Швед заёрзал на земле, с тревогой уставился на воеводу. Пётр Иванович нарочно картинно опёрся на саблю и принял самый суровый и надменный вид.
– Гере генерал хотел повесить вас на мачте вашего корабля, но вам повезло: пушкарь снёс её первым же выстрелом, поэтому сейчас вас казнить не будут.
На лбу у шведа выступили крупные капли пота.
– Скорее всего вас сначала вздёрнут на дыбу для подробного допроса, а после колесуют, но принять такое решение…
Ирек Далсфир вскочил и что-то быстро начал говорить. Потёмкин вопросительно посмотрел на толмача.
– Капитан протестует: он лишь оборонялся с оружием в руках.
– Переведи: он убил мово безоружного урядника невской стражи, – строго произнёс стольник.
Швед замолк, опустил голову и что-то зашептал.
– Молится, разумею, пред смертью, – объяснил Свечин.
– Хватит с него. Веди капитана назад, в избу, – приказал воевода Василию. – Вместе с матросами отправим в Новгород. Пущай его там князь Голицын допрашивает.
Насмерть перепуганного наследника славы викингов водворили под надзор стрельцов.
Потом Потёмкина разыскал Аким и отвёл к свежему холмику на берегу Котлина – могиле Савелия. Пётр Иванович долго стоял перед берёзовым крестом и думал о сотнях, тысячах простых людей, которые не за горлатную боярскую шапку, не за деревеньку или жбан с монетой, а из впитанного с материнским молоком чувства любви к родной земле с лёгким сердцем шли на смерть, лишь бы нанести урон врагу. За Орешком и Корелой крестьяне сбивались в ватаги и налетали на арьергарды шведских отрядов, поджигали склады. Под Копорьем, жертвуя собой, сорвали атаку супостатов. А вот этот старый рыбак спокойно вывел врага на русские струги. Сколь продержится швед на этих берегах, даже если Потёмкин, не получив подкреплений, вынужден будет вернуться в Ладогу? Всех же из мушкетов не постреляешь, копьями не переколешь. Уклад жизни другой, отношение к смерти другое. И вера православная, конечно, не позволит жить под гнётом лютераньским.
Насилу увёл Аким хозяина, чуть не силком накормил ухой и жареной рыбой, причём подал уху в серебряной братине, а рыбу на серебряном же подносе.
– Откуда? – стольник глазам не поверил.
– Серебро-то? Да с капитанской каюты, – простодушно ответил ключник.
Нашлась посуда и уха и для подошедшего к Потёмкину атамана.
– Знатный у тя слуга, – рассмеялся Назар. – И в сечу летит, и свово не упустит!
– Молочный брат! – похвалился воевода. – Всё боится меня без присмотру оставить. Вбил себе в башку, что, мол, быть мне подле государя боярином, и ждёт, когда пожалуют. А пока – оберегает.
– Поди ж ты! – восхищённо поглядел на ключника казак.
– Да! Жена баяла, пока я с ляхами бился, весь извёлся Аким. Нудил кажный день. А пред шведским походом кинулся мне в ноги: али живота лиши, али с собой бери! Пришлось взять.
Подождав, пока слуга отошёл подале за очередным блюдом, Пётр Иванович понизил голос и со значением произнёс:
– И боязно было Акима оставлять в Москве. Царя там нет, всем Никон ведает, а мой-то троеперстие не признаёт! На Московском же соборе всех двоеперстников прокляли! Неровён час попал бы кому под горячую руку!
– Правду молвишь, – согласился Назар. – А тут он очень даже сгодился.
– С посудой-то что? – спросил Потёмкин. – По нашему уговору всё добро на судах шведских казакам отходит!
– Дык Аким с нами бился, – хищно оскалил белые как снег зубы атаман. – В своём праве хабар иметь! Пущай владеет!
Завершив трапезу, стольник с атаманом разошлись во главе групп казаков по острову – внимательный осмотр перед ночёвкой был необходим, уговорились провести вечер на берегу за приятной беседой.
Петру Ивановичу предстояло ещё составить отчёт о минувшем бое, и он долго корпел над грамотой, которую под вечер и вручил вместе с двумя захваченными стягами Фоме Извекову:
– Доставишь всё князю Голицыну. И пленных прихвати, – напутствовал пятидесятника воевода. – Иди водой, с опаской: Горн недалече. А ну как он своих людей в поиск отправил! С зарёй выступай!
Стрелец спрятал на груди футляр с грамотой и отправился за взятыми в бою знамёнами.
Грамоту Потёмкина о сражении 22 июля (1 августа по новому стилю) спустя столетия будут цитировать многие историки, политики, общественные деятели, журналисты и писатели как свидетельство первой победы русского флота над шведским. Воевода писал, что полукорабль взяли, и пушки, и знамёна. Он мог по праву гордиться. И вправду – славная виктория!
– Слышь, Назар, а тута как раз путь из варяг в греки и зачинался, – удобно расположившись у костра на снятой с галеры лежанке шведского капитана начал беседу Потёмкин.
Воевода и атаман с казаками и стрельцами решили пустить полугалеру на костёр, и изрядная часть досок от внутреннего убранства оной была свалена перед вождями столь удачного похода и запалена собственноручно атаманом, чрезвычайно довольным минувшим днём.
Зарева других костров виднелись в глубине Котлина.
