Большинство паровозов стояло на ремонте. Ремонт их умышленно затягивали.
В Северном доке были взорваны котлы электростанции, которую немцы пытались ввести в строй. Не вернулась с моря фашистская подводная лодка, «отремонтированная» перед этим группой рабочих во главе с мастером Александром Сергеевичем Мякотой. Сгорели от «неизвестных причин» большой катер, подготовленный к спуску на воду, потом танкер с нефтью, отремонтированный севастопольскими рабочими.
Гибли в борьбе и патриоты.
В октябре 1943 года гестаповцам с помощью провокатора удалось раскрыть группу Сильникова. Вместе с руководителем группы они арестовали и после жестоких пыток расстреляли его жену Таисию Дмитриевну, Н. Матвеева, Г. Каратаева, К. Федорова, С. Агаева.
Но вместо погибших в работу подпольной организации включались все новые и новые патриоты.
Смелыми бойцами подполья проявили себя бежавшие из фашистского плена. Побеги военнопленных подпольщики устраивали не раз. Удалось организовать побег и Н. И. Терещенко.
У подпольщиков было около тридцати нелегальных квартир, в которых первое время укрывались вырвавшиеся из плена товарищи. Одних Ревякин переправлял в партизанский лес, других устраивал на работу в порт, на железную дорогу и в другие места, где нужны были свои люди.
После неоднократных попыток Ревякину удалось установить связь с командованием Черноморского флота. Подпольщики стали передавать командованию ценные разведывательные сведения.
Фашистские каратели с ног сбились в поисках подпольной организации. В начале февраля им удалось напасть на след патриотической группы железнодорожников. Товарищи мужественно перенесли все пытки и погибли, но, как и патриоты группы Сильникова, не выдали никого.
Над организацией нависла опасность. Часть подпольщиков, за которыми была установлена слежка, Ревякин переправил в лес.
Весна несла освобождение, и подпольщики Севастополя тщательно готовились к встрече наших войск. Усилили разведывательную работу, готовили боевые группы. Подготовка шла по специальному плану, разработанному штабом КПОВТН.
И тут случилось непоправимое: в марте 1944 года Василий Ревякин и около двадцати подпольщиков были арестованы. Среди них были Терещенко и жена Ревякина Лида. Палачи не пощадили даже ее, готовившуюся стать матерью.
Оставшиеся в строю подпольщики продолжали борьбу с врагом. Они передали командованию ценные сведения об обороне врага, поддержали огнем наши передовые части, ворвавшиеся в Севастополь.
Подвиг героев высоко оценен советским народом, партией и правительством. Руководителю подполья Василию Дмитриевичу Ревякину присвоено (посмертно) звание Героя Советского Союза, Н. И. Терещенко и П. Д. Сильников посмертно награждены орденом Ленина. Орденами и медалями Советского Союза отмечены подвиги и других подпольщиков.
П. ГАРМАШ.
«УМИРАЮ ЗА ДЕЛО ЛЮБИМОЙ РОДИНЫ»
На 28 году жизни здесь сидел 10.III-44 г. Ефремов Виктор, приговорен к смерти, которая будет 24.III-44 г.
Прощайте, дорогие друзья и товарищи! Умираю за дело нашей любимой Родины. Живите все, имейте связь с партизанами! Но есть люди, которые губят сотни хороших людей. Прощайте, друзья.
Он шел домой под утро, оставив за спиной дымящиеся здания станции и вздыбленные взрывами рельсы. Он шел и старался представить себе дни, которые наступят вслед за минувшей ночью, и не мог увидеть тех, будущих дней и себя в этих днях. Он смотрел на занимающуюся, как обычно, зарю и впервые остался равнодушен к новому утру.
Еще вчера ему некогда было думать о себе. Один за другим уходили из Симферополя в Севастополь составы с людьми и боеприпасами, сформированные под его, Виктора Ефремова, руководством. Еще вчера все было предельно ясно и просто: он, первый заместитель начальника станции Симферополь, был нужен всем, каждую минуту ощущал, как воля его ведет борьбу с сильным и опасным врагом, пытающимся налетами авиации парализовать жизнь важного железнодорожного узла.
Надпись В. К. Ефремова на стене камеры.
Он рвался на передовую и в первый же день войны пришел в военный комиссариат.
— Железнодорожник? — устало уточнил пожилой капитан. — Ну и работайте на своем месте. Потребуется — вызовем. Вы и так, как на фронте.
Потом, когда уже явственно доносилась орудийная канонада, он пришел вторично и снова услышал:
— Оставайтесь до особого распоряжения. На всякий случай запомните, что фашисты не должны получить станцию целой. Впрочем, об этом, очевидно, еще кто-то позаботится…
Да, тогда было все ясно. А куда теперь, когда в город вот-вот ворвутся враги? Что делать теперь? Где это «особое распоряжение»?
…Вот уже второй месяц, как Виктор Ефремов сидит дома. Несколько раз за это время он выходил на улицу посмотреть на завоевателей. Кругом расклеены чужие приказы, полные угроз и наглой самоуверенности.
— Ты не выходи на улицу. Эти сволочи хватают евреев…
Он не мог сказать жене, что видел повешенных с табличкой на груди.
В январе 1942 года случилось то, чего он больше всего опасался. В один из дней, вернувшись домой, он не застал жены. Не пришла она и утром. Она вообще не пришла — ее расстреляли.
