Я не прошу снисхождения вашего, я не жду его. Велика, беспредельна ваша власть, но нет робости во мне, и не смутится дух мой, когда услышу ваш приговор.
Не первая Россия переживает дни потрясений, и в истории всех народов, при взаимном столкновении двух начал — отжившей и молодой народной жизни были всегда жертвы.
В минуту государственного хаоса не могут не возникать такие глубоко-трагические недоразумения.
Я встречу приговор ваш без горечи, и ни минуты не шевельнется во мне упрек вам. Я знаю, что и вы, гг. судьи, страдаете, вы так же, как и мы, жертвы переживаемых потрясений народных.
Без ропота и протеста приму смерть от вас, но не вижу, не признаю вины за собой!
Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека, из толпы, и из моей груди вырвался крик! Я счастлив, что этот крик вырвался именно из моей груди.
Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен на грани двух разных исторических эпох нашей родины. Сознание это дает мне много силы, и я пойду к столбу, как на молитву…
Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду видеть молодую обновленную, счастливую Россию.
Великая радость и счастье наполнят мне душу, и я приму смерть!»[5]
Транспорт «Прут».
Прощай, Зинаида!
Сегодня, принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7—8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мои последние дни. Живи, Зинаида. Забудь тяжелые дни и люби жизнь по-прежнему. Не жди приговора в России, поезжай в Испанию, там рассеешься, из газет все равно узнаешь, когда совершат казнь. Я совершенно счастлив и покоен.
В моем деле было много ошибок и беспорядочности, но моя смерть все довершит, и тогда, увенчанное казнью, мое дело станет безупречным и совершенным.
Я проникнут важностью и значительностью своей смерти, я потому иду на нее бодро, радостно и торжественно.
Если бы даже мне вернули жизнь, то и тогда не ломай своей, не иди за мной, а живи, Зинаида, для себя, или людей, они везде есть, будь счастлива…
Прощай, Зинаида. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива.
Я далеко отошел от жизни и уже порвал все связи с землей. На душе тихо и хорошо. Прощай.
Защиту перешли Жене и проси его телеграфировать мне на «Прут», что он ее получил[6].
Каземат Очаковской крепости.
Дорогой Сергей Александрович!
Тяжелую обязанность вы взяли на себя! После приговора вы поехали стучаться в двери к Чухнину. Тяжело это!.. Вы попали в то положение, в котором был я до Севастополя.
Он не принимал меня, не принял теперь вас. Они не любят принимать людей, которые могут помешать их убийствам!
Пусть убивают, пусть не принимают, все же мы счастливее и сильнее, чем они, все же победа за нами!
Спасибо вам за все!
Любящий Вас и глубоко уважающий
«Красным адмиралом» вошел в историю первой русской революции лейтенант в отставке Петр Петрович Шмидт. Вся его сознательная жизнь — подвиг. Он — один иа первых офицеров русского военного флота, который сердцем поверил в светлое социалистическое будущее России и до конца остался верен высоким идеалам.
В минуты испытаний он мог сказать на суде: «Да, отрекаюсь», мог лишь кивнуть головой: «Согласен на побег», мог, наконец, солгать: «Да, я болен». И был бы жив. Он страстно любил жизнь — запах прибоя, улыбку друга, краски восхода, звуки виолончели. Совсем немного надо было сказать на суде. И он ответил, спокойно и твердо:
— Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен на грани двух разных исторических эпох нашей родины… Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду видеть молодую, обновленную, счастливую Россию.
Автограф П. П. Шмидта.
Родился Петр Шмидт в Одессе в семье потомственных моряков. Его дед сражался на Малаховом кургане, отец дослужился до адмирала, дядя командовал эскадрой на Дальнем Востоке, брат погиб на «Петропавловске» вместе о адмиралом Макаровым.
С детства мальчик любил море и это чувство сохранил навсегда. Накануне казни на острове Морских батарей он вспоминал: «Я дня не мог прожить без моря и любил его всегда».
Шмидт окончил морской корпус в Петербурге. Уже там он резко выделялся среди товарищей пытливым умом, независимым мышлением, способностями к навигационным наукам. Рано он стал интересоваться социально-экономическими проблемами, читать политическую литературу. Девятнадцатилетний юноша писал:
«Кто же прикоснулся умом и душой к социализму, как к великой исторической неизбежности, как к точной научной истине, тот останется борцом за эту идею навсегда…».
