Завершенная в 1881 г. и впервые поставленная в 1862 г. опера Римского-Корсакова имела громадный успех. После ее создания начинается новая жизнь пьесы. С этих пор «Снегурочка» Островского оказалась неразрывно связанной с ее оперной версией Римского-Корсакова.
Одновременно с усвоением образа Снегурочки, данного в пьесе и в опере, происходит его развитие в поэзии. В стихотворениях символистов все чаще начинают встречаться лики некой «снежной девы» (впервые явленной, как уже говорилось, в поэзии Фета): лирический герой гоняется за ней по лесу, пытаясь настичь, но она оказывается столь же неуловимой, сколь неуловима Снегурочка для молодых людей Берендеева царства. Пожалуй, самым известным стихотворением, включающим этот образ, стала «Снегурка» К. М. Фофанова (1893), где творцом снежной девушки является «живописующий мороз». У Фофанова мороз дан не в виде олицетворенного образа, а как природная стихия, однако именно у него два будущих «елочных» персонажа, как и в пьесе Островского, оказываются взаимосвязанными: «В природе холод, / И холод в сердце у тебя! // И что же! Тонкою иглою / Живописующий мороз / Все то, чем грезил я весною, / На стекла дивно перенес. / Тут … / … лес у белого ручья, / И ты в жемчужном ожерельи, / Снегурка бледная моя…»[1105] Это стихотворение неоднократно включалось в сборники для проведения елки и тем самым вводило образ Снегурки в состав потенциальных персонажей праздника[1106]. Лики «снежной девы» встречаются и в стихотворениях Блока, у которого она либо сливается с образом «вечной женственности», «прекрасной дамы», как в «рождественском» тексте, датирующемся 24 декабря 1900 г. («В ткани земли облеченная. / Ты серебрилась вдали, // Шел я на север безлиственный, / Шел я в морозной пыли, / Слышал твой голос таинственный, / Ты серебрилась вдали»[1107]), либо с образом «снежной маски», как в стихотворениях 1907 г.: «Но сердце Снежной Девы немо», «Ты виденьем, в пляске нежной, / Посреди подруг / Обошла равниной снежной / Быстротечный / Бесконечный круг…», «Живое имя Девы Снежной / Еще слетает с языка…»[1108]. И так вплоть до Федора Сологуба, который в 1922 г. воспользовался образом тающей Снегурочки в стихотворении, посвященном трагически погибшей жене А. Н. Чеботаревской: «Безумное светило бытия / Измучило, измаяло. / Растаяла Снегурочка моя, / Растаяла, растаяла <…> Я за Снегурочкой хочу идти, / Да ноги крепко связаны <…> Снегурочка, любимая моя, / Подруга, богом данная…»[1109].
Параллельно со снежными девами и Снегурочкой во «взрослой» поэзии образ этот разрабатывается и в детской литературе. В 1879 г. в журнале «Семья и школа» появляется повесть Юрьевой «Снегурочка». В 1890 году под криптонимом Н. Г. выходит книжка «Снегурочка», открывающаяся стихотворением с тем же названием, в котором дети, обнаружив во дворе слепленную из снега девочку, зовут ее к себе домой погреться: «Ай! Смотри, смотри, Анюточка, / Что у нас там за малюточка! / Кто ж ее у нас на двор занес? / Иль мороз ее в санях завез? / Либо зимушка из дальних стран / Привезла ее в подружки к нам?» Решив, что «малюточка» «такая бледная» оттого, что «сильно зябнет бедная», дети зовут ее к себе в гости погреться, на что то ли сама снежная девочка, то ли автор им отвечает: «Ах вы детки, детки-дурочки, / Знать не знали вы Снегурочки! / Ей зима – родная матушка, / А мороз – родной ей батюшка, / Как уйдут весной мороз с зимой / И дочурочку возьмут с собой!»[1110] В основе этого образа лежит народная сказка о слепленной из снега девочке, но здесь родителями Снегурочки названы не старик и старуха, а мороз и зима. Различные перепевы этого образа представлены в сборнике 1896 г. «Снегурка»[1111].
С начала XX в Снегурочка/Снегурка все чаще и чаще привлекает внимание поэтов, пишущих для детей, становясь тем самым для маленьких читателей знакомым и понятным образом, обретая характерный облик и психический склад. В стихотворении 1908 г. О. А. Белявской дети в зимнем лесу аукаются со снежной девочкой, которая прячется от них под елкой: «Снегурочка! Ay! Ау! / В косматой шубе лес… / Ищу тебя, зову, зову, / Твой легкий след исчез. / Ты спряталась под елкою? / Зарылась ли в снегу?» Здесь Снегурочка изображена девочкой в расшитой льдинками шубке и с искрящимся «льдистым» взором. Она неуловима, ее след мгновенно исчезает, она то прячется под деревьями, то укрывается в снегу, а явившись наконец детскому взору, «поделкою стоит, / Еловой веткой колкою / К себе меня манит»[1112]. Во всех подобного рода стихотворениях Снегурочка оказывается связанной с зимним лесом и с природными зимними стихиями. В стихотворении М. Пожаровой «Праздник у Метелицы», опубликованном в рождественском номере «Нивы» за 1910 г., Снегурки, наряду с Царем Морозом и Снеговиками, являются гостями на празднике Метелицы, который устроен в ее «снежных теремах» и на котором «для Снегурок серебристых в пляске вьют Снеговики / Из цветов хрустально-льдистых переливные венки». Здесь Снегурки называются «девами снежными» и характеризуются как «снежнокудрые и снежнокрылые подруги»[1113]. В книжке С. Северного «Снегуркин дом», вышедшей в 1912 г., Дед Мороз и Снегурка соединились в одном мифе, живущая в лесном домике под покровительством Деда Мороза Снегурка превращается в образ, уже вполне знакомый нам по новогодним елкам. Лесной домик Снегурочки, впервые упомянутый у Островского, позже превращается в устойчивую деталь декорации сценария новогодней елки.
