<...>
Ю. Ф.: Многие посчитали эту вещь конъюнктурной и написанной под момент... что Стругацкие быстренько...
Б. Н.: Ну, во-первых, не быстренько.
Ю. Ф.: ...подсуетились и написали эту самую пьесу.
Б. Н.: Я понимаю, что так можно понимать все это дело. И в каком-то смысле это, безусловно, так и есть. В известном смысле эта вещь — конъюнктурная, потому что она именно сегодня нужна. Я не знаю — может быть, завтра уже она и не будет иметь смысла. Ну, слова «подсуетились» — это не совсем то, конечно, что хотелось бы услышать...
М. Ш.: Это остается на совести Координатора...
Ю. Ф.: Да...
М. Ш.: ...эта формулировка.
В. К.: Нет, это не на совести Координатора остается...
Ю. Ф.: ...а на совести говоривших.
B. К.: Мне многократно приходилось слышать нечто подобное этому утверждению. К сожалению, мимо массового фэнства эта вещь пролетает...
Ю. Ф., М. Ш.: Пролетела.
Б. Н.: Ну, это не удивительно, Вадим. Эта вещь — совершенно не для массового фэнства. Она вообще, строго говоря, даже и не фантастическая. Так что массовое фэнство здесь вообще ни при чем.
C. Б.: Борис Натанович, такой вопрос. Много читали ваших интервью на тему: какие книги вам нравятся больше, какие авторы вам нравятся больше. А вот такой вопрос: за последнее время что вы прочитали, что вам понравилось больше всего?
Б. Н.: Очень трудно ответить на этот вопрос. Но я могу сразу вам сказать, что вот я в 11-м номере «Знамени» прочитал прекрасную совершенно повесть Бондарева... то есть, Бакланова, извините, которая называется «Свой человек» и которую всячески рекомендую вам прочитать. Это просто первое, что в голову придет. А вообще надо сказать, что я читаю сейчас художественную литературу очень мало. У меня на это нет времени, потому что основное время я трачу на чтение газет и журналов; экономика там, политика, социология. И вот на это все время уходит. Да и, конечно, огромное количество работ семинара — сейчас я просто завален рукописями.
С. Б.: А из рукописей что больше всего?
Б. Н.: Я с удовольствием могу вам сказать: довольно много хороших вещей появилось. Во всяком случае, в фантастике. Во-первых, Слава Логинов мне дал недавно последний свой рассказ, очень недурной. Называется «Миракль обыкновенного дня» или что-то в этом роде. Очень неплохой рассказ. Потом что? Я очень порадовался, прочитав Юлия Буркина, мне понравилась его повесть про василиска. «Бабочка и василиск», да? Так называется? Что там еще было такое запомнившееся? Вот сейчас я читаю рукопись, автора не помню, называется «Империя, Город, ящеры». Не читали? Вот такой вот толщины фолиант, я сначала думал, что вообще читать его не буду. Но чувствую, что это надо прочитать. Очень странная и... страшная вещь. Я не знаю, кто это опубликует — громадный размер, форма очень сложная, там переплетение абсурдных событий. Написал очень талантливый человек. Вообще талантливых много. А читали вы новый роман Столярова «Монахи под луной»? Нет еще? Тоже он недавно закончил очень хороший роман. Ну, и куча, как говорится, барахла всякого. Очень много...
<...>
В. К.: ...противоречие текста.
Б. Н.: ...но на самом деле, как известно, любой достаточно обширный текст порождает... может, способен порождать прямо противоположные идеи и... э-э... объяснения и все, что вы...
В. К.: Не входящие в противоречие.
Б. Н.: Не входящие в противоречие ни с текстом, ни друг... Но входящие в противоречие друг с другом.
В. Б.: Нет, здесь, Борис Натанович, мысль даже немножко не такая. Что мы имеем право теперь, после того, как вещь опубликована, авторы, вообще говоря, теряют...
Б. Н.: Конечно.
B. К.: Безусловно.
C. Л.: Авторские права.
(Смех.)
Б. Н.: Безусловно. Как только автор выпустил свою вещь в свет, эта вещь начала жить своей жизнью. Я ведь говорил уже, что я считаю самыми интересными тех литературоведов, которые как раз рассказывают о жизни произведения как некоего вот явления общественной жизни. Именно это дает право и литературоведу, и любому читателю высказывать любые соображения по этому поводу.
<...>
В. К.: Борис Натанович, а вот такой вопрос. В «Хромой судьбе», в журнальной, вот у вас появилось несколько кусков, которые... которых не было ни, так сказать, в первоначальной авторской рукописи, ни после.
Б. Н.: Да.
В. К.: Это все-таки какие-то заделы к первоначальной рукописи или специально писалось только для журнала?