– Проходил он по Неве, Нево-озеру, так Ладожское в старину называли, Волхову, Ильменю, Ловати, Западной Двине, потом через Днепр – в самое Чёрное море, – продолжил стольник. – И шли потом купцы торговать в Царьград, в коем нынче турки. Слыхал небось?
– А то! Не раз слыхивал – в детстве бабки сказки сказывали, – живо откликнулся атаман, – кто торговать за море ходил, а кто – за зипунами. Греки знатные выкупы давали! Но сколько живу – не думал, что исход пути увидать придётся.
– Как не думал – тебя же святейший патриарх стольный град короля Карла Стокгольм – Стекольну по-вашему – приступом брать благословил! – засмеялся воевода. – А в море из Ладоги-озера только по Неве ход!
– А я б сей год пошёл к шведам, кабы товарищей раз в десять больше тута костры палило. И тебя позвал со стрельцами – ох, сколь дуванить бы потом пришлось! Все казаки шёлковы кафтаны б надели! – Васильев блаженно потянулся на такой же, как у Потёмкина, лежанке, только принесённой из каюты штурмана.
– Шуткуешь? – не поверил Пётр Иванович.
– Не-а, – казак достал откуда-то из темноты две бутыли вина, ловко катанул одну по мелкому речному песку в сторону боевого товарища. – Я тут с чухной говорил. Бают, что в холодные зимы вода замерзает аж до самой Стекольны. Раз морских стругов нет, вот я по льду бы, налегке, казаков и двинул. Кто нас там ждёт с войском? Главно дело проводников иметь надёжных.
– Экой прыткий, а могло б и выйти! – оценивающе посмотрел на казака Потёмкин, отхлёбывая приятный на вкус хмельной напиток. – Но токмо я боле с другой патриаршей задумкой согласный. Для начала надо здесь, на Неве, твёрдой ногою стать.
– Это как? – усмехнулся Назар, – кажный год струги с войском в Неву гнать? Али не пускать взятые галеры на костры, как эту – он кивнул на высоко взметнувшееся над сложенными в костёр обломками судна пламя. Оно, конешно, и на них мочно казаков али стрельцов посадить…
– Не так. Раз шведов выбьем, два. Они новых солдат пришлют, шанцы лучше прежних построят. Нет. Надобно выморить или выбить их из Орешка, не позволить вновь возвести Ниеншанц, чтобы и память о нём пропала, а чуть дале возвести город с крепостью. Я, пока на стругах разъезжали, хорошее место присмотрел.
– Кремль поставить? – уточнил практичный казак.
– Нет, крепость с фортами да бастионами, как западны державцы в своих приморских городах возводят. И на отоке, или, как ещё говорят, этом вот острове ещё одну крепость заиметь, чтобы вход в Неву наши пушки стерегли. А уж потом можешь ходить отсюда на Стокгольм. Хошь на стругах, хошь по льду!
– Токмо мне с этим не сладить, – грустно продолжил стольник, – тут государева воля надобна: много людишек пригнать, артели, зодчих – дабы и землю копать, и камень добывать, и зараз град у крепости строить. Ну, и войско нужно немалое с огнестрельным нарядом и пушкарями.
– Экий ты стратег, стольник, прямо как шведский Делагардий! – рассмеялся Васильев.
– Я, можа, и не стратег, но понимание имею. Кстати, фельдмаршал Делагарди со мной бы, мыслю, согласился. Только им-то, шведам, не надо здесь сильную крепость возводить. И Ниеншанца хватает. Отстроят заново – и делу конец! Он с одной стороны Неву держит, Орешек – с другой. Шведы сейчас в Европе сильны. А Балтийское море – это навроде лужи внутри ихнего двора – от кого, скажи, вход в Неву боронить? От самих себя? Ведомо шведам, что морских судов на Росии нет!
– Это верно, – согласился Назар. – У нас на низовьях есть морские струги, да они далече.
– А эти, на коих шведа воюем, на Лавутской верфи построены Ордин-Нащокиным, что, плохи? – хитро прищурился воевода.
– Хороши! – согласился атаман. – Почти как наши. А что за мастера у того боярина? Ещё от Никона о нём ведаю. С Дону тама нетути ль кого? Настоящие однодревы построили!
– Ты аки мастер! – удивился Потёмкин. – Откуда про то ведаешь?
– Не захочешь на корм рыбам пойти – всё сведаешь, серьёзно ответил атаман. – Что для струга главное? Найти ствол древа векового и выдолбить стругову трубу. С боков прибить ошивные доски. Но мало того! Внутри нать рассохи ставить – перекладины таки. Ещё что? Кормовое весло, шесть гребных вёсел. Готов малый струг. А знашь, как наши к твому боярину попасть могли?
– Ну, – заинтересованно протянул стольник, – отбрасывая в сторону пустую бутыль. – Жаль не ведаю, как прозывается, доброе вино.
– Ага, бодрит, – последовал его примеру казак, предварительно убедившись, что его бутыль пуста. – А попасть мастера могли так. Нетути на Дону вековых древ. А струги надобны, вот и ведут дела казаки с торговыми людьми, нужные дерева покупают. А от торговых людей твой знакомец про мастеров и прознал. А прознал – и позвал, раз на целый полк строит. Может, кто знакомый там?
– Про то лишь Афанасий Лаврентьич ведает, – резонно ответил Потёмкин. – Ежели увидишь – спросишь! Для Ливонии он теперя в большом числе речные суда изготовил, Западную Двину мы в русской деснице держим. Всяких мастеров у него и впрямь много.