Сойдя с коня и осмотрев деревянную постройку русских с безопасного расстояния, Густав Горн отдал приказ взять её тотчас, не откладывая штурм на утро.
– Тоже мне крепость! На холмике частокол высоких кольев с деревянной башней! – небрежно скривил губы барон, опуская подзорную трубу. – Вперёд! Зажигательные ядра помогут моим солдатам!
Исполняя приказ генерала, пушки изрыгнули огонь, солдаты пошли на приступ. Горн видел, как внутри укрепления что-то загорелось: языки пламени взметнулись над стеной, и в тот же момент русские «змейки» выпалили в солдат каменной картечью.
– Киннемонд! Ворота у них, как я понимаю, с обратной стороны. Возьмите одну пушку, роту драгун – обойдите этот курятник и выбейте в нём дверь!
– Слушаюсь, гере генерал! – шотландец бросился исполнять приказ командующего.
Но потомственный стрелец и стрелецкий командир Полтев предусмотрел возможность обхода. На отряд Киннемонда из крепости неожиданно выскочила полусотня рейтар на лошадях. У молодых драгун, недавно загнанных в армию короля Карла и не постигших ещё воинской науки, не было никаких шансов выстоять против палашей, подготовленных и вышколенных Бокховеном рубак русского царя, уже не раз дравшихся не на жизнь, а на смерть с грозными поляками и татарами.
Киннемонд отступил, потеряв почти всю роту и пушку, которую рейтары немедленно заклепали. Захвачено было и шведское знамя. Вскоре оно было вывешено над частоколом в наклонном к земле положении.
Взбешённый неудачей Горн приказал усилить обстрел острожка. Но оборонявшиеся русские приноровились быстро тушить пожары. А вновь сунувшихся на приступ шведов встретили на этот раз не только картечью, но и стройным мушкетным залпом.
– Стрелять, стрелять и стрелять! – кричал подошедший к артиллеристам Горн. – Спалите этот сарай вместе со всеми его обитателями! У Ниеншанца нас ждут суда! В Нотебурге нас ждёт майор Граве! Пора кончать с русскими на Неве! Спать этой ночью никто не будет!
Увидев, что в нескольких местах укрепления пробиты бреши, генерал приказал играть атаку – мушкетёры и пикинёры с драгунами бросились к острожку. Те, кто не полёг под картечью, вскоре были уже у проёмов. Вскинув к правому глазу подзорную трубу, Горн пытался хоть что-то различить сквозь тьму августовской ночи, но увеличительное стекло выхватывало только редкие вспышки выстрелов. Стоны раненых и умирающих, вопли по-шведски и по-русски – всё это говорило об упорном сражении.
Наконец к Горну подбежал забрызганный кровью драгунский майор и доложил, что приступ не удался.
– Ничего, продолжим с рассветом! – решил генерал и велел подавать ему позабытый накануне ужин.
Насытившись, Горн приказал разложить походную кровать у двух высоких елей, полагая, что их ветви надёжно укроют его от солнца и дадут выспаться. Но сон не шёл к губернатору. Ему столько надо было успеть за день! Смести этих упрямых русских, встретиться с королевским капитаном флота. Часть людей оставить в Ниеншанце, конницу и пехоту по шведской тропе отправить с Киннемондом к Нотебургу. А самому с солдатами погрузиться на галиоты и устремиться на выручку к Граве, по дороге расстреляв малые русские суда. Если учесть потери назойливого Потёмкина, шведский отряд втрое превышал силы русских. Главное, что царский воевода находится в полном неведении происходящих событий, а внезапность – залог успеха. Барон сладко зевнул – и наконец-то заснул. Генерала разбудили выстрелы и крики, лязг клинков. Горн вскочил, прислушался – дрались где-то рядом. Снова присев на кровать, он подтянул ноги, намоченные утренней росой, и крикнул камердинера. Игнациус появился немедля, точно прятался за ближайшим еловым стволом.
– Сапоги!
– Слушаю, гере генерал! – в походах слуга величал хозяина только по-военному и знал: Горну это нравится.
– Что там за схватка? – прислушался к раздававшимся неподалёку крикам барон.
– Это русские совершили вылазку. Рейтары их добивают.
– Я же запретил пускать в дело рейтар! Время не пришло! Где их полковник? – завопил Горн, отталкивая Игнациуса.
Но вместо полковника к нему подбежал Томас Киннемонд:
– Русские заклепали наши пушки! Все они перебиты.
– Прекрасная новость! Кто перебиты? Пушки или русские?
– Русские стрельцы.
– А пушки? – издевательским тоном спросил барон.
– Как я и докладывал – заклёпаны! – топнул ногой Киннемонд. – Какая досада!
– И где я теперь найду артиллерию? – уставил руки в боки Горн и уставился на подполковника. – Не знаете? А я знаю! Я найду её – там.
Генерал протянул руку в сторону острожка.
– Если они самоубийцы – поможем отправиться на тот свет! Убейте всех, а их пушки мы возьмём с собой в поход! Говорят, у русских лучшие в Европе орудия!
Солдаты вновь пошли на приступ. Спустя некоторое время к Горну подбежал его адъютант, молоденький драгунский корнет:
– Гере генерал, справа от крепости, там, на опушке, движение!
Горн поднял зрительную трубу:
– Может, несколько капральств мушкетёров с полугалеры Далсфира? Очень было бы кстати – показать варварам, что со стороны Невы тоже идут шведы, и они окружены!
