На абордаж!
Неподалёку от места, на котором ещё недавно грозно возвышались шведские бастионы Ниеншанца, к воеводскому судну летел струг Семёна. Ветер развевал полы его серого кафтана, играл густыми волосами – шапку казак зажал в правой руке, а левой размахивал в такт песне. Слова с воеводского струга слышны не были, но, судя по восторженному выражению лица молодца, нетрудно было понять: она весёлая.
Разведчик зацепил крюк за борт воеводского струга, ловко перебрался на борт. Но очутившись перед Потёмкиным Семён вдруг оробел, улыбка исчезла с лица, он начал переминаться с ноги на ногу, не решаясь первым заговорить.
– Не молчи! – подбодрил его стольник.
– Я, стольник и воевода, вести с Ладожского озера имею. Так мне б с Ивашкой перетолковать: пока я тута, он бы под Орешком от рыбарей их получал.
– Доброе дело, перемолвись с Хлоповым. Тута как?
– Сторожа доносит: с воды пока всё спокойно. К Канцам пробирались несколько свейских подсылов. Мы их не тронули.
– Молодца! Пущай видят, что ежели сунутся – валы им нать внове учинять! – похвалил начальника своей разведки Пётр Иванович. – Ежели у тя все люди надёжны, как рыбарь, коий мне весть принёс, то службу несёте справно!
– Все надёжны, воевода. Нахлебались свейской похлёбки полной ложкой. Боле не хотят! Рыбаки на входе в Неву, в море дозорят, жёнки их да дети – по берегам. А те, что лютеране, что в деревеньках на Котлине живут, затаились.
– И таки есть? А я не ведал, думал, все латыши схоронились в лесах, – покачал головой воевода. – Пойдём-ка в чердак. Дело есть.
Укрывшись ото всех, они уселись на медвежьей полости и начали обсуждать план дальнейших действий.
– Надобно, дабы у тебя всегда двое рыбарей вход в реку стерегло, – объяснял Потёмкин. – Как завидят шведа – один к нам пущай поспешает, а другой шведам на глаза попадётся, так, дабы на борт позвали. Капитану ихнему обскажет: в Канцах, мол, шведа нет, ушёл, пушки в реки скинул. Тама ноне с пять десятков стрельцов с лёгкой пушкой – русский воевода оставил сторожу несть.
– Так свеи ж изготовятся! – округлил глаза казак.
– И ладно! Пущай свои пушки да мушкеты заряжают – всё одно днём не сунутся, помедлят до утра. Кады самый сладкий сон, туман тока сходит, караулы в полудрёме едва бердыши не роняют. С утра шведы поплывут, а мы загодя выйдем к Котлину – и учиним нападение! По-вашему этот…
– Абордаж! – расплылся в улыбке Семён и показал воеводе свои пудовые кулаки. – Эх попотчую свеев!
– Не сей раз, – строго оборвал его Потёмкин. – Казаков и без тя изрядно. Ты ж – мои глаза и уши. А ну пуля найдёт? От кого я про шведа ведать буду?
Казак погрустнел, лицо посерело от печальной вести. Воеводе стало жаль парня и он пообещал:
– Зато как придёт генерал Горн, пущу тебя в бой хоть на суше, хоть на воде. Можа до его толстой шеи и доберёшься. Ивашка Хлопов, дружок твой, сего барона раз видел – он и укажет!
– Спасибо, воевода, – попытался вскочить Семён и чуть не разнёс головой низкий потолок чердака.
– Тише, тише! Убьёшься! – рассмеялся Потёмкин.
– Да не, – потирая ладонью макушку вновь уселся на полость разведчик. – Просто казак для дела рождён, бой мне люб. А тута…
– А тута ты всем подзором ведаешь на Неве! Своим товарищам помогашь, – не дал ему договорить стольник. – В полдень, скажем, покуда мы к шведу подойдём, он струг-другой успет ко дну пустить! Скока потонет казаков?
– Ох, верно, – смутился Семён.
– То-то и оно, – завершил беседу Потёмкин. – Иди, перемолви с Ивашкой, а опосля – с рыбарями.
