.
А через год, веселясь вокруг разукрашенного дерева, уже мало кто вспоминал недавний запрет на елку. Мало кто думал и о том, что разрешенная народу елка выступала теперь в новом качестве – не как рождественская, а как новогодняя – и что на ее верхушке теперь горит не вифлеемская звезда, когда-то приведшая волхвов к Младенцу Христу, а символ советской власти – красная пятиконечная звезда. Непременным атрибутом детских новогодних праздников, наряду с елкой, становится портрет Сталина. Ведь именно к нему дети должны были испытывать чувство благодарности за елку, за наступление Нового года и вообще – за счастье жить в Советской стране: «Мы весело пляшем / У елки большой. / На родине нашей / Нам так хорошо! <…> Мы весело пляшем, / Мы звонко поем, / И песенку нашу / Мы Сталину шлем»[1147]. Роль Павла Петровича Постышева в деле «реабилитации» елки уже к следующему, 1937 году, была предана забвению. Да и самому ему в это время было уже не до елки. До предъявления ордера на его арест оставалось менее года…
ДАЧНЫЙ ТЕКСТ В ЖУРНАЛЕ «ОСКОЛКИ»
В пореформенное время в России широкое распространение получили периодические издания, ориентированные на массового читателя. Именно эти издания, и в первую очередь «тонкие» иллюстрированные журналы-еженедельники (такие как «Развлечение», «Нива», «Всемирная иллюстрация», «Осколки» и др.) стали поставщиками литературной продукции для широкой читательской аудитории, сделавшись любимым, а зачастую и единственным ее чтением[1148]. Представляя собой легкое занимательное чтиво, приноровленное к среднему обывательскому вкусу, иллюстрированные еженедельники стремились совпасть с жизненными ритмами своего читателя, а потому их принято было составлять в соответствии с календарным временем выхода в свет очередного выпуска. Приуроченность каждого номера журнала к определенной дате неизбежно сказывалась на его содержании. Отсюда обилие в иллюстрированных журналах так называемых «календарных текстов»: святочных, масленичных, пасхальных, троицких и других. Отсюда же и «сезонное» строение годового комплекта таких изданий: в соответствующих выпусках появлялась зимняя, весенняя, летняя, осенняя тематика[1149].
Летние выпуски массовой периодической печати обычно включали в себя обильный литературный и иллюстративный материал, связанный с темой летнего отдыха городского населения на даче. В результате сформировалась особая разновидность текстов, получивших название «дачных»[1150], которые, показывая дачников в разнообразной обстановке и разнообразных обстоятельствах, стали обычным явлением повременной массовой прессы. По мере того как приближалась дачная пора, сотрудники журналов, часто загодя, приступали к созданию «дачных» произведений. Так, например, А. П. Чехов уже в начале марта 1883 г. писал Н. А. Лейкину: «С половины апреля начну строчить „дачные рассказы“. В прошлом году они мне удавались»[1151]. Именно в массовой периодике «дачные» тексты вырабатывали свой хронотоп, свои сюжеты, свою стилистику, набор и амплуа персонажей.
Наибольшее распространение «дачные» тексты получили в юмористических еженедельниках, в частности в самом популярном из них – «Осколках» (1881–1905), издаваемом в Петербурге Н. А. Лейкиным. «Осколки» с самого начала строго придерживались «календарного» принципа в размещении материала: действие публикуемых в этом журнале произведений приурочено к тому календарному времени, на которое приходится выпуск очередного номера. Как писал об этом журнале А. П. Чехов, «шарж любезен, но незнание чинов и времен года не допускается» (курсив наш. – Е. Д.)[1152]. В «Осколках» печатались В. В. Билибин, Л. И. Пальмин, Л. Н. Трефолев, А. С. Лазарев-Грузинский, молодой А. П. Чехов и многие другие. Сам Н. А. Лейкин поместил в «Осколках» более полутора тысяч своих произведений, в том числе и множество «дачных». Адресатом лейкинского журнала были, главным образом, петербургские мелкие и средние чиновники, купечество, низшие военные чины, учителя, врачи. Они же становятся и главными действующими лицами «дачных» текстов. Наиболее частыми персонажами были мелкие чиновники, купцы и члены их семей. Н. А. Лейкин, сам выходец из купеческой среды, прекрасно знал этот мир и любил его изображать. Обзору «дачных» материалов, публиковавшихся в «Осколках», и посвящена настоящая работа[1153].
«Дачная» тематика получила в этом журнале отражение в самых разнообразных жанровых модификациях юмористической периодики: «дачных рассказах», «дачных фельетонах», «дачных мелочах», «дачных сценках с натуры», «дачных эскизах», «рекомендациях дачникам», рисунках с подписями, изображающих разнообразные «дачные» ситуации, «дачные» коллизии и т. д. и т. п. Особенное распространение получили «сценки», ставшие в юмористической периодике развлекательным жанром. «Сценки», публиковавшиеся в летних выпусках «Осколков», представляли собой комические бытовые картинки дачного содержания. Поскольку юмористическая печать имела своей целью показать комизм быта, повседневной жизни, то и дачная тема получила в «Осколках» прежде всего юмористическое и даже абсурдистское отражение.
