Так продолжаться не может! В соответствии с договором авторы готовы рассматривать и учитывать любые мотивированные и точные указания Редакции. Авторы, собственно, уже доказали эту свою готовность — достаточно полистать рукопись и посмотреть, сколько там сделано поправок. Но авторы вправе требовать серьезного, добросовестного, объективного рассмотрения своей работы. Они вправе отвергнуть как непродуманные, субъективные, вкусовые требования, так и формальные отписки.
Нам, конечно, очень грустно, что наша повесть «Пикник на обочине» не пришлась по вкусу работникам Редакции, но, в конце концов, повесть эта изначально предназначалась, все-таки, для более широкой аудитории, и, защищая не только свои, но и интересы этой аудитории, авторы не намерены идти на поводу у частных суждений, даже если это суждения Редакции. В конце концов, существуют инстанции и более высокие, нежели Редакция.
С уважением
А. Стругацкий
Б. Стругацкий
БН этим не ограничивается и в тот же день пишет еще одно письмо — личное, Медведеву.
Уважаемый Юрий Михайлович!
Я уверен, что Вас не удивит резкий тон нашего официального письма. Но ведь мы и в самом деле ничего не понимаем! Год назад Вы сказали Аркадию: «Если вы согласитесь вынуть из сборника „Отель“, я даю вам честное слово офицера, что не будет никаких замечаний по „Пикнику“». Натурально, теперь Аркадий рвет и мечет: получается, что Вы обманули его, а он — меня (я был категорическим противником изъятия «Отеля», и он с трудом меня убедил).
Что же происходит? Ведь и в самом деле: отзывы в печати на «Пикник» — прекрасные. В странах народной демократии он идет вовсю. Космонавты его публично хвалят (мне рассказывали о прекрасных отзывах Б. Егорова, К. Феоктистова, Г. Гречко и О. Макарова). С другой стороны, из «высших сфер» никаких грозных сигналов, насколько мне известно, не поступало. За чем же дело стало?
Я как-никак знаю Вас как опытного литературного работника и поборника хорошей фантастики. Я не могу поверить, что Вы способны позволить своим личным симпатиям и антипатиям возобладать над интересами дела. Откуда же тогда такое жестокое гонение на «Пикник»?
Может быть, здесь сказывается дурной вкус Зиберова, которого я совсем не знаю?
Может быть, существуют какие-то особые обстоятельства, о которых я не осведомлен?
Может быть, нам следует обратиться в ЦК КПСС за поддержкой?
Я был бы Вам очень благодарен за любой совет.
Вы должны нас правильно понять: отказываясь от «Пикника», мы несем большие потери — не только моральные, но и чисто материальные. Поэтому мы будем драться за него до последнего.
С искренним уважением [подпись]
В это время Андрей Тарковский решает заняться фильмом по ПНО, но видит пока в нем лишь денежную и недолгую поденщину.
<...>
Буду пробивать Стругацких, чтобы снимать их летом. Иначе нет смысла — грядет юбилей Толстого.
— «Смерть И[вана] И[льича]»?
— «Уход»?
О причинах такого решения рассказывает Леонид Нехорошев.
Андрей Тарковский решил ставить фильм «Сталкер» из-за безденежья.
Поздней осенью семьдесят пятого года я, в то время главный редактор «Мосфильма», получил от режиссера письмо:
«Мясное»181
19.11.75
Добрый день — Леня!
Пишет твой товарищ из ссылки, в которой он живет уже 6 месяцев.
Ну, шутки в сторону — я по поводу заявки на «Смерть Ивана Ильича». Дело в том, что заявка на нее не пишется. Ты сам знаешь, это совсем не просто.
Кроме того, написать сценарий будет несколько трудно, что он никак не сможет быть «легкой» картиной перед «Уходом Льва Толстого». (Кстати грядет юбилей Толстого — поэтому прошу мои толстовские дела подверстать к этому случаю.)
Давай пока пробьем (если надо пробивать) Стругацких. Что по этому поводу говорит Сизов182? Да и говорит ли он вообще чего-либо?
Я бы хотел сдать его (Стругацких) в начале 1976183 года и начать «Уход Толстого».
Теперь относительно объединения. Я бы хотел у Чухрая. И только по причине денег. Я совсем гол как сокол. Если нет (не влезу из-за планов ЭТО184), то Арнштам185.
Что такое Чухрай, я отлично себе представляю.
Но если бы можно было снимать у него — это принесло несколько больше денег, чем в любом другом месте: 1) Фантастика, 2) Одна серия, 3) Очень интересная.
Вот и все пока.
Надеюсь скоро увидеться.
