Фотиния), иногда все же удавалось (путем всяческих ухищрений) преодолеть церковное воспрещение[1644]. В большинстве случаев, однако, их попытки оказывались обреченными на неудачу. Просьбы к церковным властям о разрешении крестить народившегося младенца женского пола Светланой никогда не удовлетворялись. В 1912 г. журнал «Церковный вестник», обсуждая проблемы церковно-приходской практики, специально останавливается на вопросе «Может ли быть наречено имя Светлана?» «В 1900 году, – сообщается в журнале, – в Св. Синод дважды поступали от просителей ходатайства о разрешении наименовать дочерей просителей по имени „Светлана“, но Св. Синод не нашел оснований к удовлетворению означенных ходатайств, так как имени Светлана в православных святцах нет»[1645]. Родители, очарованные как балладой Жуковского, так и ее героиней, смирялись, отказываясь от своих намерений, или же пользовались именем Светлана только в качестве домашнего или неофициального. Так, например, Ф. Ф. Синицыну, родившуюся в доме ее деда-священника, крестили Фаиной, в то время как «в школе и дома звали только Светланой»[1646].
В послереволюционные годы, когда диктат святцев был поколеблен, а неверующими полностью отвергнут (что породило в русском обществе небывалую имятворческую инициативу), наряду с другими неправославными, иностранными и выдуманными именами девочкам стали присваивать и имя Светлана. Оставаясь на протяжении двух послереволюционных десятилетий редким, оно получает неожиданное распространение среди советской элиты после того, как в 1926 г. им была наречена дочь Сталина. Надежда Аллилуева родила ее в Ленинграде, куда приехала к родителям за несколько месяцев до родов, и вернулась в Москву, когда девочке было уже три месяца[1647]. Как и у кого возникла мысль из широкого репертуара женских имен выбрать для новорожденной именно Светлану, неизвестно. Не исключено, однако, что Надежда Аллилуева, бывшая «мечтательная» гимназистка и любительница русской поэзии, будучи личностью вполне независимой и твердой, вопрос о наречении дочери решила сама или же со своими родителями. Так или иначе, но этому примеру тут же последовал ряд руководителей и видных деятелей советского государства (Молотов, Бухарин, Шолохов и др.), что, конечно, способствовало возрастанию моды на имя Светлана. Полагаю также, что определенную роль в этом сюжете (и в популяризации имени) сыграл начинающий детский поэт Сергей Михалков, который 28 февраля 1935 г. (как раз в день рождения Светланы Сталиной) опубликовал в газете «Известия» «колыбельную» под названием «Светлана»[1648]. Сам Михалков появление Светланы в качестве адресата «колыбельной» мотивирует стремлением завоевать симпатию своей однокурсницы по Литинституту, носящей это имя. По утверждению поэта, «случайное совпадение» сыграло в его дальнейшей судьбе далеко не маловажную роль, раз и навсегда обеспечив ему расположение «отца всех народов»[1649].
За пятнадцать предвоенных лет имя Светлана успело превратиться в обычное, немаркированное имя, отличие которого от традиционных русских имен перестало ощущаться и связь которого с балладой Жуковского была почти полностью утрачена. Характерно при этом, что свойственная русской бытовой практике тенденция к сокращению полного имени на Светлане в те годы, как кажется, совсем не сказалась. Девочек звали Светланами, либо уменьшительно-ласкательными вариантами – Светланочками или Светланками: «Здравствуй, Светланочка», «Я тебя прошу, Светланочка…» – обращается Надежда Аллилуева в письмах к своей шестилетней дочке[1650]. Что же касается Сталина, то он обычно называл ее Сетанкой: «Здравствуй Сетанка!», «Милая Сетанка», «Сетанка-хозяйка» – и так во всех его письмах 1930‐х гг. «Это я так себя называла, когда была маленькой», – объясняет С. Аллилуева[1651]. Девочки-персонажи в литературе довоенного времени, наделенные этим именем, также зовутся Светланами или Светланками. Напомню хотя бы очаровательную Светлану/Светланку из рассказа Аркадия Гайдара 1936 г. «Голубая чашка». Отсутствие в те годы сокращенного варианта этого имени подтверждается и газетными материалами: «Улыбаются краснощекие, черноглазые и голубоглазые Розы, Вити, Светланы, Гены, Лиды, – все здоровые и крепкие», – пишет в 1939 г. корреспондент газеты «Урюпинская правда»[1652].