Узнав об этом, он не заплакал. Просто ощутил такую внутреннюю опустошенность, что испугался. И неизвестно, чем бы кончилось все это, если бы назавтра к нему не пришел неожиданный гость.
Это был типичный фашистский холуй. Ефремов сам удивился, откуда взялось у него столько спокойствия выслушать все, что говорил пришедший, что удержало его от мучительного желания схватить подлеца и свернуть ему шею?
Значит, они предлагают ему работу. Угрожают, что в противном случае «примут меры». Значит, не дознались, кто взрывал станцию, если снова зовут на железную дорогу. Хорошо, господа. Отлично. «Потрудимся» на великую Германию, кажется, что-то вроде этого пел ваш посланный. Это нам на руку. Впервые он зло рассмеялся, приняв какое-то одному ему понятное решение. А первого февраля 1942 года на станции Симферополь в новой должности сцепщика вагонов появился Виктор Кириллович Ефремов.
В апреле Виктора вызвали к начальнику станции. Он стоял и спокойно ждал, когда господин Шрекснагель соблаговолит кончить завтрак. Если бы начальник посмотрел в глаза стоявшего, он прочел бы в них холодную ненависть и презрение. Наконец с завтраком было покончено. Шрекснагель неторопливо вытер салфеткой губы и уставился на Ефремова.
Перед фашистом стоял человек выше среднего роста, хорошо сложенный и крепкий. Открытый высокий лоб обрамляли слегка волнистые русые волосы, зачесанные на косой пробор. Он понравился Шрекснагелю. Он очень похож на немца, этот русский. И держится прямо, не униженно. Завтрак настроил Шрекснагеля на сентиментальный лад. В прошлом актер, он плохо разбирался в железнодорожном хозяйстве, и ему до смерти надоело все.
— Мы вынуждены, господин Ефремов, выяснить: почему на вашем участке полетели под откос три вагона с посылками для наших румынских союзников? — передала слова немца переводчица.
— Не могу знать, господин начальник. Может быть, ваш машинист был неосторожен. Причин много. Надо на месте установить их…
Это была, конечно, глупая шутка с его, Виктора, стороны. Он, попросту не сцепил эти три вагона, в которых были пасхальные подарки солдатам. Возникло желание посмеяться над врагом и одновременно прощупать его.
На этот раз все сошло благополучно. Истинную причину так и не установили. Но с немецкой педантичностью на Ефремова наложили штраф в сумме 150 марок…
Неизвестно откуда Шрекснагель узнал, что сцепщик Ефремов работал раньше заместителем начальника станции. Через неделю он вновь вызвал его к себе и предложил Виктору должность своего заместителя по руководству русскими рабочими. Отказываться было глупо. Он уже успел понять, что если работать с умом, то можно многое сделать, насолить врагу.
Немец не мог нарадоваться на своего помощника. Технически грамотный, волевой, этот парень сумел взять все в свои руки. Русские стали меньше беспокоить начальника. Правда, пришлось пойти на временный компромисс. Это случилось после того, как немецкий железнодорожник избил русского и его новый помощник влетел к нему в кабинет разъяренный от гнева.
— Переведите ему, этому господину, — кричал он переводчице Усовой. — Переведите, что если не прекратятся эти безобразия, я ни за что не отвечаю. Пусть он знает, этот господин, что с нашими рабочими нельзя обращаться, как с быдлом. У нас люди отвыкли за годы своей власти, чтобы их били, унижали их достоинство. Если наши рабочие поднимут руку, то тут ничего не останется! Втолкуйте это своему шефу…
Что говорила Усова начальнику станции, Ефремов не понял. Она перевела не дословно. Ему же сказала, чтобы он вел себя осторожнее. Он посмотрел на нее с ненавистью и, резко повернувшись, вышел. В тот же день появился приказ, запрещающий немецким железнодорожникам заниматься рукоприкладством. Шрекснагель боялся обострять взаимоотношения с рабочими.
Шеф не подозревал, что его исполнительный заместитель брал на работу тех, у кого не было документов, кому грозил угон в Германию, что в актах технических поломок все тонко подтасовывалось, что не один рабочий, на свой страх и риск занимающийся порчей имущества, был спасен от виселицы благодаря этим актам. Что по ночам, закрывшись в своей комнате, его помощник сидит над картой и флажками отмечает продвижение наших войск.
Да, он «делал карьеру», умно завоевывал авторитет у врагов, мечтая о настоящей борьбе с фашистскими извергами, которые растоптали его молодость, осквернили его Родину.
За последние несколько месяцев у Виктора появилось много хороших друзей. Люди, поначалу смотревшие на него, как на изменника, поняли, наконец, на кого работает заместитель начальника станции. Многие старались вызвать его на откровенность. Он же выбирал себе товарищей осторожно, придирчиво. Особенную привязанность Виктор питал к Людмиле Терентьевой. С нею можно было говорить откровенно обо всем. Она была благодарна ему за то, что он, не расспрашивая о прошлом, взял ее на работу, помог достать права на жительство. Он же, узнав, что она воевала, была взята в плен под Севастополем, бежала из лагеря, поверял ей все пережитое. Он радовался, что судьба послала ему настоящего и преданного друга. Они поженились.