…Буквально следующим утром в чердак стольника вполз Семён и затряс воеводу за плечо:
– Свеи!
– Скока? – сон с Петра Ивановича как рукой сняло.
– Два гальота, по одной волконее на носу и галера малая о шести пушках. К Котлину идут.
– Вставай, Васка, – растолкал Потёмкин свернувшегося клубочком в углу поповича. – Поднимай Емельяна и прочих. Пришёл час битвы!
Сказал – и сам пулей вылетел из чердака. Вскоре через борт воеводского струга перелезли атаман с ясаулом. Подошёл к Потёмкину Емельян, таща за собой сонного кормщика.
– Сигнал к атаке – выстрел Емельяна с моёго струга, – быстро распоряжался Потёмкин. – Я иду с ясаулом и семью стругами с правого борта галеры, Назар с остатними семью – с левого борта. Туман уж спадает, но нас пока прикрывает. Как выскочим на галеру, по нам пальнут, можна пальнуть в ответ, но итить быстро на трёх парах задних вёсел, всем остальным на носах стругов стоять с крючьями на верёвках, что мы сготовили. Как подлетим к галере – бей ея с ходу стругом в задни вёсла, ломай их, а все – на абордаж!
– А ты меня слухать должон, – тряхнул кормщика за плечо Емельян. – Прикажи ему, воевода!
– Велю! – обернулся к кормщику Потёмкин. – И Васка пущай останется. Тож пушкарю в подмогу!
– Батюшка! – возьми доспех, – пробился к стольнику Аким. Вздень кирасу, а вот – наручи…
– И шлем, – отобрав у слуги убор, Потёмкин торжественно водрузил его на голову Акима. – Сам носи! Вон токма польску саблю возьму да это, – сунул он за кушак заряженный пистолет и перебросил через плечо дорогую перевязь.
– Как же ты! Токмо в кафтане! – завыл Аким.
– Молчи! Жив буду, так выйду нонче победителем. А нет – полощи моё тело быстра река, бей о камни! – с решимостью устремился вслед за ясаулом к борту стольник.
Оказавшись на струге Луки, он обнажил саблю и обернулся к казакам:
– С Богом! – вёсла дружно погрузились в воду.
…Дамский угодник и завзятый дуэлянт капитан Ирек Далсфир с удовольствием принял назначение в эту экспедицию. Древность рода позволяла ему не гнаться за чинами милостями начальства, как делали это его сослуживцы, жаждавшие получить дворянство. Далсфира интересовали только подвиги. В мечтах он видел себя древним ярлом, входившим в славянскую реку для набега на этих полудиких людей, вооружившихся и сбившихся в толпу. Но он возьмёт на борт пустых галиотов две роты солдат генерала Горна – и пройдёт к Нотебургу разметав по пути огнём со своей прекрасной полугалеры лодчонки с гвардейцами русского обер-пастыря Никона. Как древний ярл, он обрушится с войском викингов на осаждающих Нотебург варваров – и вместе с вышедшим из ворот майором Граве учинит им разгром. А предводителя этой толпы он прикажет повесить на мачте своего корабля!
– Ну скоро Ниеншанц? – нетерпеливо спросил Далсфир старого рыбака, подобранного вчера в устье Невы и рассказавшего о русских в крепости. Как многие местные жители, он понимал шведскую речь и сам, как выяснилось, сносно изъяснялся по-шведски.
– Я упрежу, – успокоил его старик.
– Как ты различишь место в таком тумане? – с неподдельным изумлением спросил его капитан.
– Я здесь родился и прожил всю жизнь. Я чую Неву и пройду по ней с закрытыми глазами до самого Орехового острова, – честно признался рыбак.
Ирек Далсфир успокоился. В конце концов этот старик прекрасно понимал: он рискует собственной жизнью. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы первым же залпом нанести русским как можно больше урона, поэтому моряк приказал зарядить все свои шесть пушек гранатами. Солдаты Горна, наверное, уже на подходе или в засаде, ждут только его залпа, чтобы предпринять атаку на то, что осталось от великолепных бастионов Ниеншанца. Что ж, он облегчит им задачу!
