Такова история этого знамени. Пятна крови на нем — это кровь дяди Пети, старого партизана, верного сына партии.
В заключение хочу выразить надежду, что из восемнадцати человек, с которыми мне пришлось прорваться в крымские леса, кто-либо остался в живых».
В 1962 году Украинская студия документальных фильмов приступила к съемкам фильма, рассказывающего о подвигах неизвестных солдат. В фильм было включено знамя со следами крови.
Кинооператоры выехали в Дрезден. Там они познакомились с участниками антифашистского Сопротивления, которые хранили знамя.
Позже один из них, Эрих Фридлянд, побывал в гостях в Крыму, посетил и Крымский краеведческий музей.
Вот что рассказал Эрих Фридлянд, член СЕПГ.
— Я по профессии слесарь. До прихода Гитлера часто слушал на рабочих собраниях пламенные речи Эрнста Тельмана. Вступил в Коммунистическую партию Германии в 1925 году.
Когда Гитлер пришел к власти, Коммунистическая партия Германии ушла в подполье. Это были трудные годы внутреннего напряжения и интернациональной стойкости коммунистов.
Я получил от подпольной парторганизации указание открыть мастерскую по ремонту велосипедов и принять на работу несколько коммунистов, в том числе и Ганса Приходу.
Однажды в 1942 году Ганс, придя на работу, сказал, что ему нужно поговорить со мной с глазу на глаз. Мы прошли в кухню. Ганс снял пиджак, джемпер, поднял нижнюю рубаху. Тело его было обмотано советским знаменем.
Нужно было сразу где-то найти место для его хранения. Я достал пергаментную бумагу, мы добротно упаковали в нее знамя Страны Советов и забросали его углем.
На окраине Дрездена нацисты создали концлагерь. В нем находились русские военнопленные, поляки, чехи, французы. Вместе с иностранными военнопленными в лагерь были заключены многие немецкие коммунисты. Мы, участники Сопротивления, помогали им чем только могли. Наши связники наладили доставку в лагерь даже сводок Совинформбюро. Эсэсовцы злобствовали. Участились провалы и наших групп Сопротивления.
Хранить знамя в одном месте было опасно, а сохранить его нужно было любой ценой.
Мы приняли решение передавать знамя по цепочке. Из группы в группу. Из одного города в другой. Вот тогда Ганс и пришел к Нибиозе с просьбой достать чехол. Он достал его.
Больше года знамя Страны Советов нелегально шагало по всей южной Саксонии. Его бережно хранили антифашисты.
Зимой 1945 года Ганса Приходу по тотальной мобилизации призвали в армию. Части в спешном порядке отправлялись на фронт. Он уже приближался к Берлину.
Перед отправкой на фронт Ганс выехал в южную Саксонию и в городе Цвиккау разыскал знамя. Мы договорились, что теперь знамя буду хранить я.
Ганс привез знамя в Дрезден. И ушел на фронт. Жаль было терять стойкого товарища, хорошего коммуниста. Он погиб в берлинских боях. Когда освободили Дрезден, мы, участники Сопротивления, строем прошли с советским знаменем по улицам Дрездена и передали знамя в городской партийный комитет СЕПГ.
Сейчас я руковожу профсоюзами Дрездена. Наш город возродился из руин. Я рад, что приехал в великий Советский Союз. Рад, что побывал в Симферополе, в вашем музее увидел знамя, которое мы хранили у себя в Германии.
Пусть всегда будет мир на земле. И пусть всегда дети всего мира помнят о подвиге дяди Пети, который, как и немецкий коммунист Ганс Прихода, как миллионы честных людей, отдал свою жизнь во имя разгрома фашизма.
О. КОНДРАТЕНКО.
«ОТОМСТИТЕ ЗА НАС…»
Нас в доме двое. Мы окружены, нас предал…[17]Отомстите за нас. Сейчас немцы пойдут в атаку. Прощайте. Отомстите.
Они решили немного отдохнуть, чтобы отдышаться, хоть немного набраться сил, а потом снова в путь — в горы, в лес к партизанам.
Вместе с истребительным батальоном они прикрывали отход наших войск. Бой. В живых остались немногие. Им повезло: какой-то местный житель показал дорогу в заповедный лес. И вот этот дом, где они укрылись. Вокруг тишина.
Изредка доносились выстрелы; в Алуште уже хозяйничали фашистские захватчики. В Изобильном неистово лаяли собаки. Видимо, и в селе было много чужаков, конечно, гитлеровцев.
А здесь, в урочище Узенбаш, тихо. Осенний лес особенно красив. Кажется, что природа целый год копила все эти неповторимые краски, чтобы вот так, разом, щедрой рукой художника выдать их всем на обозрение и сказать: любуйтесь.
Записка, найденная пионерами.
