установить связь, то заниматься ворожбой предпочтительнее было в «нечистом» пространстве (неосвященной избе, бане, овине, чердаке, на перекрестке дорог и т. п.), а также в «нечистое» календарное и суточное время (на святках, в Иванов день; вечером или в полночь). Хотя гадать можно было в течение всего периода святок, особенно верной считалась ворожба в Васильев вечер и в крещенский сочельник. Обычными темами гадания были личность суженого или суженой (имя, внешность, характер, привычки, материальное положение и т. п.), судьба самого гадальщика и его близких (жизнь, смерть, замужество или женитьба, девичество, вдовство), урожай, плодородие скота и т. д. Преимущественно этим занятием увлекалась молодежь («Гадает ветреная младость») и в первую очередь – девушки; однако не пренебрегали им и пожилые люди («Гадает старость сквозь очки / У гробовой своей доски…»).
Первый способ гадания, через который Пушкин проводит свою героиню, – это «гадание на воске»: «Татьяна любопытным взором / На воск растопленный глядит: / Он чудно вылитым узором / Ей что-то чудное гласит…» Литье воска (олова или свинца; ср. отвергнутый Пушкиным вариант: «На воск и олово глядит», где олово как эквивалент воска было явно избыточным) – один из древних способов угадывания судьбы, состоящий в выливании растопленного вещества в холодную воду, где оно быстро затвердевает в виде причудливых фигур («узоров»), напоминающих своими очертаниями какие-либо символически толкуемые предметы. На основе отождествления вылитых восковых форм с этими предметами гадальщик (или же его помощник-интерпретатор) извлекает информацию о будущем. Трактовки обычно не обладали большим разнообразием: формы, напоминающие венец, церковь или кольцо, предсказывали свадьбу; гроб, крест или катафалк предсказывали смерть и т. п. Вследствие доступности материала (воска) и простоты технологии этот способ гадания был широко распространен.
Затем Пушкин изображает свою героиню поющей вместе с другими девушками подблюдные песни. Являясь одним из самых известных и поэтических святочных обрядов, пение подблюдных песен одновременно с этим служило и формой девичьих гаданий. Этот обряд-гадание совершался вокруг наполненного водой плоского сосуда (блюда или таза), в котором лежали принадлежащие гадальщицам вещи (чаще всего – кольца, серьги и другие украшения). В процессе хорового исполнения девушками специальных песен одна из них (или же устроительница гадания) наугад вынимала из сосуда лежащие в нем предметы: «Из блюда, полного водою / Выходят кольца чередою…». Песня, исполнявшаяся в этот момент, считалась предназначенной владелице вынутого предмета: «Кому вынется, тому сбудется». Каждый текст имел свое толкование: одни их них предсказывали замужество, другие – смерть, утраты, разлуку, деньги и т. п. Татьянино колечко «вынулось» «под песенку старинных дней», фрагмент которой Пушкин включил в текст романа, выделив его курсивом, что в «Евгении Онегине» всегда является знаком чужого (в данном случае – народного) слова: «Там мужички-то все богаты, / Гребут лопатой серебро; / Кому поем, тому добро / И слава!». Согласно пушкинскому примечанию к «Евгению Онегину» под номером 29, данная песня «предрекает смерть»[903]. Цитируемый Пушкиным текст с незначительными отклонениями постоянно встречается в записях фольклористов. Так, например, в подготовленном И. И. Земцовским сборнике «Поэзия крестьянских праздников» содержится близкий пушкинскому вариант (с. 223), в примечании к которому приводится толкование, не только отличное от пушкинского, но и прямо противоположное ему (по крайней мере, для девушки): песня эта «означает пожилым смерть, а незамужним – вступление в брак»[904]. Напечатанный в издании И. И. Земцовского текст извлечен из книги «Святки, или Подарок на Новый год милым девушкам и любезным женщинам…» (М., 1831), являющейся переизданием (и далеко не единственным) вышедшего десятью годами раньше сборника «Подарок на святки 1820–1821 годов» (СПб., 1820), который Пушкину вполне мог быть известен. Допуская вероятность существования различных толкований одного и того же текста, все же следует признать, что полученное Татьяной из «песенки старинных дней» предсказание остается не вполне ясным. Из названной далее подблюдной песни «Кошурка» («Милей кошурка сердцу дев») Пушкин в том же, 29‐м, примечании к роману цитирует две строки («Зовет кот кошурку / В печурку спать») и характеризует эту песню как «предвещение свадьбы», что совпадает с общепринятой ее трактовкой.