…Емельян с Ваской зарядили «змейку», и теперь пушкарь, опершись на пальник, вглядывался в низко стелившийся туман.
– Да, спадат уже, – бормотал под нос урядник. – Чичас от нас много зависит. Гляди, Васка, гляди. Швед большой, евонную мачту такой туман не укроет.
– Вона Котлин, дядя Емельян, – махнул рукой в сторону вдруг появившегося берега отрок.
– А вона и швед! – торжествующе крикнул Емельян, разглядев своими зоркими глазами верхушку мачты.
Туман уже практически спал, когда над Невой прогремел первый выстрел, разбудивший спавших на Котлине птиц. Взметнулись в серое небо встревоженные стаи. Повыскакивали из своих хижин латыши, ещё не зная, что их спокойной жизни на этом маленьком острове пришёл конец.
– Что такое? – капитан полугалеры был готов встретить русских у Ниеншанца, но до него оставалось ещё немало, поэтому Ирек Далсфир вздрогнул всем телом, увидев, как ядро сбило мачту его корабля.
Вслед за этим он заметил справа и слева маленькие вёсельные суда русских, летевших к его судну.
– Что такое? Кто это? – повторил он, с ужасом начиная понимать: его заманили в ловушку.
– Воевода Потёмкин с войском на твою погибель! – раздался рядом негромкий голос.
Капитан обернулся. Русский рыбак, насмешливо улыбаясь, стоял перед ним, преспокойно скрестив руки на груди.
– Умри! – шпага молнией вылетела из изящных кожаных с серебряным шитьём ножен, и старик медленно опустился на мостик, зажимая ладонями рану у сердца.
– Огонь! – завопил Далсфир.
Все шесть пушек выпустили гранаты. Два фальконета, следовавших сзади галиотов, также послали свои ядра в направлении русских.
– Заряжай картечью! – приказал Далсфир.
Но корабль не успел дать ещё один залп – в борт его судна справа и слева вонзились крючья, бородатые люди, размахивая пистолетами и саблями, горохом посыпались на палубу. Навстречу им бросились матросы и мушкетёры. Обе стороны, быстро выпустив заряды и побросав ненужные теперь пистолеты и мушкеты, схватились на саблях, топорах, ножах в последней для многих битве.
Шведский матрос скрестил свой кортик с короткой саблей врага – и рухнул, пронзённый протазаном только что спрыгнувшего на палубу Фомы Извекова. Тут подоспел солдат, уже зарубивший палашом казака и замахнувшийся на пятидесятника, но его отбросил в сторону удар мушкетного приклада – в схватку вступил Иван Хлопов. Размахивая разряженным мушкетом как палицей, ворвался он в самую гущу боя, сокрушил здоровяка, дравшегося цепными ядрами, но был сбит с ног багром, которым умело орудовал почти квадратный крепыш – шведский боцман.
Тут бы и настал конец ловцу жемчуга, но сражавшийся двумя саблями ясаул сильным ударом одной руки разрубил багор надвое и тут же пронзил боцмана свободным клинком. Моряк упал, успев последним усилием вонзить острие багра в чью-то ногу. Постепенно казаки стали теснить матросов и мушкетёров к корме, и тогда ободрявший их лейтенант, видя, что нападавших больше, предпринял последнее средство: приказал одному из бившихся рядом шведов пробраться в крюйт-камеру и взорвать корабль. Последним героическим усилием шведы перешли в контратаку, тесня казаков в сторону от люка, и офицерский порученец бросился к нему. Но слышавший команду Хлопов, который уже сумел встать на ноги в этой смертельной круговерти и продолжал бой, понял: нельзя допустить исполнения лейтенантского приказа. Не в силах пробиться сквозь толпу дерущихся, он подобрал валявшиеся под ногами цепные ядра, схватился за сковывавшую цепь, раскрутил над головой два небольших свинцовых шара – и запустил ими в матроса. Цепь хлестнула по шее, одно ядро ударило в висок, другое толкнуло в плечо. Дело было сделано! Швед замертво упал у открытого люка.