Депутат задумался, мягко, как пантера, прошёлся по комнате. Прислонился лбом к оконному стеклу. Потом резко повернулся к нам и с каким-то отчаянием воскликнул:
– Так влейте нам ваши лекарства! Хоть цистерну!
– Чтобы лечить, нужно сперва диагностировать, – объяснил я. – Собрать необходимую информацию.
– Собирайте. Сети, библиотеки к вашим услугам.
– Всё не так просто. Я активизировал ДИСПУТ.
– Какой диспут?
– Систему диагностики информационных социальных патологий универсального терратипа. ДИСПУТ.
Я отдал мысленный приказ. В воздухе повисала голограмма – переливающаяся разными цветами цифра десять.
– Это так называемый Рейтинг информационной готовности. Сейчас мы имеем десять процентов от необходимых данных. Предстоит довести цифру до ста. Но для этого библиотек мало. Мы точно не знаем, что нужно Системе. Может, залезть в жерло вулкана. Может, полюбоваться балетом. Она собирает информацию в автоматическом режиме, используя нас как разведчиков. И для этого мы должны быть в гуще событий, которые потрясают страну.
– Ну что ж, – кивнул Жизнеслав. – Гущу событий я вам обеспечу! И начнём завтра же – с осиного гнезда!..
Профессор Рург Хлюмпель имел вид типичного сумасшедшего учёного, так почитаемого писателями и режиссёрами на большинстве планет-зеркал. Выше среднего роста, худой, с всклокоченной курчавой чёрной шевелюрой, пышными бакенбардами, взгляд восторженный, как у ребёнка, не устающего удивляться чудесам окружающего мира. Руки его жили своей жизнью – то крутили пуговицу собеседника, то тянули его рукав, то катали шарик из бумаги или пластилина, отодранного от опечатанного массивного медного сейфа.
– Наука – это вам не шмуркаль моргнул! – торжественно объявил он, открыв тем самым экскурсию по Институту истиной истории и реальной мифологии.
Институт занимал старое здание на набережной Шизополя, ранее принадлежавшее Научному центру изучения теории Труда и Единства. В залах с высокими потолками ещё осталась символика Трудовой республики – снопы, колосья, молоты.
– Само это тяжеловесное здание является наследием тоталитарного строя с его стремлением к циклопичности и назидательности во всём. К счастью, новые времена вымели само воспоминание о свободном труде, и теперь здесь мировой, даже, можно сказать, Галактический центр истинного исторического знания! – как заведённый шпарил профессор, хаотично размахивая длинными руками. Похоже, подобные экскурсии он проводил постоянно.
– Здесь наша библиотека, – объявил профессор, когда мы вошли в длинный зал, заставленный книжными стеллажами.
В центре зала стоял огромный стол с мраморной крышкой, заваленный кипами рукописей, манускриптами, стопками брошюр и книг. На одной из рукописей устроился, свернувшись калачиком, огромный пушистый полосатый кот. Он сладко спал, и только усы его чуть-чуть подрагивали.
– Ну надо же, мерзавец, устроился на рукописи, которой пятьсот лет, да ещё расцарапал страницы! Ну-ка, пошёл! Кыш! – профессор одним движением смахнул кота, который слетел со стола, пружиняще приземлился, умудрившись проснуться в воздухе. Удивлённо посмотрел на хозяина, потянулся, выгнувшись дугой, презрительно мяукнул и удалился с таким деловым видом, который могут напускать на себя только жирные пушистые коты.
– Какая беда, почтенный жрец науки, – заволновался Абдулкарим, старый библиофил, бережно относящийся к любым книгам, даже если это и не криминальные романы конца двадцатого века. – Теперь её придётся реставрировать после когтей полосатого негодника!
Профессор поцокал языком, взял рукопись, взвесил её в руке, посмотрел на мятые листы. Потом беззаботно воскликнул:
– А, не стоит беспокоиться.
И метким броском отправил раритет в огромное мусорное ведро, где уже лежали какие-то бумаги.
Мы открыли рты от изумления.
– Ценности не представляет, – пояснил профессор. – Сплошь псевдоисторическое мракобесие.
– Но пятьсот лет… – начал было Абдулкарим.
– Время относительно, так что не волнуйтесь. А сейчас я покажу вам истинную ценность.
Он подошёл к огромному сейфу, зажатому стеллажами у стены, со скрипом провернул ключ, набрал шифр, с трудом распахнул массивную дверцу и извлёк книженцию в мягкой обложке.
– Первое издание «Протошизада атакует!» Фундаментальный труд для истинных историков. С него началось глобальное наступление передовой научной мысли!
Профессор осторожно передал книгу Абдулкариму. Тот критически посмотрел на это произведение. На обложке исторической монографии почему-то полуголые дамы целились из бластеров в жутких чудовищ – так в двадцатом веке оформляли бульварную литературу.
