дни именам городов, селений, улиц: ведь никогда, ни в каком тысячелетии мы не забудем, например, что старинный северный город, прежде чем стать Кировом, носил имена сперва Хлынов, потом Вятка. Мы не забывали подлинные имена Нижнего Новгорода, Твери, Сергиева Посада, Самары… И с какой радостью восприняли москвичи возвращение таких значимых для истории названий, как Маросейка и Тверская, Покровка или Мясницкая…
То же самое и с исконными русскими мерами. Попробуйте, например, перевести в сантиметры похвальный о ком-то отзыв: «У него семь пядей во лбу». Или, того паче, отредактируйте пушкинский стих: «Сына Бог им дал в аршин». И вряд ли даже в далеком будущем откажутся от такого свойства, как все «мерить на свой аршин».
В этом и нескольких последующих номерах нашего журнала мы поговорим об этих неумирающих посланцах из прошлого. А начнем именно с аршина. Уже потому хотя бы, что в числе исконных русских мер был он основной, отправной для всех прочих единицей.
Каких только «машин времени» не понаделали в своих опусах писатели-фантасты, начиная с Герберта Уэллса! Однако одна из них существует на самом деле, существовала всегда и в будущем не исчезнет. Имя ей — воображение. Заполнив ее топливный бак знанием, можно смело пускаться в путь по векам и странам. В этот раз нам предстоит побывать в Москве, на том месте, которое сейчас именуется Красной площадью, и в прилегающих к ней переулках и улицах, надежно огражденных крепкими стенами Китай-города. Впрочем, стен этих пока еще нет: ведь ставились они в 1535–1538 годах, а наша первая остановка — в 1485 году.
Шумно и суетно здесь и весьма многолюдно. Оно и неудивительно: ведь тут — самое сердце великого торга давно уже первопрестольного русского града. Бесчисленными рядами тянется торжище. И в каждом ряду — свой товар. Чего только тут не сыщешь — и местного, и привозного. С трудом протиснувшись сквозь толпу, подходим к ряду с товаром, от которого в глазах рябит. Смуглые чернобородые торговцы растягивают в руках пестрые восточные ткани. У иных — тяжелая, что и гнется с трудом, золотая парча-алтабас: такую самому великому князю надеть не стыдно. Другие купцы предлагают ткани попроще, из хлопка, называются «киндяки». Опытные покупщики смотрят ткань на просвет, мнут в руках. И некоторые из них, с видимым трудом выговаривая явно непривичное слово, спрашивают хозяина: «Почем аршин?» А в соседнем ряду торгуют явные «немцы» — то ли из далекой Фландрии, то ли даже «англинские немцы» из-за моря. Но там счет другой: не на аршин, а на «локти», куда более и продавцам, и покупателям привычные.
Небольшое усилие воображения — и мы переносимся на три четверти века вперед, в шестнадцатое столетие. Картина мало изменилась. Но только уже всюду, во всех рядах меряют товар только аршинами. Но вот проходят два иноземца. Прислушаемся к их разговору. Первый из них итальянец Рафаелло Барберини наставительно говорит своему, видимо, менее опытному соотечественнику: «У московитов для полотен и для сукон и для всех прочих материй мера одна. Называется ена аршин, а другой меры нет!»
Да, всего за несколько десятилетий произошло поистине удивительное явление: мера, которой вначале пользовались только при покупке восточных тканей, стала использоваться для измерения любой другой длины. И это обстоятельство ученые-метрологи до сих пор не могут сколько-нибудь обстоятельно объяснить.
Аршин пришел на Русь вместе со своим собственным именем. Слово это звучит одинаково во всех тюркских языках и всюду означает единицу длины, примерно равную вытянутой руке средних размеров мужчины. Тюрки заимствовали это слово от персов, а те, в свою очередь, от индийцев. Смысл же его всюду одинаков: единица длины, приблизительно от 67 до 72 сантиметров в метрическом исчислении.
Предшественником аршина на Руси был «локоть». Сейчас мы называем локтем самый сгиб руки. Тогда же под этим названием подразумевалась длина согнутой руки от этого самого локтевого сгиба до кончика среднего пальца. «Локтями» мерили длину едва ли не все народы мира. Разумеется, у всех людей этот «локоть» неодинаков. В среднем же считали в нем чуть менее 47 см (впрочем, несколько изменяя положение руки, в различных странах и местностях получали и другие размеры: например, «малый локоть» — от сгиба руки до конца сжатого кулака, «целоручный» — от плеча до сжатого кулака, «кольцевой» — от локтевого сгиба до кончика среднего пальца, а затем по ладони до запястья).
