Струги на Неве. Город и его великие люди — страница 9 из 47

С этим русским, пожалуй, будет интересно переведаться посредством артиллерийской дуэли, вылазок и прочих военных хитростей. А то совсем засиделся без дела старый боец великого Густава Второго Адольфа! Всегда приятно побеждать победителя! Ведь в этой глухомани достойных противников просто-напросто нет, не считать же за войско иногда восстававших крестьян, вооружённых одними дубинами! Возмужавший и проведший большую часть своей жизни на войне Франц Граве давно тяготился вынужденным армейским бездельем, к каковому он относил все мирные дни. Офицер даже считал, что его сюда послали служить чем-то навроде пугала для окрестных жителей, а вот как обернулось в итоге дело: пригодился ветеран!

Майор остановился у старинной бойницы, помнившей, наверное, ещё воинственных новгородских князей, вечных соперников Короны в этих краях, – и вдруг поймал себя на мысли, что до сих пор не получил ответа от губернатора Ингерманландии. Он уж недели две как послал с рейтаром генералу и барону Горну, находящемуся ныне в Ниеншанце, рапорт об активности русских, их предполагаемых действиях, и предложил свой план. Граве писал, что, как только русские осадят Нотебург, а за этим они сюда и направляются, Горну следует отправить из Ниеншанца отряд, с помощью которого они возьмут осаждающих в клещи. И действительно: у него почти в десять раз меньше солдат, чем у воеводы Потёмкина, но это – дисциплинированные шведские солдаты, соблюдающие в бою строй, знающие, когда и куда ударить. Такие же и у коменданта Ниеншанцкой крепости подполковника Томаса Киннемонда. К тому же, хотя в письме этого и не указывалось, – не по чину майору давать советы генералу и королевскому губернатору – Франц Граве очень надеялся, что осторожные Горн и Киннемонд сами не помчатся в битву, которая не сулит никаких лавров, а назначат командовать отрядом его старого знакомца ещё по войнам с имперцами: ритмейстера Якоба Берониуса. Вот уж повеселятся рубаки в конце их славной военной карьеры: две сотни хорошо обученных рейтар, драгун, пикинёров и мушкетёров под командованием офицеров Густава Адольфа стоят тысячи русских служилых дворян, собранных, как обычно, по городам и плохо обученных, да крестьян, по прихоти их царя объявленных вдруг солдатами. А рота стрельцов погоды не сделает!

Да, хорошо повеселились бы два ветерана! Граве давно переобучил своих пикинёров действовать как мушкетёры – он, как великий Густав Адольф ранее, тоже полагал: построения в испанские «терции» изжили себя. А Берониус, после того как его король-кумир упразднил рейтарскую стрельбу во время атаки, чтобы не останавливаться и не снижать темп, выучил своих подчинённых палить на ходу, быстро убирать пистолеты и обнажать палаши. Ах, какой прекрасный бой мог получиться!

Но почему же не отвечает Густав Горн? Чёрт его знает! Майор зло плюнул в бойницу и продолжил свою ночную прогулку. Так часто бывает: вместо того чтобы идти на Ригу с государевым полком, хороший, но не знатный, по-видимому, русский воевода, со всяким сбродом направлен к Нотебургу, а какой-нибудь разряженный в пух и прах тупогловый русский барон будет гнать лучших солдат царя Алексея в бесплодные атаки на рижские стены под мушкеты солдат Делагарди. И у шведов: вместо того чтобы поймать врага в элементарную ловушку, майор великого Густава Адольфа должен закрыться с рейтарами в крепости, потому что мнящий себя великим политиком и стратегом барон Горн, к слову сказать, племянник старого спесивого графа и фельдмаршала Горна, бездарно проигравшего в 1634-м будущему императору Фердинанду решающую в тридцатилетней войне битву при Нёрдлингене, не решается выступить! И зря её величество Кристина, увы, возлюбившая католичество и отрекшаяся от престола дочь Северного Льва, обменяла его в своё время на трёх немецких генералов! Не протежировал бы сейчас племянничку!

Майор тяжело вздохнул, остановившись на миг, скрестил руки на груди, втянул голову в плечи и подумал, что старому товарищу Якобу Берониусу и того хуже: он даже не комендант Ниеншанца и – умный офицер и чистокровный швед, дворянин из хорошего древнего рода – во всём должен подчиняться типичному наёмнику, исполнительному, но не инициативному шотландцу, подполковнику Киннемонду. Это значило, что, случись беда, главный удар в этой крепости примет старый ритмейстер, никогда не желавший знать, что такое ретирада. Тридцать лет назад Якоб стоил десятка любых солдат. Сейчас он так же стар, как его латы времён тридцатилетней войны, иссечённые вражескими шпагами. Рейтар же с ним два десятка! И майор Граве не в силах помочь ни старому боевому другу, ни Ниеншанцу Ему остаётся только одно: держать Нотебург и внимательно следить за Потёмкиным, чтобы, поймав его на серьёзной ошибке, вывести сотню солдат из крепости и нанести разящий удар. И он сделает это! Граве хищно втянул ноздрями ночной воздух, решив, что с завтрашнего дня надо будет урезать пайки – грядущая осада могла растянуться надолго, а на скорую помощь от высокого начальства и уж тем более Стокгольма он благоразумно не рассчитывал.