– Да, выглядит простенько, – заметив наши сомнения, признал Хлюмпель. – Но именно в этой книжке в лёгкой, доступной форме впервые были систематизированы, проанализированы и объективно оценены исторические и мифологические источники Шизады. Именно эти жёлтые страницы открыли народу глаза на то, что мы не какие-то неудачники, находящиеся под пятой шмуркалей, а великая нация. И наши предки – это протоцивилизация, давшая начало развитию человечества на Альфа и Бета-Лире. Одарившая мир божественными памятниками культуры, титаническими архитектурными сооружениями – всем тем, что ранее приписывалось всяким там якобы древним народам, которые на деле являлись никем иным, как нашими бестолковыми учениками.
Он бережно спрятал в сейф книжку. Я заметил, что депутат проводил её каким-то злым, даже ненавидящим взглядом – похоже, с этим произведением у него были какие-то свои счёты.
– Но наука не стоит на месте! – вещал профессор. – И сегодня приходит поколение новых, пытливых молодых учёных.
Он подошёл к стеллажу и начал выгребать оттуда новые книжки, демонстрируя их нам.
– Вот, «Динозавр в гараже». Автор Симон Тупакис убедительно доказывает, что протошизиане не только пасли вымерших древних ящеров, но и использовали их в качестве вьючных животных, дрессировали и подчинили своему мощному интеллекту.
Хлюмпель продемонстрировал нам следующий том:
– «Галактическая угроза». Очень талантливый и смелый автор Сноб Шмурдяк достаточно убедительно обосновывает гипотезу, что протошизиане в незапамятные времена пришли со звёзд. И именно они основали первую Галактическую империю, плодами достижений которой пользуются нынешние жалкие цивилизации, чьи корабли бороздят дальний космос, не пуская туда истинных хозяев, то есть нас.
– Действительно, смело, – согласился Абдулкарим.
Я отметил про себя, что качество полиграфии книжек истинных историков росло с каждым годом. Легкомысленные бумажные обложки с фривольными рисунками постепенно уступали место кожаным переплётам и золотому тиснению.
– Это ещё ничего. Я сейчас рецензирую рукопись ещё более отважного в полёте своей научной мысли молодого человека! – ликующе изрёк профессор.
– Он утверждает, что протошизиане зажгли солнце? – язвительно спросил я.
– Ну что вы, это антинаучно! Его идея куда более скромна. Наши доблестные предки всего лишь собрали из уже зажжённых блуждающих звёзд Млечный путь. Для незатейливой работы, не требующей сколь-нибудь значительных умственных усилий, они вывели биологических роботов, которых мы сегодня знаем как шмуркалей. Эти неблагодарные создания однажды восстали против своих добрых хозяев и снесли великую звёздную империю. Какой накал! Какой драматизм! Почувствуйте бурление страстей и судеб! Создатель и его непокорное злобное творение!
– Гениально! – чуть не зааплодировал я.
– Я одобрил эту гипотезу, и сейчас эта концепция передана на утверждение нашего высшего законодательного органа.
– Парламент утверждает научные гипотезы? – удивился я.
– А как же иначе они будут становиться истинными? – развёл руками профессор, и мне показалось, в его глазах мелькнула насмешка.
Он вернул на полку научные труды «Общества истинных историков» и восторженно объявил:
– А теперь изюминка. Я покажу вам научный процесс в действии. Вы увидите, как работают истинные историки. Прошу пожаловать в запасники!
Мы поплутали в лабиринтах стеллажей и вышли к маленькой бронзовой двери с гербом Трудовой Республики. За ней уходила вниз металлическая винтовая лестница.
– Прошу вас, – пригласил профессор.
Спустившись вниз, мы углубились в запутанные коридоры, освещённые мертвенными лампами дневного света. За нами следовал в небольшом отдалении усатый полосатый разбойник – тот самый, которого согнали с рукописи. Он время от времени требовательно мяукал, будто спрашивая, долго ли ещё тут ходить, и всё норовил на ходу потереться о наши ноги.
Наконец, мы остановились перед очередной массивной железной дверью. Профессор крутанул запирающий штурвал и толкнул её. Шагнул в помещение. Нашарил выключатель и нажал кнопку.
Нашим глазам предстал огромный подвал со сводчатыми потолками, заставленный многоэтажными полками, заваленный коробками, ящиками. Всё это находилось в восхитительном творческом беспорядке, плавно перетекающем в хаос. В центре стоял точно такой же стол с мраморной крышкой, как и наверху.
Кот тут же запрыгнул на стол, небрежно смахнул на пол украшенный полудрагоценными камнями кубок и принялся играть со старинным предметом, гоняя его лапами.
– Это же экспонат! – завопил рачительный Абдулкарим.
– Не обращайте внимания, – махнул рукой профессор. – Итак, мы в святая святых нашего Института. В отделе сортировки!
– Именно сортировки? А почему, например, не классификации? – с некоторым опасением спросил я, чувствуя недоброе – слово сортировка имело какой-то жестяный неприятный вкус.
– Вы вообще знаете, какие бывают исторические ценности? – лукаво посмотрел на нас профессор.
Мы промолчали, ожидая продолжения, и оно не заставило себя долго ждать.
– Ценности бывают истинные, – поведал нам сокровенное профессор. – Бывают ложные. А ещё полезные. Бесполезные. И вредные. Вот тут мы и разделяем их по категориям.