Самопроизвольное утверждение аршина заставило наших предков отыскать ему место в ряду других единиц длины. Его стали понимать как 1/3 сажени (о ней мы расскажем чуть позже) или как четыре пяди (пядь — от глагола «пялить» — это расстояние между разведенными в сторону пальцами, большим и указательным или средним; пяди бывали тоже разные). Именно широкое распространение аршина привело к изменению названия пяди — она стала называться «четвертью». В аршине считали 16 вершков, а сама эта мера, прежде мало распространенная, сделалась общеупотребительной именно с переходом к счету на аршины (слово же обозначает «верх пальца», как объясняет это понятие В.И.Даль в своем знаменитом «Словаре живого великорусского языка»). С пальцем же связана и другая дробная часть аршина — «дюйм» («большой палец» по-голландски). 28 дюймов повелел считать в аршине Петр I, падкий до всего иноземного. Оказалось, однако, что дюймы уложились в аршин без остатка. Заодно удалось как бы связать русскую систему мер с английской, что было весьма удобно: ведь Англия в ту пору слыла «мастерской мира», а торговля с ней весьма много значила для России.
За строгим соблюдением единства мер в державе тщательно следила верховная власть, начиная с киевских времен. А с XVIII века метрология приобрела научный характер. Именно на строго научной основе была установлена величина аршина, тогда же объявленного исходной для вычисления всех других мер единицей. Позже — уже в XIX веке — было подсчитано точное метрическое соответствие аршина — 72,12 см. А для соблюдения точности в быту в больших количествах по заказу правительства выпустили образцовые аршины — прочные деревянные линейки с металлическими оковками по концам. Именно с тех пор пошло в ход выражение: «Сидит, как аршин проглотил». Прижимистых торговцев могли подчас обозвать «аршинником». Да и много других пословиц и поговорок включили в себя упоминания про аршин: «Побоев на аршин не смеряешь», «Аршин не солжет» (иными словами, мера — делу вера), «Я тебя на аршин смеряю» (то есть поколочу), «Ты ему не безмен, а он тебе не аршин» (о бестолковом) и еще множество других. Иные, конечно, уже позабылись и не употребляются, другие же живут и поныне. А потому живет и всегда будет жить в памяти народной аршин — эта удивительная мера, возникшая на Руси как бы украдкой, но ставшая необходимой на все времена. И во все века будем мы помнить бессмертные тютчевские строки: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать — в Россию можно только верить».
Глаголы «лягать» и «сягнуть» в самостоятельном значении в нынешнем русском языке употребляются крайне редко. Зато достаточно велико семейство производимых от них слов: здесь и отчасти книжный, но вполне понягный всем глагол «посягнуть», и родившееся из причастия прилагательное «недосягаемый», и выражение «в пределах досягаемости», и еще многое другое. К тому же семейству принадлежит слово весьма почетного возраста, употреблявшееся еще во времена Киевской Руси. Слово это — «сажень».
«Сажень» — следующая за «аршином» более крупная мера длины. С глубокой древности человек стремился в самом себе отыскать для всего меру. В ход шли, как мы уже знаем, «локти», «пяди», «пальцы», иногда «ступни» (издревле на Руси меряли «стопами», а у англичан, например, стопа — «фут» — одна из самых распространенных мер дожила до наших дней). Аршин, как мы видели, — это длина руки (и, кстати, средний размер мужского шага). Все эти меры, однако, не слишком протяженны. И если надо померить, допустим, длину забора усадьбы ил и прясло крепостной стены, или, к примеру, высоту колокольни, то их размеры выразятся слишком большим числом всех названных единиц. А чем больше цифры — тем легче допустить ошибку при вычислениях.
Вот тогда-то, в глубокой древности, пришла нашим предкам в голову мысль установить такую меру, куда только может «сягнуть» рука, а ведь «сягнуть» она могла по-разному. Например, можно просто развести руки в стороны от плечей и замерить расстояние от одного большого пальца до другого. В среднем в такой сажени получается (в метрической мере) 152 см. Эту сажень называли простой. Другая сажень называлась «маховой», а иногда «мерной». В ней 176 см, а получается она, если измерить расстояние от кончиков средних пальцев таким же образом растянутых в сторону рук. Третья же сажень называлась «косой». Ее получить чуточку сложнее: надо стать прямо, отвести в сторону руку, разогнуть ладонь и измерить расстояние от кончика среднего пальца на руке до пальцев противоположно расположенной ноги. «Косая» сажень побольше — в ней примерно 216 см, так что знаменитая поговорка: «У него косая сажень в плечах» представляется явно поэтической метафорой, а попросту говоря — преувеличением.
Понятно, что сходными способами можно насчитать великое множество различных расстояний, причем в основе их — рука, которая «сягает» тем или иным образом. Историки насчитывают целых 16 (!) различных саженей, употреблявшихся на Руси в различных местностях и, как мы сказали бы теперь, «ведомствах». Способы рукоположения их не всегда до конца понятны, но зато в источниках отмечены их размеры в вершках (а в вершке 4,45 см). Иные