Гнетущая атмосфера царизма давила молодого, способного офицера, океанские просторы манили призрачной свободой. Петр Петрович уходит плавать в торговый флот. Более десяти лет Шмидт стоял на капитанском мостике больших судов. Когда началась война с Японией, его призвали на военно-морскую службу.
Шмидт был назначен старшим помощником командира военного угольного транспорта «Иртыш», который готовился к походу вместе с эскадрой Рожественского. В ноябре 1904 года он писал сестре Анне: «Зарвались мы с нашей манией расширять территории». В числе первых он оценил боевые возможности подводных лодок и просил перевести его на одну из них. «На подводную лодку, — с горечью сообщает Шмидт сестре, — к сожалению, меня не назначили». Тогда он предлагает прорваться в осажденный Порт-Артур на старых транспортах, груженных продуктами. На головном вызвался идти сам. Но и это предложение Морское министерство оставило без ответа.
В Цусимском бою Шмидту не пришлось принять участие — в Порт-Саиде он свалился от приступа больных почек и был доставлен в Севастополь. После выздоровления его назначили командиром миноносца № 253.
В Севастополе Петр Петрович с головой окунулся в революционную работу. Он — один из организаторов «Союза офицеров — друзей народа». Часто выступает на митингах, собраниях.
Лейтенант Шмидт, прекрасный оратор и пламенный трибун, вскоре стал не только кумиром севастопольских рабочих и матросов, но и живой героической легендой в глазах всей революционной России. Его гневная и вдохновенная речь над могилами убитых демонстрантов у здания тюрьмы облетела всю страну, сделала его имя знаменитым.
— Клянемся им в том, — говорил Шмидт, — что всю работу, всю душу, самую жизнь мы положим за сохранение нашей свободы. Клянусь!..
Клянемся им в том, что свою общественную работу мы всю отдадим на благо рабочего, неимущего люда. Клянусь!..
Клянемся им в том, что между нами не будет ни еврея, ни армянина, ни поляка, ни татарина, а что мы все отныне будем равные, свободные братья Великой Свободной России. Клянусь!..
Клянемся им в том, что мы доведем их дело до конца и добьемся всеобщего избирательного права. Клянусь!..
За «дерзкую» речь он был арестован и заключен в каюту на броненосце «Три святителя».
П. П. Шмидта ведут на суд.
К адмиралу Чухнину — главному командиру Черноморского флота — посыпались петиции, требующие освобождения Шмидта. Севастопольские рабочие избрали его своим «пожизненным представителем».
«Я — пожизненный депутат севастопольских рабочих! — с восторгом пишет он любимой женщине. — Меня преступное правительство может лишить всего… дворянства, чинов, прав состояния, но не во власти правительства лишить меня моего единственного звания отныне: пожизненного депутата рабочих».
В начале ноября 1905 года Шмидт освобожден и вскоре получил долгожданную отставку — он весь отдался революционной деятельности.
На улицы города вышли матросы, солдаты и рабочие с политическими лозунгами. Демонстрация переросла в восстание, к которому присоединились корабли эскадры во главе с крейсером «Очаков». Матросы пригласили Шмидта на борт корабля. Он согласился не сразу, так как был убежден, что массы еще не готовы к восстанию. Кроме того, ему чужда была мысль о кровопролитии. Он мечтал о социализме «без драки». Но в самый решительный момент поступил так, как подсказала ему совесть.
Утром 15 ноября 1905 года он прибыл на восставший «Очаков» и поднял сигнал: «Командую флотом. Шмидт».
Не все корабли присоединились к крейсеру. Рядом на якорях стояла эскадра, зло ощетинившись орудиями. Тогда Шмидт решил объехать корабли эскадры. Проходя мимо крейсера «Память Меркурия», он кричал: «Присоединяйтесь, с нами русский народ!». Захватив плавучую тюрьму «Прут», очаковцы арестовали офицеров и освободили матросов с легендарного броненосца «Потемкин». Подобно пламени, восстание перебрасывалось на другие корабли. Восстали шесть тысяч матросов севастопольских флотских дивизий, их поддержали железнодорожники и портовики.
Всего на какую-то долю времени опередили восставших царские войска и корабли, где офицерам удалось обмануть матросов, — залпом с канонерской лодки «Терец» началась расправа… Против восставших командующий флотом бросил более двадцати кораблей, крепостную артиллерию, свыше шестидесяти полевых орудий и тысячи солдат, переброшенных из других городов России.