В это же время многие газеты и журналы начинают издавать специальные «Рождественские выпуски», целиком посвященные Рождеству и святкам. В 1888 году газета «Неделя» писала по этому поводу:
Обычай издавать особые номера для рождественских праздников с более или менее художественными гравюрами, хромолитографиями, фотографиями и так далее введен Англией, где в 1879 году «Graphic» первый выпустил подобный номер, а в настоящее время везде во Франции, Англии, Германии и Италии эти издания выходят десятками[975].
В России к концу столетия традицию «Рождественских выпусков» начинают соблюдать едва ли не все литературно-художественные и даже многие официальные издания. Святочные произведения заполняют рождественские номера буквально в неисчислимом количестве. Подлинный масштаб моды на святочную «продукцию» трудно представим: видимо, речь может идти о многих тысячах произведений.
В небольшом количестве святочные рассказы появлялись уже в предпраздничных номерах (один-два рассказа в номере); затем солидная их подборка давалась в «Рождественском выпуске», который порою имел вдвое больший объем, и наконец, как бы по инерции, они продолжали печататься на протяжении двух недель святок, иногда затрагивая и послесвяточное время. «Рождественский выпуск» со временем выработал устойчивую структуру: вначале помещалась официальная информация на праздничную тематику и новогодние политические обозрения[976], затем шли разнообразные сведения о праздновании святок в отдельных районах Российской империи[977], Европы и Америки[978], исторические заметки о праздничных обычаях Древней Руси[979], сообщения о встрече Нового года в столичных клубах[980], рассказы, стихи, поэмы, пьески, пародии, очерки, фельетоны на тему святок. Кроме того, иногда давались «технические» рекомендации гадальщикам[981], помещались сообщения о сделанных на Рождество подарках[982], нравоучительные рисунки с объяснениями к ним[983] и т. п. Примером издания, остро реагировавшего на календарь, и в особенности на зимний праздничный цикл, может послужить «ежемесячный с картинками народный журнал» «Родина», напечатавший за годы своего существования (1879–1916) сотни разнообразных святочных материалов, и в том числе большое количество рассказов с традиционными святочными и рождественскими схемами[984]. Из-за дефицита отечественных святочных рассказов в периодике нередко печатались переводы или переложения произведений западноевропейских авторов – А. Доде[985], М. Вебера[986], Г. X. Андерсена[987], Ги де Мопассана[988] и многих других.
Иллюстрированные еженедельники («Нива», «Родина», «Север», «Всемирная иллюстрация», «Огонек» и другие) давали воспроизведение литографий на самые разнообразные святочные сюжеты – от изображения обрядовых действ до бытовых сценок. Здесь постепенно вырабатывалась специфическая новогодняя символика и эмблематика: страницы рождественских выпусков таких изданий и особенно их обложки пестрели рисунками персонифицированных изображений Старого и Нового года, где Старый год давался в образе старика, а Новый – в виде новорожденного младенца или мальчика. Так, например, на обложке «Рождественского выпуска» «Родины» за 1889 год Новый год нарисован в виде босоногого мальчугана в накидке и с крылышками, стоящего на облаке и смотрящего на занесенную снегом землю. На обложке первого выпуска «Родины» за 1887 год младенец Новый год изображен сидящим на руках у крылатого старика с косой и песочными часами в руках, который стоит на небесах и сыплет на землю из рога изобилия подарочные пакеты с надписью: «здоровье», «счастье», «деньги», «любовь» и пр. На протяжении нескольких последующих десятилетий эти образы, постепенно закрепляясь в сознании читательской публики, окончательно превратились наконец в эмблемы – старого времени, одряхлевшего, и нового, народившегося. Примерно в том же самом виде они дошли до наших дней. Оформление праздничного выпуска, отличаясь довольно большим разнообразием как литературных, так и изобразительных форм, чаще всего было рассчитано на непритязательный вкус массового читателя.