Вполне естественно, что география «дачных» текстов, печатавшихся в «Осколках», в основном ограничивалась местами летнего отдыха, расположенными под Петербургом, и отражала жизнь петербургских дачников. Из-за обилия и разнообразия помещенных в «Осколках» дачных материалов этот журнал можно назвать юмористической энциклопедией дачной жизни средних слоев населения Петербурга.
Дачный сезон в Петербурге начинался в мае и длился до конца августа. В первых «дачных» материалах, появлявшихся уже в начале мая, давалась ироничная, а порою и язвительная, характеристика («маленький калейдоскоп») дачных мест, расположенных вблизи Петербурга: оценивались уровень их престижности, национальный и социальный состав дачников, преобладающий в том или ином месте, условия их жизни, характерные для них развлечения и пр. Таков, например, фельетон В. В. Билибина, помещенный в начале мая 1884 года:
Первое место – Павловску, разумеется. Это почти «заграница», ибо туда ни на извозчиках, ни на «конках» не ездят, а только по железной дороге. Вывозят оттуда летом клубнику и другие ягоды, а привозят статских и действительных статских советников. <…>
«Озерки» – маленький Павловск, говорят. «Озерки» – Шувалово тож. Пахнет немцем и довольно сильно. Во время немецкой музыки немки падают в обморок, а немцы пьют по шниту пива. Коренное население занимается рыболовством… в карманах дачников. Озера сделаны для украшения, ибо воду их пить нельзя. Дачницы купаются без костюмов, молодые люди, отдыхающие от умственных занятий, изредка наблюдают. <…>
Парголово – рядом. Преобладает чиновник из мелких и средних. В лето выуживается из озера полторы дюжины калош и два утопленника. Крестьяне пьют водку и перевозят мебель из города на дачу и обратно. Своя собственная оперетка из крестьянских девушек, которые визжат так свои романсы, что питерским собачкам грустно делается на душе. <…>
Лесной – дремучий лес, где прежде жили медведи, а теперь жиды. Замечателен клубом, в который заманивают приезжих хитростью и арканами. <…> Купцы пьют чай, а потом лежат кверху брюхом, девицы гуляют по аллеям «любви» и «вздохов». Когда вагон конножелезки сходит с рельсов, делается, от страшнейшей скучищи, целое гулянье: барыни являются в шляпках.
Ораниенбаум, Стрельна и другие места более или менее отдаленные суть царство женщин. Мужья наезжают по субботам. Дачницы целый день спят или купаются. Море всем по колено.
На Черной речке обыватели пользуются безвозмездно к обеду окрошкой и ботвиньей из реки. Барышни слушают в Строгановском саду, вместо соловьев, кукушек и комплименты элегантных кавалеров из приказчиков и военных писарей.
О Новой Деревне, как дачном месте, и о населении ее говорить неприлично; но там есть два храма увеселений: «Ливадия» и «Аркадия». <…> «Ливадия» основана в память нашествия французов на Россию в двенадцатом году. <…> «Аркадию» содержат патриоты отечества поляков и Александров. <…>
Весь мой фельетон вышел дачным, ибо я сам живу на даче[1154].
В майских выпусках «Осколков» широко обсуждалась проблема съема дачи и помещались сценки и рисунки, изображающие переезд на дачу, куда отправлялись небрежно уложенные мужиками возы с мебелью, гладильными досками, ванными, кофейными мельницами, самоварами и прочей домашней утварью. По приезде обнаруживалось, что половина мебели поломана: при разгрузке возов у столов отламывались ножки, у шкафов отрывались дверцы, у диванов отваливались спинки и пр. При виде такой картины хозяева приходили в бешенство[1155]. На обложке одного из майских номеров «Осколков» помещены два рисунка В. И. Порфирьева, постоянного художника журнала, под названием «Мученики петербургских дач». На первом дана сцена под названием «Едут», где мы видим наваленные на телегу диваны, стулья, трюмо, самовар, корыта, ванны, подушки, клетку с кошкой, кофейники и т. д. На верху воза восседает служанка[1156].
Таким образом, с самого начала дачного сезона «Осколки» указывают на неудобства и убытки дачной жизни, которые, как кажется, делают нелепым и бессмысленным сам переезд на дачу. Казалось бы, цель летнего выезда за город – семейный отдых на лоне природы. На деле же получается, что дача приносит дачникам одни беды и страдания, превращая их жизнь в сплошное мучение.
Прежде всего, удручает погода, которая никогда не бывает хорошей: или холод, или жара. На втором рисунке обложки указанного выше номера «Осколков» (под названием «Приехали») изображена комната на даче, где собрались все члены семьи. Дрожа от холода, они пьют для согрева чай с ромом; окно заткнуто подушкой; у простуженной хозяйки обвязаны уши и зубы; хозяин в шубе; женщины закутаны в теплые платки. Льет дождь, крыша протекает, и потому на кровати стоит ушат, а на полу – таз, куда с потолка течет вода