Лес успокаивает. Его шепот навевает воспоминания… Но сейчас не до этого. Местный житель, что привел их сюда, ушел в село. Сказал, что скоро вернется. Чтобы ждали. Дом хороший. Видать, хозяева были зажиточными. Куда ушли они: в город встречать немцев, или в лес к партизанам? Из окна хорошо видна дорога. Дубнячок. Какой-то он мелкий, необычный здесь, в Крыму, Вокруг все стихло, даже собачий лай в селе замолк. И от этого стало тревожней. Может, по солдатской интуиции или привычке насторожились. И не зря…
Обо всем, что случилось в этот день, мы, к сожалению, можем только представить себе по рассказам бойцов Алуштинского истребительного батальона, которые вместе о арьергардом наших войск до последней возможности защищали город и потом группами по нескольку человек уходили в лес. И еще — по записке, найденной двадцать пять лет спустя в развалинах дома изобильненским школьником Васей Кулиниченко. Лежала она в старой обойме. Бумага пожелтела. Обгорели на ней края, и только следы крови и фиолетовых чернил выдержали испытание временем.
«Сейчас немцы пойдут в атаку. Прощайте. Отомстите…»
В доме всего двое — ростовчанин Игнатьев и ленинградец Фаруков. Окруженные врагом. Без надежды на помощь товарищей. Что могут сделать они против хорошо вооруженного отряда фашистов? Сопротивляться бесполезно. Гитлеровцы, видимо, на это и рассчитывали, но бойцы дорого продали свои жизни.
Осада длилась долго. Несколько часов слышна была в Изобильном стрельба, доносившаяся из Узенбашской долины.
Можно себе представить: двери забаррикадированы столами, стульями, шкафом. В окна, превращенные в амбразуры, было видно, как фашисты снова готовятся к атаке. Патронов мало. Может, именно в эти минуты один из смельчаков увидел обычную школьную чернильницу-непроливайку. Всего неделю назад детская рука макала в нее перо и выводила хорошие слова о дружбе, солнце, жизни. Сейчас этими же чернилами будут написаны всего несколько строк, последних строк в жизни этих двух людей, которые предпочли смерть в бою позорной надежде на снисходительность врага.
Кто-то из двоих ранен. Может, оба. Кровь капает на клочок бумаги. Много писать некогда. Это слова тем, кто все равно вернется на эту землю, освободит ее от захватчиков и кто отомстит за них, за всех. Они в этом были уверены.
И. РЕРГ.
ВО ИМЯ ЛЮДЕЙ
Дорогая Лина!
…О себе скажу одно, что я был непримиримым к врагам и им остаюсь. Буду защищать Родину-мать до последнего дыхания. Чем быть в неволе фашистских сопливцев-гадов, лучше смерть. А любовь свою к тебе, Лина, с собой унесу.
Но в этой войне с фашизмом мы победим. Порукой тому сила Красной Армии и всего народа да наше правое дело.
Лина! Затем хочу предупредить тебя всерьез, что опять-таки ты напрасно забеспокоилась. В действительности может быть такое положение, что, скажем, часть находится в месте, откуда не разрешаются письменные связи в течение месяца или даже полтора. Можно ли из этого делать какие-либо выводы? Конечно, нельзя. И я прошу тебя: будь дальновидной, не теряйся при первой неудаче…
Это письмо помечено 22 июля 1942 года. Его автор, партизанский политрук Макар Халанский, не знал, что через два дня в лесу произойдет кровопролитный бой с фашистскими карателями, что он ценой жизни подтвердит искренность каждого своего слова.
В те дни для партизан Крыма создалась тяжелая обстановка. Керчь пала. После восьмимесячной обороны умолк и Севастополь. Партизанский участок фронта остался единственным на полуострове. Командующий 11-й немецкой армией фельдмаршал Манштейн бросил против партизан большую карательную экспедицию. «Ликвидация партизан — важнейшее условие полной оккупации Крыма. Это задача всей 11-й армии», — гласил его приказ.
Но патриоты не дрогнули, они решили сражаться до конца.
…Целый день шел бой. Двадцать шесть тысяч вражеских солдат окружили около пятисот партизан на лесном «пятачке» площадью в двенадцать квадратных километров. На этот «пятачок» гитлеровцы обрушили весь огонь, сюда бросили все свои силы.
К вечеру фашистам удалось расчленить партизанскую оборону. И хотя бой шел с прежним упорством, по всему было видно, что выход у партизан один: как только стемнеет, идти на прорыв, маневрировать. Дело это не простое, но и не новое. Однако что делать с ранеными и мирным населением, скрывавшимся от оккупантов в партизанском лесу? И на прорыв их не поведешь, и маневрировать с ними трудно. Как быть с ними, небоеспособными?
Над этим мучительным вопросом долго думали командир и комиссар партизанского района. Решили: раненых выводить отдельной колонной. Одна группа отрядов пойдет на прорыв в восточном секторе, другая — завяжет бой в южном, чтобы отвлечь силы врага. В это время раненые спустятся к Бурульче и пойдут к северу, в сторону горы Яманташ. Им, конечно, надо дать прикрытие и толкового командира.
Тогда и было названо имя политрука Макара Халанского. Этот проведет. Он отличается всеми качествами, необходимыми партизанскому командиру: и осторожностью, и смекалкой, и хитростью, и смелостью.
Политрук Макар Халанский прибежал на командный пункт районного штаба, как всегда, собранный, подтянутый. Весь день в бою, а форма в полном порядке.