Такой напряженный интерес периодики к зимнему праздничному циклу объясняется рядом причин. Во-первых, к концу столетия в России повышается светский «престиж» праздника Рождества; до середины XIX века он отмечался главным образом церковью. По мере сближения с Западом и, видимо, не без влияния западной (а потом и русской) рождественской литературы праздник Рождества все более и более обмирщался, постепенно теряя религиозные и приобретая чисто светские особенности своего ритуала, одновременно с этим причудливо переплетаясь с традицией народных святок. Изменения в первую очередь коснулись города, где и начал складываться особый тип праздничного поведения. Печать конца века засвидетельствовала черты того ажиотажа, который охватывал горожан накануне Рождества: это и покупка провизии на праздник, и беготня по магазинам в поисках подарков, и выбор рождественской елки на специальных базарах, и рассылка поздравительных карточек, и взаимное нанесение праздничных визитов, превратившихся в тяжелую «праздничную повинность», которая неоднократно высмеивалась юмористами. Процесс приспосабливания праздника Рождества к новым условиям жизни и отразили средства массовой информации. Они же приняли на себя роль своеобразного его «рекламирования», что выразилось как в публикации разного рода объявлений о праздничных мероприятиях, подарках, елках, провизии, так и в популяризации расхожих его идей.
Во-вторых, «святочный бум» явился результатом активного роста и расширения периодической печати, которая теперь начала дифференцироваться в зависимости от читательской аудитории. Читателями периодики, наряду с «просвещенными» слоями общества, становятся и городское мещанство, и городские бедняки, а со временем – и грамотное крестьянство. Еще недавно вполне удовлетворенные купленными на базарах и ярмарках лубочными книжными изданиями, эти слои русского общества начинают испытывать нужду в новом чтении, более «цивилизованном», которое знакомило бы их с новостями современной жизни, сенсациями, происшествиями, а также с переводными и оригинальными романами.
И наконец, в-третьих, демократизация читательского контингента повлекла за собой не только увеличение числа периодических изданий, но и ориентацию их большинства на этого нового читателя – на его жизнь, вкусы, психологию, на свойственные ему представления. «Массовая» пресса, рассчитывая на такого нетребовательного, но уже нуждающегося в современной информации читателя, сразу же осознала его двойственность: ему нужны были, с одной стороны, новости и сенсации, а с другой – опора на привычные для него культурные стереотипы фольклорного характера. Поэтому в возникавших один за другим изданиях отражаются и происшествия (то, что случилось только что – вчера или даже сегодня), и жизнь, которая была всегда – традиция. Именно эта традиционность, отражавшая консервативность сознания нового читателя, и вызывала внимание к календарным сведениям и календарным сюжетным текстам. Как когда-то на святках рассказывались «страшные» истории, поддерживавшие и усугублявшие настроение участников праздника, так и теперь в массовом издании можно было уже не услышать, а прочесть рассказ святочного содержания. Потребность читателя в святочных текстах возросла еще и потому, что календарно-праздничный ритуал, постепенно уходя из жизни все еще помнящих его горожан, порождал в них чувство неудовлетворенных праздничных ожиданий, что и стремилась компенсировать массовая пресса. Неудивительно поэтому, что периодика конца века, наряду со святочными материалами, в меньшей степени, но все же достаточно регулярно печатала и материалы, приуроченные к другим календарным (народным и христианским) датам – Крещению, масленице, Троице, Ивану Купале и пр. Основными поставщиками святочной продукции сделались периодические издания консервативного толка и так называемая «бульварная» пресса, первые образцы которой («Петербургский листок», «Петербургская газета») возникают уже в 60‐х годах[989]. Постепенно он начинает привлекать внимание и вполне серьезных изданий, например «Нового времени»[990], претендующего на интеллигентную аудиторию.
Читая праздничные номера газет и журналов конца века, можно заметить, что различные издания, как будто соревнуясь друг с другом, стремятся предоставить своим читателям к празднику как можно больше качественных и как можно более разнообразных святочных рассказов. Эти усилия привели не только к неслыханному увеличению объема этого вида словесности, но и к окончательному закреплению ее жанровой формы. Оформление жанра святочного рассказа проявляется в выработке более или менее устойчивой композиции, ориентированной на воспроизведение устного функционирования текста (создание обстановки «святочной беседы», композиционная и стилистическая ориентация на устную речь), и набора тематических элементов, которые и по отдельности, и в комбинированном виде предоставляли возможность создать особый тип сюжета, закрепившийся в сознании читателей как сюжет, «подходящий к святкам».
Принадлежность текста к жанру святочного рассказа, помимо его приуроченности к зимнему праздничному циклу, определялась набором мотивов, которые, основываясь на семантике народных святок и Рождества, давали порою весьма своеобразные модификации. В каждом рассказе «эксплуатировался» один или несколько мотивов, происхождение и объяснение которых, как правило, не вызывает трудностей.