Автор уже понимает, что в драматургии способ развития сюжета совершается не посредством повествования, а через диалоги персонажей. И действительно, в тексте одна за другой следуют взволнованные реплики героев. Здесь показательно включение в разговор стихотворной фразы Саши («Я встретил вас / в последний раз, / давайте потанцуем вальс»). Характерно, что рифмованные строки появляются в речи героя в процессе любовного свидания. Итак, в тексте соблюдены все формальные признаки драматургического произведения: авторский текст, в котором даются место и обстановка действия; список персонажей с объяснением (и неважно, что ни король, ни царица так и не появляются на сцене, как неважно и то, что король характеризуется как царь, а царица как королева), ремарки (глядя на часы, смотрит вдаль, убегает). Единственное формальное нарушение драматургической формы – это пояснительная сноска о часах Маши в конце страницы: «подарок Саши в день рождения». Поэтому она и производит комическое впечатление. Возможно, ее появление было вызвано тем, что автор создавал свой текст как «пьесу для чтения», не думая о ее сценическом воплощении.
Со сноской мы встречаемся и в другой пьесе того же автора, где в речь главного героя – котенка Мура, идущего в школу вместе с человеческими детенышами, включено слово уругальд. В сноске дается значение этого слова – урок <звер. яз.>, то есть – звериный язык. Ребенок имеет представление о сносках как пояснительной части текста, хотя и не подходящей для драматургического произведения.
Одной из ведущих черт детского восприятия художественного текста является его зрительность, которая дает о себе знать в длительном неумении (или нежелании) детей слушать и читать книги без картинок, с одной стороны, а с другой – в почти обязательном иллюстрировании своих собственных произведений. Однако в детских книгах рисунок иначе соотносится с текстом, чем книжная иллюстрация с произведением взрослого автора. «Взрослая» иллюстрация интерпретирует произведение, в то время как детский рисунок является его частью, дополняя его и нередко играя сюжетную роль фрагмента текста. Так, например, «военная» приключенческая повесть шестилетней Кати начинается рисунками с подписями, которые по содержанию составляют завязку, после чего идет словесный текст. Другой особенностью детского восприятия является способность детей жить в тексте и с текстом, в отличие от взрослых, которые преимущественно сопереживают текст. Наиболее ярко эта черта проявляется и в эстетической реакции на воспринимаемый текст, и в создании собственных произведений, действующими лицами которых оказываются сам автор, его друзья и родственники. Созданный таким образом героический сюжет с главным героем – автором оказывается результатом захватившей ребенка мечты о героическом, о подвиге и дружбе, что и воплощается в тексте. Рисунки включаются в словесный текст, дополняя его. Вопрос о соотношении рисунка и словесного текста в детском творчестве интересен и заслуживает специального внимания; в этом плане детское творчество представляется аналогичным искусству комиксов и лубка[1249].
В качестве примера приведу роман шестилетней Кати «Любов силнее смерти». Роман начинается с иллюстрации.
Рисунок 1. Катя в советской солдатской форме, охваченная огненным смерчем, который уносит ее, как позже выясняется, в логово фашистов. Она держит в руке письмо, обращенное к двоюродному брату Сашке, на котором написано: «Я в огне иди спасать меня. Катя».
Рисунок 2. То же письмо, видимо, с обратной стороны; на нем написано: «И еще меня посодили туда фашисты».
Рисунок 3. Сашку в солдатской форме тоже уносит смерч. Далее текст: «Нет, Катя не погибла, она далеко отсюда, она в плену у фошистоф и не сдается».
Рисунок 4. Катя и Сашка привязаны к двум столам в комнате фашистов. Фашисты, похожие на врачей-хирургов, готовятся к жертвоприношению, один из них держит над Сашкой нож. Под потолком окно, в нем видна голова Андрея. У него изо рта слова: «Не позволю!» Далее действие развивается стремительно.
Следует большой фрагмент текста без иллюстраций (орфография и пунктуация авторские):
И вдруг над столом пронесса звонкий малчишеский голос – Не позволю. И тудже Катя закричала – Андрей и вскочила со стола и бросилась к окну. Голос доносился из окна, он был в голове у Кати, он звучал попрежнему, Катя сразу ево узнала. Лицо Андрея ей было знакомо, но одежда были сплошные лохмотя. – Где ето ты так разодрался, спросила Катя. Его первые слова были – Катя, я искал тебя, я умераю. Катя упала головой к ниму на груд и зарыдала – Не умерай. Андрей тоже чуствовал себя не важно, он некогда не видел Катю плачущей. Андрей потерял свою силу и упал сподоконника. Тут же Катя пранзительно закричала и прыгнула с подоконика третего етожа, но как толко Катина кров каснулас серца Андрея, он вскачил и схватив нож порезал себе палец и набрал крови в бутылочку, которая лежала у него в кормане, вылел кров прямо в открытое серце Кати. Тотчас рана зажила и Катя вскочила и они побежали выручать Сашку. Жрец уже занасил нож, но сверху ево порозил тежолый камень и нож упал на пол. Его потхватила Катя и унесла, а Андрей сдернул со стола скатерт вместе с Сашей и унес. Потом Андрей бросил скатерт на пол и они побежали. Тогда когда они вышли на улицу, то все почуствовали и Катя и Саша и Андрей что любов силнее смерти[1250].
