Наконец фашисты применили отравляющий газ. Это был варварский способ уничтожения людей. Погибло несколько тысяч человек, в числе которых много детей и женщин. И все же сопротивление продолжалось, подземный гарнизон сражался. Это были верные Родине солдаты. Упорство их приводило в бешенство немецких генералов, Аджимушкай приковал к себе немалые силы врага.
В страшном напряжении проходили дни, недели. Нелегко было в подземельях поддерживать высокий моральный дух и боевую активность. Люди гибли на вылазках, умирали от ран, истощения. Бороться приходилось не только с фашистами, но и с голодом, болезнями, жаждой. Надо было не допустить, чтобы неимоверно тяжелые условия надломили души людей, чтобы в них не закрался самый страшный враг — отчаяние.
Очень трудно было это сделать. Но Парахину, Ягунову и другим коммунистам удавалось поддерживать у людей твердость духа. Душой обороны, ее идейным вдохновителем, наряду с П. М. Ягуновым, был И. П. Парахин. Опираясь на политсостав, коммунистов, Парахин цементировал гарнизон. Ни на день не замирала политическая работа среди бойцов. Проводились беседы на политические темы, совещания командного состава, партсобрания. Комиссар находил нужные, ободряющие слова, вселял уверенность в нашей победе.
— Главное — не падать духом. Наши придут обязательно, — убежденно говорил он. — Будем отсюда бить врага…
И комиссару верили.
Закончилась героическая оборона Севастополя, но смертельный поединок аджимушкайцев с врагом продолжался…
Теперь стало еще труднее. Мучила неизвестность. Казалось, надеяться не на что: всех ждет смерть — от пули врага или от голода. Какое требовалось личное мужество, чтобы не только самому не согнуться в этих условиях, не пасть духом, но и поддерживать моральные силы людей. Парахин находил в себе такие силы. Он заражал людей оптимизмом, верой в конечную победу.
Как-то комиссар, обессиленный и терзаемый голодом, пробирался по длинной галерее к «госпиталю», где лежали раненые. Он часто ходил по штольням: поговорить с людьми, подбодрить их. Вдруг неподалеку раздался истерический хриплый крик: «Конец! Конец!..»
Комиссар скорее почувствовал, чем увидел в темноте человека. Подошел, рукой нащупал голову, вздрагивающие плечи… Кто-то из бойцов сидел на каменном полу и плакал.
— Кто здесь? — спросил Парахин.
Молчание…
— Ты не узнаешь меня, товарищ?
— Узнал вас, комиссар… — ответил хриплый голос.
Теперь и Парахин узнал его. Это был дисциплинированный отважный сержант Власенко. Парахин знал: он не раз участвовал в ночных вылазках, храбро вел себя в деле, а теперь, видимо, не выдержал — сдали нервы.
— Что же дальше? Что же нас ждет?.. — спросил сержант.
— Победа! Только победа, — и в голосе комиссара слышалась такая уверенность, что Власенко притих. — Мы не одни боремся. О партизанах слышал?.. А помнишь, на прошлой неделе кто-то установил над каменоломнями красный флаг? Значит, за нашей борьбой следят. Патриоты вместе с нами. Вернутся и наши войска. Обязательно вернутся.
Обессиленный сержант постепенно успокоился.
— Как же это ты так? — спросил Парахин. — Ну ничего, вставай, дорогой, пойдем.
Сержант Власенко поднялся.
— Извините, товарищ комиссар. Нервы…
— Знаю, знаю. Это пройдет…
Признавая логику и огромную мобилизующую силу слов Парахина, его умение убедить, помочь преодолеть трудности, И. Балакин пишет:
«Спасибо Парахину за то, что он вложил в меня полезное и умное, чего я и многие мои товарищи тогда не имели. Мы были молоды и многое не знали… Парахин был такой человек, что после разговора с ним становилось легче на душе, сваливалась давившая тяжесть уныния, рассеивались нерадостные мысли».
«Парахин мог убедить каждого, мог зажечь в сердце огонек надежды. В этом была его сила», — говорит другой участник подземной обороны, Н. Д. Филиппов.
В этом главная заслуга коммуниста Ивана Парахина. Он обладал ценнейшим даром партийного работника — умением убеждать. Он был комиссаром по призванию… Парахину верили, знали: он — представитель великой партии Ленина.
Парахин принимал самое деятельное участие в боевой жизни гарнизона. Вместе с Ягуновым он подбирал и инструктировал группы, идущие в разведку и на другие задания. Он беседовал с уходящими, давал советы, подсказывал, как лучше и вернее выполнить порученное.
О его высоком чувстве долга и ответственности за людей говорит и бывший начальник главрации Ф. Ф. Казначеев.
— Во время одной из газовых атак, — рассказывает он, — когда смертоносный дым проник в забаррикадированные отсеки, люди заметались по галереям и проходам. Опасаясь, что некоторые бросятся к выходам на чистый воздух и попадут в лапы врага, комиссар незамедлительно принял решение:
— Всем коммунистам сдать партбилеты!..
Этот приказ быстро разнесся по каменоломне. Члены и кандидаты партии подходили к Парахину, сдавали партдокументы, а он при свете огарка свечи быстро записывал на листке бумаги фамилии и бережно складывал документы в сумку.