Светы и тем более Светки появились только в послевоенное время, когда вдруг обнаружилось, что в каждом классе есть хотя бы одна Светлана. Это явилось результатом существенно возросшей к концу 1930‐х гг. популярности имени, носительницы которого пошли в первый класс вскоре после окончания войны[1653]. Количество новорожденных Светлан продолжало увеличиваться до 1960‐х гг., когда это имя достигло пика популярности, войдя в первую пятерку регистрируемых женских имен[1654]. Косвенным свидетельством широты его распространения в 1960‐х гг. может послужить анекдот, который предлагает ответ на вопрос, почему русские женщины плохо ходят на каблуках: у них «слева – сетка, справа – Светка, позади – пьяный Иван, впереди – семилетний план»[1655]. Здесь «Светка» – метонимическое обозначение дочки, равно как «пьяный Иван» – мужа. Время возникновения анекдота датируется безошибочно: директивы по семилетнему плану развития народного хозяйства были утверждены на XXI съезде КПСС, состоявшемся в 1959 г. По прошествии 20–30 лет воспоминания о школьных Светах/Светках этого периода начинают ностальгически всплывать в текстах песен и стихотворений, как, например, в песенке конца 1980‐х гг., которая входила в репертуар группы «Веселые ребята»: «У Светы Соколовой день рожденья, / Ей сегодня тридцать лет» и далее: «Розовые розы Светке Соколовой, / Светке Соколовой, однокласснице моей. / Розовые розы я дарю ей снова / В память наших школьных, / В память наших школьных дней».
В последующие годы по законам непрекращающегося периодического обновления именника интерес к имени Светлана начинает спадать. Как это обычно происходит с другими модными именами, пережив успех в «элитных» кругах городского слоя населения, Светлана постепенно приобретает статус имени «простонародного»[1656]. Утратив к этому времени свой поэтический ореол, связанный с балладой Жуковского, Светлана в бытовом общении оказывается почти полностью вытесненной Светой. И. А. Разумова, изучившая современную антропонимику в аспекте семейного фольклора, отметила, что все ее информантки Светланы в отличие от носительниц других имен (таких как, например, Варвара и Дарья) едва ли не подчеркнуто и демонстративно рекомендовали себя сокращенным Света[1657]. Более того, полное имя и стилистически начинает восприниматься не только как отличное от Светы, но и в определенной мере противопоставленное ей. Стилистическое отличие Светланы от Светы особенно заметно в разного рода наименованиях, рекламах, объявлениях и т. п. Так, например, кафе, нареченные по имени владелицы или совладелицы, мелкие предприятия или даже концерны обычно называются Светланами[1658], в то время как агенты и секретарши фирм, дамские мастера, а также податели частных объявлений в газетах по преимуществу рекомендуют себя Светами: «печки-„буржуйки“. 130-66-08, Света»[1659] и пр.; в год Крысы (1996) Светой была названа «самая актуальная прическа»[1660]; то же название получил «журнал поп-музыки для женщин»[1661] и т. д. и т. п.
Произошедшая после 1960‐х гг. смена социального статуса имени Светлана и забвение его культурно-исторического контекста сказались на общественной трактовке образа Светы/Светки и на его стилистических потенциях. Прослеживая репертуар женских имен в литературных произведениях последних трех десятилетий («второе ономастическое пространство»[1662]), можно заметить наличие общих качеств, приписываемых Светам/Светкам, что свидетельствует о тенденции к формированию определенного имени-типажа. Это молодая женщина, родившаяся (судя по времени написания произведений) в пору начинавшегося спада популярности имени Светлана, в конце 1960–1970‐х гг., в так называемой «неблагополучной» семье. Она малообразованна и вульгарна, ее интересы ограничиваются сугубо материальной сферой. Героиню эту обычно кличут Светой или (едва ли не чаще) – Светкой, как в повести Павла Туманова «Светка-каучук. (Похождения бродячей артистки)», где о героине, выросшей «на такой жуткой окраине, что ее традиционно выбирали для поселения отбросы общества», сказано: «Ее всегда почему-то звали Светкой»[1663]. Вся ее жизнь сводится к поездкам с цирковой труппой по стране и к случайным связям с мужчинами. В этом и состоит, по общему мнению персонажей повести, ее счастье: «Для Светки мужик – смысл жизни. Если она не переспит с кем-то, считай, день вычеркнут из ее жизни. Ей ведь ничего больше не надо»[1664].
Преобладающе сексуальная природа этого образа обнаруживается во внешности, поведении, отношении к жизни, что породило ряд анекдотов о Штирлице, в основе которых лежит игра синонимами: «Лампа горела, но света не давала. Штирлиц потушил лампу, и Света дала»; «Штирлиц вышел из моря и лег на Гальку. Светка обиделась и ушла». Напомню и анекдот из серии «о чукче»: «Чукча возвращается с охоты домой, открывает дверь и спрашивает у жены: „Жена, можно я буду спать со светом?“ – „Можно“, – отвечает жена. „Света, заходи, однако“, – говорит чукча». Сексуальность и вульгарность Светы проявляются в ней, как кажется, без особых усилий с ее стороны и становятся отличительными чертами уже в школьные годы. В одном из произведений Марии Голованивской рассказчица рассуждает: «До чего же все-таки иногда мужчины любят вульгарных женщин.