О прототипах текста. Главная героиня – Катя, сам автор, хотя текст написан от третьего лица. Автор объективизирует себя. Сашка – близкий друг и двоюродный брат Кати. Андрей – детсадовский друг Кати.
Читателей поразило название, данное этому тексту семилетней девочкой. В национальном корпусе русского языка выражение «любовь сильнее смерти» встречается сотни раз в самых разнообразных текстах, но на наш вопрос Катя твердо ответила, что название взято из одноименной сказки Б. Шергина.
Характерно деление действующих лиц на друзей и врагов. Враги – то ли фашисты, то ли жрецы (для автора это неважно, важно то, что они враги, цель которых умертвить героев). В тексте встречаются и фольклорные мотивы, как например, излечение кровью[1251]. Трагические фрагменты перемежаются с чисто бытовыми ситуациями, с которыми герои встречаются в реальной жизни («Где это ты так изодрался») и немотивированными образами: так, Андрей, порезав себе палец, «набрал крови в бутылочку, которая» как бы заблаговременно «лежала у него в кормане». Финал счастливый – все герои спасены. Причиной и результатом их спасения является любовь, которая сильнее смерти.
Лирические тексты детей рассматриваемого возраста обладают своими особенностями. Детские стихи (типа стихов Агнии Барто) встречаются, по моим наблюдениям, гораздо реже. Более часты стихотворения романтические, написанные высоким стилем. Их как раз много в журнале «Барсук». Рифма для них необязательна, чаще это стихи, написанные вольным ямбом и с использованием высокой поэтической лексики. В прочитанных или слышанных детьми произведениях нередко встречаются непонятные им слова и выражения. Оставаясь непонятыми, они тем не менее создают определенный эмоциональный фон текста и могут включаться детьми (иногда в исковерканном виде) в собственное сочинение, написанное в том же стиле. Приведу стихотворение шестилетней Кати:
Прекрасен день
И бьет волна
О брег пустой
И сух он и красив
И хорошо на нем
Красиво в нем обладеянье
Мне хорошо и я пою
И я любимую свою
Сажаю на коня быстрого[1252].
Стихотворение, написанное вольными ямбами, явно ориентировано на высокий романтический стиль (см. славянизм брег, инверсии брег пустой, сух он и красив, конь быстрой); тема его – природа, Я и моя любимая. В этом плане высокого, торжественного воспринимается и слово обладеянье. Любопытным представляется объяснение, которое шестилетний автор дает по поводу этого слова. Когда девочку спросили, что такое обладеянье, она ответила, что не знает. «Зачем же ты тогда пишешь, если не знаешь?» – «А все поэты так пишут». – «Ну кто, например?» – «Пушкин. У него все обладеянье, обладеянье…» Неважно, что своеобразный неологизм обладеянье является, скорее всего, контаминацией слов поэтического стиля, близких ему фонетически (одеянье, обладанье, обожанье и т. п.), – важно то, что это выдуманное слово было воспринято автором (и действительно звучит!) как высокое, поэтическое, и появилось оно в контексте, в котором оказалось как бы на месте, несмотря на отсутствие такого слова в русском языке и непонятность его для самого автора.
В заключение отмечу, что, в отличие от творчества взрослых, творчество детей рассматриваемого возраста в силу преобладания в нем ориентации на знакомые литературные образцы следует изучать в русле эстетики тождества, в чем оно близко творчеству фольклорного типа[1253]. В целом же стихотворство этого периода рассматривается как однотипное взрослому творчеству, «как эпоха дифференциации искусств, соответствующая более высокой культуре»[1254]. Следующий этап словесного творчества (если он наступает) становится этапом постепенного освобождения от усвоенных штампов, этапом поиска своих путей в искусстве.
«ЕСЛИ РЯДОМ ДРУЗЬЯ НАСТОЯЩИЕ…»
Настоящая работа продолжает цикл статей автора о художественном мире пионерской песни. Если предыдущие посвящены образу песни и теме здоровья