Закреплению иконографии Снегурочки в значительной мере способствовало изобразительное искусство: скульптура В. А. Беклемишева «Снегурочка» и картина В. М Васнецова «Снегурочка» воспроизводились во многих книгах и иллюстрированных журналах, важную роль в популяризации этого образа играли и разнообразные драматические постановки, как, например, «Сказка с балетом и апофеозом» А. Я. Алексеева «Дочь Мороза – Снегурка», сочиненная и поставленная в 1893 г. в период его режиссерской деятельности на народных гуляньях и в театрах увеселительных домов[1114]. Замечательные декорации к пьесе и опере запечатлевались в сознании зрителей как «мир Снегурочки». Назову для примера выполненные в 1910 г. декорации Д. С. Стеллецкого «Дворец Берендея», «Заповедный лес», «Ярилина долина» и занавес к постановке «Снегурочка», в центре которого героиня пьесы Островского изображена девушкой с косой и в белом одеянии. Столь модные на рубеже XIX–XX вв. домашние и школьные театральные постановки, в репертуар которых часто входили фрагменты из «Снегурочки» Островского, приводили к тому, что девочки, исполнявшие роль главной героини, как бы приобретали ее облик и внутренний мир.
В устойчивой «декорации» снегурочкиного пространства непременным атрибутом становятся ели. Неоднократно названные в «весенней сказке» Островского, они составляют обязательный компонент постановок как пьесы, так и оперы: в декорации к прологу «Снегурочки» Д. С. Стеллецкий изобразил зимнюю долину, ели по бокам и холодное зимнее солнце; ели присутствуют и в его декорациях к сцене «Слобода Берендеевка». Елка как природный атрибут становится тесно связанной с образом Снегурочки. На росписи А. В. Щекатихиной-Потоцкой фарфорового подноса «Снегурочка» (1920‐е гг.), сюжетом которой является народная сказка, в центре нарисованы снежная девочка и с изумлением смотрящие на нее дед с бабой, а по бокам – елочки и зверюшки в лесу на заднем плане.
С конца XIX – начала XX вв. педагоги и методисты начинают разрабатывать сценарий детского праздника новогодней елки (до этого времени общественные детские елки во многом походили на литературные вечера со стихами, живыми картинами и песнями на зимнюю тематику). Детская елка, устраиваемая в учебных заведениях, становится не столько рождественским, сколько сезонным (зимним) праздником. Для его проведения подыскивается репертуар из русской поэзии, драматургии, а также из фольклора. Из этого материала обычно и компоновался подходящий, по мнению организаторов праздника, елочный сюжет. Поэтому не удивительно, что в него попадают персонажи из народной сказки о Снегурке[1115], «весенней сказки» Островского, хоры из оперы Римского-Корсакова[1116]. Новые «зимние» стихотворения и песни о зиме, Новом годе и елке включают в себя персонифицированные образы Мороза (превратившегося постепенно в Деда Мороза), девушки/девочки Снегурочки (превратившейся в его внучку), Зимы, Метели, Снежинок и пр.
Так со временем образ Снегурочки становится понятным, вполне освоенным и с детства знакомым образом. Младшая дочь В. В. Розанова, вспоминая о том, как в детстве в ней вдруг просыпается чувство природы, сравнивает себя со Снегурочкой: она,
как Снегурочка, выросшая среди природы, не замечала ее, а как весна надела ей венок, она вся затрепетала и поднялась навстречу ей: «О мама, какой красой зеленый лес оделся!» А до того знала только, что «на солнце жарко, а в тени холодно»[1117].
Если образ Деда Мороза успел оформиться в мифологического персонажа и войти в сценарий детских елок еще до революции, то со Снегурочкой этого не случилось. Возможно, Дед Мороз опередил Снегурочку потому, что у него оказались западноевропейские двойники: дарители елки и подарков (Святой Николай, Санта-Клаус, Father Christmas и др.), в то время как Снегурочка в этом отношении оказалась уникальной, существующей только в русской культуре. Тщетно было бы искать в западной новогодней и рождественской мифологии ее аналоги. Ни Маланка (участвующая в Галиции, Подолии и Бессарабии 31 декабря в обрядовом действе