Строки, обагренные кровью — страница 24 из 50

И советские воины, не щадя жизни, отстаивали любимый город.

Обстановка все более усложнялась, и в одном из писем Георгий написал брату:

«За советский флот и за Советское государство, если и придется умереть, то я всегда на это готов, и сердце нашего флота — Севастополь — мы, моряки, никогда не отдадим, какая бы там обстановка ни складывалась».

Стояла нестерпимая июньская жара. После ожесточенных бомбардировок и артиллерийских налетов в воздухе стояла пыль, клубы дыма закрывали солнце. Казалось, что наступило его затмение.

В последних числах июня 1942 года, прорвав оборону, немецко-фашистские войска лавиной приближались к Корабельной стороне.

Защитники Севастополя дрались отчаянно, отбивая следовавшие одну за другой вражеские атаки.

Утро 30 июня 1942 года рождалось в грохоте орудийных залпов и взрывов бомб. Малахов курган содрогался от бомбовых ударов два с половиной часа. Командир батальона майор Сонин пытался связаться с кем-либо по телефону, чтобы узнать обстановку на других участках фронта, но связь была прервана.

Едва прекратилась бомбежка и артиллерийский обстрел:

— Танки!

— Пехота!

— Приготовиться к отражению атаки!

Малахов курган молчал. Дым постепенно рассеивался, обнажая изрытую бомбами и снарядами землю.

Противник подходил все ближе.

Малахов курган молчал. А танки врага шли и шли. Автоматчики уже не прятались за броней, а двигались рядами во весь рост.

Но вдруг залпом прямо в упор ударила с кургана батарея Матюхина. Открыли дружный огонь моряки лейтенанта Мамонова и подошедшие накануне морские пехотинцы.

Упорные бои шли и на других участках фронта. Врагу удалось обойти курган. Вот бои уже на улицах Корабельной стороны. К 12 часам дня положение защитников кургана еще более ухудшилось. Немцы вклинились в нашу оборону, и положение стало критическим.

Мамонов вручил матросу Чернову пакет и приказал:

— Срочно в штаб батальона!

Чернов сунул пакет за тельняшку, поплотнее натянул на лоб бескозырку и пополз, прижимаясь к земле. Немцы заметили моряка и открыли огонь, но Чернов продолжал ползти. Пули вздымали легкую пыль вокруг его головы. Потом ударили минометы, и разрывы мин преградили смельчаку путь. Острая боль обожгла ногу. Несколько минут Чернов пролежал на земле, затем снова пополз. Его ранило вторично в плечо. Но Чернов продолжал ползти. Он слышал, совсем рядом шел бой. И, может быть, его рота уже дерется в окружении.

После третьего ранения он стал терять сознание, а очнувшись, вновь двигался вперед. Очнулся на КП. Над ним склонился командир батальона майор Сонин:

— Говори! Говори!..

Чернов молчал. Затем он с трудом открыл глаза, несколько раз показал рукой на грудь, где лежал пакет, и опять впал в забытье.

Моряки ударили с фланга, и положение было восстановлено. Самолеты противника продолжали бомбить Малахов курган.

Во второй половине дня орудия батареи Матюхина, выпустив последние снаряды, умолкли. Не считаясь с потерями, гитлеровцы стремились как можно быстрее овладеть Малаховым курганом — ключевой позицией Корабельной стороны. В этот день моряки роты лейтенанта Мамонова совместно с артиллеристами отбили более десяти вражеских атак. Склоны кургана были завалены трупами гитлеровцев. Но в бою полегло немало и наших бойцов. Кончился боезапас. Тогда черноморцы услышали слова своего бесстрашного командира:

— Вперед, моряки! Умрем в неравном бою, но не посрамим свое имя!

Моряки пошли в контратаку. Во главе оставшихся в живых шестидесяти краснофлотцев шел лейтенант Мамонов.

Фашисты не выдержали яростного штыкового натиска черноморцев и отступили. В этом последнем бою за Малахов курган комсомолец Мамонов был смертельно ранен. Он скончался на руках боевых товарищей.

Сейчас на Малаховом кургане, на месте, где героически погиб лейтенант Мамонов и многие другие герои, днем и ночью пылает огонь вечной славы тем, кто отдал самое дорогое — жизнь за свою Родину-мать.

Здесь на площади кургана, против старинной башни, молодое поколение черноморцев в торжественной обстановке принимает присягу на верность Родине, принимает от старшего поколения эстафету боевой славы и дает клятву идти дорогой отцов, дорогой героев.


И. МАКАРОВ.

ЕМУ БЫЛО ШЕСТНАДЦАТЬ

Женщина или девушка, которая найдет этот рубль, пусть помнит и возьмет на память от бойца морской пехоты Саши Галкина. Если найдет женщина, то пускай возьмет как от сына, а если девушка, то как от любимого. Друг, через час иду в смертельный бой и, может быть, не вернусь живым. Мне всего 16 лет, а я защищаю Родину, независимость. С. Галкин.


Весна сорок второго года наступила рано. На склонах севастопольских гор кое-где заалели маки. Они расцвели наперекор взрывам снарядов и бомб, которые, казалось, перепахали здесь каждый метр земли.