Твой Андрей Т.
А в предыдущем письме ко мне (от 10 октября 1975 года) он писал:
«Умоляю, сделай что-нибудь со своей стороны, ибо я совершенно пропадаю без работы и, соответственно, без копейки денег. Неужели мне, как и после „Рублева“, предстоит пять лет сидеть без работы?»
Впереди — зима. А там — еще одно безработное и безденежное лето? И режиссер решил сделать проходной для себя фильм — «проходной» и... «проходимый» — такое в то веселое время бытовало понятие в отношении некоторых сценариев и картин...
Уже в конце октября186 я получил по почте от Аркадия Стругацкого заявку на сценарий для режиссера А. Тарковского.
Мы (то есть те, кто пребывал в руководстве киностудии «Мосфильм») вздохнули облегченно: кажется, Тарковский «взялся за ум», и новая его работа, скорее всего, не грозит студии теми неприятностями, которая она испытала с его последней картиной «Зеркало» — этот фильм резко не понравился, да и не мог понравиться, ни по своему содержанию, ни по своей «заумной» форме — начальству. Кинематографическому. А тем паче более высокому.
Руководство злило то, что оно фильм не понимает. С одной стороны — обидно: какое же ты в таком разе начальство, а с другой — не скрывается ли в «Зеркале» какая-либо мысль возмутительная? Один из начальников спросил режиссера: «А что означает у вас там... в конце... библейский горящий куст?» — «Не знаю, — ответил прикинувшийся простаком Тарковский. — Я Библии не читал».
В сценарии же «Сталкер», написанном Аркадием и Борисом Стругацкими по мотивам своей повести «Пикник на обочине», никаких таких «кустов» не было: нормальная советская (хорошая) фантастика — четкая по сюжету, с героем, большим количеством необыкновенных событий, с нравственным выводом. Довольно легко сценарий прошел все утверждающие инстанции. Особых происшествий, связанных с фильмом, не предвиделось.
И действительно, сценарий получил одобрение.
Сценарно-редакционная коллегия ЭТО рассмотрела заявку А. и Б. Стругацких на написание литературного сценария «Машина желаний».
Заявка представляет собой подробное изложение темы, замысла и сюжета будущего кинопроизведения, решенного в жанре приключенческой фантастики с четкой социально-политической направленностью.
Разоблачение агрессивных устремлений военно-промышленного комплекса одного из современных империалистических государств и его порождения — гангстеризма, роль науки в прогрессе человечества, фантастическая предпосылка событий — посещение Земли пришельцами из внегалактической цивилизации — все это в сочетании с острым сюжетом позволяет надеяться на создание интересного увлекательного фильма.
Фильм «Машина желаний» рассчитан на режиссера А. Тарковского.
Исходя из вышеизложенного, сценарно-редакционная коллегия принимает заявку А. и Б. Стругацких и рекомендует заключить с авторами договор.
Срок сдачи первого варианта сценария — [машинописное «15 июля» исправлено на рукописное «1 августа»] 1976 года.
Главный редактор ЭТО К. Замошкин.
Андрей Тарковский откликнулся на это в своем Мартирологе.
10 декабря 1975
Сизову понравилась заявка Стругацких. В ЭТО хотят, кажется, «Пикник».
С 16 ноября по 9 декабря АН находился в поездке — с Марианом Ткачёвым он участвовал в агитпоездке по Дальнему Востоку, местам его былой службы. Авторы выступали в Хабаровске, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском...
Об этой поездке вспоминал Мариан Ткачёв. Но сначала пара слов АНа о самом Ткачёве как переводчике.
<...>
Еще о форме. Думаю, закономерно, что Тхи, писавший все свои пьесы в прозе, эту написал стихами. Они как бы переводят все в «высокий» ряд, придают полет, окрыленность. Писатель Мариан Ткачёв — наверное, вам, читатель, знакомы мастерские его переводы из средневековой и современной вьетнамской литературы — правильно, на мой взгляд, выбрал для русской версии пьесы пятистопный ямб, позволивший с достаточной полнотой и гибкостью передать движение речевого потока, напряженность диалога, лексические характеристики персонажей. Следуя авторской лепке образов, он умело, с должным тактом использует архаизмы и неологизмы, ученые термины, канцелярит, словечки детского говора. Удалось ему и донести до нас авторскую иронию, то мягкую, насмешливую, то нарастающую до сарказма. Сам я, будучи востоковедом по образованию, переводил не раз книги японских писателей разных эпох и стилистических направлений и могу по достоинству оценить эту прекрасную работу Мариана Ткачёва. Надеюсь, читатель, мы с вами окажемся единодушны.