Ночью Парахин захоронил партийные документы в одном из отсеков, засыпав железный сейф с сумкой мелким ракушечником. Место это осталось неизвестным. Сумка с партбилетами еще не найдена.
Письма многих участников событий, полученные со всех концов страны, их рассказы позволяют проследить жизненный путь коммуниста Парахина до его последних дней.
Иван Павлович родился в 1903 году в семье шахтера. Восемнадцати лет стал членом партии. Окончив Коммунистический университет, он навсегда связал свою судьбу с армией. Великая Отечественная война застала его в должности комиссара группы Военно-Воздушных Сил. Затем он был инспектором Политического управления Крымского фронта. Обстоятельства заставили стать комиссаром подземного гарнизона Аджимушкая.
Героической была смерть Парахина. Когда в катакомбах осталось совсем мало людей, способных держась в руках оружие, ночью решили сделать попытку просочиться в старокрымские леса, к партизанам. Но прорыв не удался, в неравной схватке одни пали смертью храбрых, другие, в основном раненые, были схвачены врагом.
В бессознательном состоянии Иван Павлович попал в плен. Лагеря. Симферопольская тюрьма… Его избивали, морили голодом. Травили в камере-одиночке разъяренными овчарками. На казнь он уже идти не мог. Его везли на повозке, в которую впрягли таких же смертников. Когда повозка двинулась, Парахин напряг последние силы, приподнялся на локтях, потом с трудом поднял голову и, повернув окровавленное лицо к стоявшим кругом людям, крикнул:
— Да здравствует Советская власть! Смерть фашистам! Мы победим, товарищи!..
Аджимушкайская подземная оборона по праву считается крымским Брестом. Это — яркая и трагическая страница минувшей войны, а ее участники — герои. В числе героев одним из первых стоит имя комиссара Парахина.
Ф. ТРЕТЬЯКОВ.
СЛОВО СОЛДАТА
К большевикам и ко всем народам СССР.
Я не большой важности человек. Я только коммунист — большевик и гражданин СССР. И если я умер, так пусть помнят и никогда не забывают наши дети, братья, сестры и родные, что эта смерть была борьбой за коммунизм, за дело рабочих и крестьян…
Война жестока и еще не кончилась. А все-таки мы победим!
Записку Степана Титовича Чебаненко нашли в 1944 году при раскопках пяти братских могил в катакомбах Аджимушкая, в кармане полуистлевшей гимнастерки. Она была вложена в партийный билет.
Следы поисков человека, написавшего эти мужественные строки, привели в далекий от Крыма городок южной Киргизии — Джалал-Абад, где жила семья Чебаненко: мать, сестра, жена и три дочери. Надежда Антоновна, жена Степана Титовича, несмотря на трудности и недостатки, сумела всем детям дать образование. Старшие — Надя и Рая — учительницы, Люба — фельдшер. Люба и помогла, откликнувшись на опубликованную в газете записку Чебаненко, установить, кто он и откуда, прислала фотографию отца.
Он снят в форме армейского офицера. Темная шапка волос оттеняет высокий лоб, взгляд внимательный, сосредоточенный, крепко сжатые губы не могут погасить улыбки, которая, кажется, вот-вот разбежится по лицу.
Родился Степан Чебаненко в 1914 году в селе Люблино Октябрьского района Киргизской ССР. Комсомольский вожак молодежи, он в тридцатом году становится одним из организаторов колхоза. Три года спустя его избирают председателем Дмитриевского сельсовета.
Нелегко было молодому председателю. Целыми днями мотался по хозяйству, а ночами приходилось уходить в дозор: в те годы все еще появлялись недобитые остатки басмаческих банд. Байманапские прихвостни, не без помощи некоторых империалистических подстрекателей, чем могли вредили советским людям: поджигали амбары, вырезали и уводили в горы и через границу скот, убивали активистов.
Чебаненко, с его страстной убежденностью большевика, сумел сплотить вокруг себя людей, поднять их на строительство новой жизни, донести до каждого слово партии.
Через год дмитровцам вручали переходящее Красное знамя района. Принимая его, Степан Чебаненко говорил:
— Впервые получаю я знамя. Это высокая награда, и я клянусь, что, пока не иссякнут силы, буду верен своему долгу…
— Степана очень любили и уважали и молодые и старые, — вспоминает Арсентий Ивлевич Редько, — один из тех, с кем прошла боевая молодость Чебаненко. — Был Степан на редкость душевный и чуткий человек. Не помню, чтоб прошел он когда-нибудь мимо чужой беды. Потому несли к нему люди свои радости и свои печали. Веселый и общительный был. Песни любил и сам неплохо пел…
В 1936 году Чебаненко призвали на военную службу. Провожали всем селом. Много добрых слов сказали ему тогда односельчане. Наказ их он выполнил честно.
В 1938 году Степан Чебаненко стал коммунистом. Его направляют на учебу в Бакинское военно-политическое училище. Вскоре в Баку переезжает и семья Степана Титовича. После окончания училища младший политрук С. Т. Чебаненко служит в одной из частей Бакинского гарнизона.