Третий способ гадания, которое устраивает Пушкин своей героине, – это так называемое «гадание на месяц»: «Татьяна на широкий двор / В открытом платьице выходит, / На месяц зеркало наводит, / Но в темном зеркале одна / Дрожит печальная луна». Зеркало, которое является необходимым предметом для этого способа гадания, с давних времен применялось в магии. Приписывание зеркалу волшебных свойств основано на его физической природе, состоящей в способности отражать действительность (находящийся перед зеркальной поверхностью «актуальный мир»). Создаваемое отражением удвоение (а при нескольких расположенных друг против друга зеркалах – многократное повторение отраженного) и неправильная ориентация зеркального изображения (мена сторон левой на правую и наоборот – так называемая зеркальная инверсия) явились основой представления о «зеркальном» мире как о потустороннем, инфернальном, что и стало главной причиной мифологизации этого предмета. Отсюда обилие связанных с зеркалом примет[905]; отсюда же – многочисленные и самые разнообразные формы гаданий «с зеркалом» (или «на зеркало»), которые, ввиду их доступности и эффектности, широко практиковались как на святках, так и в другие календарные периоды. Зеркало становилось «своеобразным окном в будущее лишь после установления связи с потусторонними силами»[906]. Не удивительно поэтому, что в Древней Руси отношение православной церкви к зеркалу было резко отрицательным: «Стенных зеркал у русских вообще не было. Церковь не одобряла их употребления. <…> благочестивые люди избегали их как одного из заморских грехов»[907].
При гадании с зеркалом на месяц гадальщица, выйдя из помещения и держа зеркало под таким углом, чтобы в нем отражалась луна, должна была, не мигая и не двигаясь, напряженно смотреться в него. «Прекрасные сельские девушки, начинающие знакомиться с чувствами любви, – пишет А. С. Кайсаров в 1807 году об этом способе гадания, – берут во время Святок зеркало, идут с ним при лунном сиянии на двор, глядят в него и думают увидеть будущего своего мужа»[908]. Через некоторое время, согласно верованиям, на зеркальной поверхности возникало отражение лица «суженого» (облик которого принимала нечистая сила.). Внимательно рассмотрев черты его лица, гадальщице следовало «зачураться» и тем самым обезопасить себя, после чего отражение пропадало. В «Невском Альманахе на 1829 год» одна из шести гравюр к «Евгению Онегину» изображает именно этот эпизод романа. На иллюстрации Татьяна стоит у заднего крыльца дома и держит в обеих руках овальное стенное зеркало в резной оправе, стараясь навести его на луну.
Непосредственно вслед за гаданием на луну Татьяна «спрашивает имя у первого встречного»: «Чу… снег хрустит… прохожий; дева / К нему на цыпочках летит / И голосок ее звучит / Нежней свирельного напева: / „Как ваше имя?“ Смотрит он / И отвечает: „Агафон“». Этот нехитрый способ гадания (иначе называвшийся «спрос» или «окликание»), согласно поверью, дающий гадальщице возможность узнать имя своего суженого, судя по всему, преимущественно был распространен среди молодых горожанок, встреча которых с незнакомым человеком сразу же при выходе за ворота своего дома была гораздо более вероятной, нежели в деревне. Описание его в «Евгении Онегине» овеяно легкой авторской иронией: ведь Татьяна выходит «на широкий двор» своего имения, где она – барышня и где возможность увидеть чужого, незнакомого ей человека, особенно в ночное время («Морозна ночь, все небо ясно…»), была крайне невелика. Ей мог повстречаться лишь кто-либо из дворовых людей Лариных, несомненно ей известных.
Обращение на вы, которое звучит в заданном Татьяной вопросе («Как ваше имя?»), в отношениях бар с дворней и слугами исключалось (ведь с няней Татьяна на ты), что также подтверждает городское распространение данного способа ворожбы. Пушкинское примечание 30 к роману («Таким образом узнают имя будущего жениха»), на первый взгляд характеризующее обращенные к «прохожему» слова Татьяны как «обрядовую формулу», вовсе не снимает противоречия, поскольку за этим гаданием не было закрепленного словесного шаблона. Полученный героиней ответ («Агафон») прозаичностью («простонародностью») имени и малой вероятностью его совпадения с именем суженого дворянской девушки не соответствует ее романтическим ожиданиям.
Именно это и создает легкий комический эффект: «Агафон – это персонифицированный прием обманутого ожидания…», как пишет по этому поводу Я. И. Гин