Это была шестнадцатая весна Саши Галкина. Он родился в мае на Корабельной стороне и любил свой город, овеянный героикой прошлого.

В начале июня 1942 года немецко-фашистские войска, имевшие огромное преимущество в силе, начали третий штурм города, и многие севастопольцы, взяв в руки винтовки и автоматы, пошли на передовую.

Стал бойцом прославленной морской пехоты, защитником родного города и Саша Галкин.

Гитлеровская армия ползла к Севастополю, захлебываясь в собственной крови. Блокада сжимала Севастополь, лишала его воды, пищи, света, сжигала все, что могло гореть.

Записка Саши Галкина.


Среди тех, кто до последнего дня обороны, до последнего своего дыхания дрался с врагом, нанося ему страшные потери, был и Саша Галкин.

В дни июньских боев в Севастополе подвиги совершались ежеминутно, героизм стал повседневным, обыденным явлением.

Гитлеровцы, не считаясь с потерями, предпринимали по нескольку атак в сутки. Бой шел днем и ночью. Не было воды, кончался боезапас, но севастопольцы по-прежнему держались. Саша, оглохший от непрерывного грохота, с потрескавшимися от жажды губами, как и все бойцы морской бригады, бил по ползущим врагам, бросался в короткие яростные контратаки.

Защитников города становилось все меньше и меньше. И уже совсем близко, за спиной дымились развалины Севастополя. В траурном одеянии дыма провожал он в последний бой своих защитников.

Морские пехотинцы залегли в ложбинке. Отбита еще одна атака врага. Ближе всех к Саше лежал школьный товарищ Костя Быстров. Каски на нем не было. Он опирался о землю руками, и кровь из раны в голове стекала по юношескому лицу.

— Костик! — как-то по детски вскрикнул Саша, увидев раненого друга.

Костя не ответил. Он медленно опустился на землю.

…Бывают минуты, в которых выражена вся сила, весь благородный порыв души человека, минуты, стоящие порой долгой и большой жизни. Боевое товарищество, сознание долга перед Родиной, жгучая ненависть к врагу — рождают эти высокие чувства. И человек, пренебрегая смертельной опасностью, идет на самопожертвование, идет в последний бой… Так было и с Сашей Галкиным. Скоро снова в бой, может быть, в последний. Он, Саша Галкин, готов к нему. И, не имея под руками бумаги, шестнадцатилетний боец морской пехоты написал на бумажном рубле записку.


О. КОНДРАТЕНКО.

ОН ВЕРИЛ В ПОБЕДУ

Дорогая Арус!

Давно от тебя не имею писем… Вероятно о Севастополе ты уже читала, на нашем участке, враг решил взять город. Сейчас они имеют большие потери, мы уничтожили много тысяч солдат и офицеров — вероятно десятки тысяч…

Наша Красная Армия героически обороняется и уничтожает врага. Но фронтовые условия такие, что все может случиться. Мы, как военные, как командиры, обязаны защищать город и беспощадно уничтожать фашистов.

Дорогая Арус, передай привет и поцелуй моим детям. Если услышите, что ваш Амаяк погиб, это значит, что я погиб, защищая Советскую Родину, мы героически выполняем свой долг.

За детьми хорошо следи… Моя милая, передай привет всем родственникам и соседям.

Целую тебя и детей.

Твой Амаяк[23].


Это последнее письмо полковника А. Б. Меграбяна, заместителя начальника тыла Приморской армии, героя обороны Одессы и Севастополя, было написано 11 июня 1942 года, когда защитники Севастополя отбивали третье наступление гитлеровцев. Разрушенный город горел, тысячи авиабомб, десятки тысяч снарядов и мин ежесуточно падали на передний край обороны, на истерзанные улицы и площади Севастополя. От дыма и пыли трудно было дышать. Но севастопольцы держали свои рубежи, отстаивая каждую пядь земли.

В начале июля 1942 года, когда по приказу Главнокомандования Севастополь был оставлен нашими войсками, в Армению пришла скорбная весть: «Пропал без вести». Не знали тогда Арусяк Артемовна и сыновья Вулен и Эдуард, что их отец и муж не пропал без вести, а погиб храбро, как подобает солдату.

Война застала его на западной границе в должности заместителя начальника штаба соединения. Это было суровое время: теряя людей и боевую технику, наши войска отходили. Под Смоленском Меграбян был ранен, потом контужен… После госпиталя участвовал в ожесточенных боях на подступах к Москве.

Потом осажденная Одесса, где полковник Меграбян занимался вопросами снабжения Приморской армии. Многого не хватало: оружия, боеприпасов, пресной воды. Порой обстановка была настолько сложной, что, казалось, возникающие трудности не преодолеть. Но неутомимая энергия, высокое чувство партийной ответственности побеждали. Вместе с товарищами-снабженцами он умело находил выход. Трудности отступали, боевая деятельность полков и дивизий обеспечивалась всем необходимым.

Еще труднее пришлось в Севастополе. Но заместитель начальника тыла и начальник снабжения Приморской армии А. Б. Меграбян делал все и здесь, чтобы обеспечить боевую деятельность войск. Во время боев за Севастополь смерть не раз смотрела ему в глаза, но он всегда действовал мужественно и храбро.