Б. Н.: Специально писалось только для журнала. Значит, журнал, несмотря на то, что это была, так сказать, уже перестройка, казалось бы, но, с другой стороны, это было только самое начало перестройки, и Никольский всего боялся, и он не хотел затрагивать каких-то вещей. Поэтому было сделано несколько просьб. Вот результат... С какими-то просьбами мы не согласились, что-то мы оставили, так? А на что-то пошли. И то, что... Та разница, которая наблюдается между существующим вариантом «Хромой судьбы», который опубликован, ну, скажем, в «Советском писателе» — так? — и журнальным вариантом — эта разница возникла по двум причинам. Первая — буквальное исполнение нескольких просьб. Там, скажем, название журнала одно — давайте его как-нибудь заменим. И мы придумываем название другое, так? Там пьет вино. Ну... Ну, никто у нас не пьет в стране. (Смех.) Значит, он пьет «бжни», так? Это прямые. Кроме того, была рецензия Даниила Александровича Гранина, которая в общем была положительная. Он хорошо оценил эту повесть. Но черт его дернул высказать вот идею, что, мол, в этой повести... в первой половине этой повести разбросано много незаконченных сюжетов, и очень жалко, что они в конце никак не связываются. Я, помню, ему звонил и говорил, что... «Даниил Александрович, мать вашу за ногу, идея повести в этом заключается, что там происходят события, не имеющие конца. Соль, так сказать. Задумка автора». Он говорил... «Да, Боря, — говорил он, — я вас понимаю. Но при всем при том было бы гораздо лучше...» (Смех.) Вот. И вот как результат этого тоже возникли какие-то тексты. Ну вот, скажем, туда пошла вот вся эта история с...
В. К.: Ракетой быстрее света?
Б. Н.: Нет-нет-нет. С ракетой...
В. К.: «Пять ложек эликсира»?
Б. Н.: Да. С «Пятью ложками эликсира». Как... Вот мы таким образом как бы увязывали хотя бы пусть его мысленные фантазии, но все-таки как бы это увязывается, приводит к какому-то результату. Вот эта история. Вот. А что касается «быстрее света»... Зачем это возникло? А-а, ну там же они не хотели это... рассуждения о том, что «руки по локоть в крови»...
В. К.: Тот кусок, который мы в «Панораме» делали.
Б. Н.: ...и как с ними быть. Да. И вот надо было чем-то это заменить. Вот...
Ю. Ф.: И возник Гарик Аганян.
Б. Н.: И возник Гарик Аганян. Да. Вот. Ну, и как я уже писал в «Понедельник», благодаря тому, что все-таки не редакция эти изменения производила, а авторы, там в общем не все ведь плохо. Многое из того, что мы заново писали, оказалось в общем даже и недурно. И кое-что я... по-моему, даже и сохранили мы в «совписовском» варианте. Не упразднили полностью, но кое-что выбросили. Да, вот это вот рассуждение насчет патриотизма там, конечно, пришлось вставить. Что у вас как-то получается все, что... что военная... Борис Николаевич Никольский, который сам всю свою жизнь посвятил военно-патриотической теме, вот, он с некоторой обидой в голосе говорил, что у вас так получается, что уж если человек пишет военно-патриотическую тему, то он вообще уже вовсе и не человек.
В. К.: Отсюда пассаж о военных писателях.
Б. Н.: Отсюда пассаж, совершенно верно, о военных писателях. Ну, вот тут конечно... Если вас это интересует, то лучше просто списочек — я, может быть, что-то и вспомнил бы, а так я уже не помню.
В. К.: Непременно.
А. К.: Борис Натанович, а какой вариант «Хромой судьбы», так сказать, можно считать более, что ли, аутентичным — «текстовский» или вот... «Советский писатель»?
Б. Н.: А это не одно и то же разве?
A. К.: Не совсем.
B. К.: Не совсем. Там есть... Я внимательно не сверял. Просто пока руки не дошли, но в «Тексте» по сравнению... о господи... В «Альфе» вариант полнее, короче говоря.
Б. Н.: Полнее, чем в «Советском писателе»?
В. К.: Полнее, чем вот тот вариант, который в «Книге» был. С «Советским писателем» я не сравнивал. А вот в «Книге» однозначно есть сокращения.
Б. Н.: Да?
В. К.: Да.
Б. Н.: Это кто же сокращал?
В. К.: А не знаю. Например, вот пассаж насчет «дописов» и «жописов»...
Б. Н.: Так?
В. К.: ...там отсутствует. В «Книге». Это точно.
Б. Н.: Так это, значит, выбросили уже редакторы там?
В. К.: Вот.
Б. Н.: Ну, это уж я не знаю. Ну, это все время вот такие вещи происходят.
В. К.: Причем отнюдь не по соображениям невместимости, так сказать, в листаж.
Б. Н.: Да.
В. К.: Ну, это... там было место.
Б. Н.: Ну, это, очевидно, они сочли неприличным, ну, это уж ничего не поделаешь.
Ю. Ф.: Борис Натанович, а был такой случай в вашей практике, что вас вообще не редактировали? Ничего?
(Гвалт «люденов», представивших себе эту фантастическую ситуацию.)
Ю. Ф.: И что это были за случаи? Совсем. То есть абсолютно ни одной правки.
Б. Н.: Точно знаю, что были. Но вот, Юра, я затрудняюсь вам сказать. Ну, вот, например, вот в этом двухтомнике в «Московском рабочем», по-моему, не правили вообще. Там Соня Митрохина просто руку даже не прилагала. Что мы ей дали, то и напечатали.
В. К.: А... насчет этого издания... Есть другая информация по этому поводу.
А. К.: Значит, я сейчас... Я волею судеб, значит, сейчас сотрудничаю с «Текстом».
Б. Н.: Так.
А. К.: И как раз вот когда, это самое, господи, как ее... Яна, редактор десятитомника, она мне сказала, что, значит, Аркадий Натанович дал «Трудно быть богом» из двухтомника «Московского рабочего»...
Б. Н.: Так.
А. К.: ...а не привычный ей и всем, наизусть знакомый 64-й год...