Но он с ужасом увидел, что из леса вышли не шведы, а шеренги русских стрельцов в серых кафтанах и какие-то сотни людей в ярких кафтанах нараспашку. Их вёл видный мужчина в начищенной до блеска кирасе, каске, сверкающей позолотой, с польской саблей в правой руке.
«Наверное, гвардейцы Никона с их капитаном», – подумал барон и громко произнёс:
– Приказываю играть отход!
Воевода Потёмкин, а это был, он, а не какой-то мифический гвардейский капитан, существовавший только в баронском воображении, беспрепятственно ввёл своё войско в острожек.
Густав Горн отошёл со своей армией на пару вёрст и встал лагерем. Целый день противники провели находясь в постоянной готовности начать сражение, но – без единой стычки. У Потёмкина не доставало сил атаковать шведов, а Горн, понеся значительные потери, не мог и думать о новом штурме. Кроме того, он с горечью осознал: никакой встречи с королевскими кораблями не будет. Русские каким-то непостижимым образом раскрыли их планы и перехватили моряков. Значит, даже если он даст генеральное сражение Потёмкину, и фортуна улыбнётся шведам, снять осаду с Нотебурга в августе не удастся. Наверняка по дороге их ждут заслоны, да и небольшую эскадру воеводы тоже нельзя сбрасывать со счетов. Будь у него шведы, генерал бы рискнул. Но подкрепления с родины ещё не прибыли.
Он дал строжайший приказ отступить без шума – и как по мановению волшебной палочки губернаторская армия растворилась в ночи.
– Теперь-то вы поняли, гере Киннемонд, почему я просто обязан, получив помощь с родных берегов, выдавить Потёмкина из Ингерманландии? – откинувшись в седле рассуждал генерал, даже не поворачиваясь к ехавшему рядом шотландцу. По большому счёту его мало интересовало, слушает его этот наёмник или нет. Он просто хотел выговориться.
– Вы должны остаться победителем, гере генерал-лейтенант! – пожал плечами подполковник.
– Всё гораздо серьёзнее, и мои амбиции тут ни при чём, – вздохнул барон Горн и начал растолковывать офицеру как маленькому:
– Сюда ни в коем случае нельзя вновь допускать русских. Если они с таким упорством защищают частокол на холме, то что же будет, сумей они возвести на невском берегу целый город с крепостью? Тогда нам придётся навсегда убраться за море! Причём не только из Ингерманландии! Но ничего, фортуна – дама капризная, я положу конец успехам этого генерал-камергера!
– Вы же величали его только региментарием, – решил пошутить Киннемонд.
– Будем считать, что гере Потёмкин заслужил повышение, – абсолютно серьёзно бросил подчинённому Густав Горн.
…Посланный поутру казачий разъезд обнаружил, что лагерь шведов пуст.
– Старый лис понял, что мы перехватили суда и заняли дороги, – объяснил атаману Потёмкин. – Мы тож вертаться к Орешку будем. Токмо сменим Полтеву гарнизон.
Измученные приступами и сшибками русские получили желанную передышку.
Для верности Пётр Иванович решил постоять в острожке ещё пару дней, приказав чинить укрепления. Иван Хлопов и казак Семён по воеводскому приказу отправились в дальнюю разведку.
Потёмкин хотел удостовериться, что Горн не придумал ещё какой-нибудь гадости.
А через день подзор обрадовал воеводу доброй вестью: отряд Александра Потёмкина гнал шведов к Выборгу, настиг, разбил и с пленниками возвратился в лагерь под Орешком.
После схватки
Двое приятелей пробирались сквозь густые заросли папоротника, доходившие до пояса даже богатырю Семёну, к лесной поляне, расчищая себе путь сабельными ударами.
– А другой дороги рази нет? – пытал товарища казак. – В ельник завёл, после – в папоротник. Я, вона, весь кафтан измял. А ты – котомку измазал!
– За мной, не пожалеешь! – односложно отвечал ему Хлопов. – И перестань махать сабелькой – змей растревожишь, оне в папоротниках отдыхать любят!
– Ну спасибо! Чо раньше не упредил? – сунул саблю подмышку Семён и пошёл медленно, оглядываясь, словно пытался рассмотреть ненавистных гадин в плотной тёмно-зелёной массе словно рассечённых кинжальными ударами листьев.
Выбравшись на полянку, оба, не сговариваясь, завалились на траву.
– И как тут могут быть свеи? – не унимался казак. – Вот волки да кабаны с медведями – в то поверю!
– Шведов тута быть не может. Это наше с тятей тайное место, – сладко потянулся на траве Иван. – У нас таких ишо два.
– А чо так от дома далече? – приподнявшись на локте уставился на ловца жемчуга Семён.
– Так ить промысел опасный. Лихие люди не преминут завладеть богачеством, ежели случай выпадет. Вот мы и устроили схроны на разных торговых путях. Дале – дорога на Ругодив. Отец и тама торговал.
Иван поднялся и пошёл в направлении дуба.
– Сёма!
– Иду, отдохнуть не дашь. И чё тут глядеть? Бурелом сплошняком. Ёлки да ёлки.
– Верно! – Хлопов вскочил на поваленное дерево и по толстому стволу, освобождённому рукой неведомого лесника от веток и сучьев, быстро прошёл к гордо растущей высоченной ели в два обхвата, подтянулся – и ухватился за обломанный сук.