Как ни готовились к приходу русских шведы, Потёмкину, благодаря проводникам из местных рыбаков, удалось подойти к Орешку раньше намеченного как им, так и Граве, срока. Вошедшие в Неву на рассвете большие и малые струги, суда, тянувшие дощаники, заплясали на месте, борясь с сильным невским течением в виду величественной крепости. Воевода, широко расставив для устойчивости ноги на палубе своего большого, саженей пятнадцати в длину, струга, внимательно оглядывал крепостные стены. Каменную громаду Орешка он невольно сравнил с былинным русским храбром Святогором, заснувшим на острове в истоке реки в полном вооружении.

Сколько раз эта твердыня, возведённая три с лишним века назад внуком Александра Невского – князем Георгием Даниловичем – переходила из русских в шведские руки! Первый раз – спустя четверть века после основания. Король шведский Магнус Эрикссон тогда на Русь напал. Спустя год Орешек отвоевали и под приглядом новгородского архиепископа Василия возвели на месте почти сгоревшей во время сражения деревянной крепости каменную. А лет двести назад её вновь перестроили, сделав неприступной. Сколько шведы нападали – всякий раз ни с чем убираться приходилось из-под крепких стен!

За год до избрания царём Михаила Фёдоровича, отца нынешнего государя, после девятимесячной осады взяли-таки еретики лютераньские измором почти пустую крепость – её защитники или погибли, или умерли от болезней и голода. Жаль, но шведская теперь она! После Смуты обосновались тут шведы, опрометчиво наведённые на Русь царём Василием Шуйским, якобы с поляками биться. Они токмо свой интерес блюли, растеклись по всему северу! Опосля закрепили своё право на крепость в Столбовском договоре, обозвали её Нотебургом. Чуть заходила речь о возвращении Орешка – на бумаги ссылались: по договору он наш! А вот не стал великий государь Алексей Михайлович подтверждать Столбовский мир – и на тебе, нехристь, выкуси! Послан сюда воевода Потёмкин с войском вертать крепость, три с лишним века назад русскими людьми возведённую! Размышления стольника прервал громкий вскрик: по команде, видимо, десятского, один из стругов с казаками споро побежал к Орешку.

– Куды! – вырвалось у Потёмкина, прекрасно, впрочем, понимавшего: на судне его не услышат. Но он же строго-настрого велел без его приказа к шведу не соваться – и на тебе!

До берега оставалось, наверное, с полверсты али боле, точно на глаз по воде определить было трудно, когда над одной из бойниц Государевой башни взвился белый дымок, затем раздался невеликий гром – и справа от струга в воду бухнулось ядро, забрызгав казаков холодной невской водой.

Струг тут же начал разворачиваться, и воевода видел, как кормщик исхитрился увести его в сторону от второго ядра, также не причинившего вреда донцам. Птицей подлетел своевольник к большему стругу, на котором, вместе с пятью десятками стрельцов, находился воевода, и казаки, баграми уцепившись за борт, удерживали суда рядом.

– Как посмели без приказу? – загремел Потёмкин, сжав кулаки. – Тута вам не Дон, а войско великого государя! Кто посмел? За таки дела живота лишиться можно!

Казаки недовольно загалдели, иные, взяв в руки мушкеты, уже недобро глядели исподлобья.

– Я струг повёл, батька, – спокойно подошёл к борту старый ясаул. – Токмо ты живота меня не лишишь – мои проворней стрельцов будут, раз – и тя кончат!

– Ах ты, – аж задохнулся от гнева стольник. – Ах ты…

– Лукой кличут, – так же спокойно продолжал ясаул. – Ты ж крепкоумный, грят, воевода, так зри: проведали мы, как далече швед из пушек бьёт. Пред осадой перво дело!

– Откель ведаешь? – начал остывать Потёмкин, сознавая, что старик-то прав, и он сам всё одно устроил бы проверку шведской артиллерии.

– Сызмальства в походах, – осклабился в улыбке ясаул. – И Азов брал. Азов – крепость-то поболе Орешка будет!

– Добре, – тряхнул бородой воевода. – Стой-ка.

У царёва стольника ещё стояли перед глазами схватившиеся за мушкеты казаки, но он, видимо, принял какое-то важное для себя решение.

«Случись что – всё одно порешат, не сморгнут, – думал Пётр Потёмкин, – никого, кроме свово атамана не признают. Но воины справные!»

Он сокрушался про себя, что с казаками у воеводы и его начальных людей сразу же не заладилось. На всех они глядели насмешливо, отпускали шутки по поводу кое-как одетых и кто чем вооружённых ладожан, солдат полков нового строя, сторонились стрельцов – и только пушкарям выказывали некое подобие уважения. Впрочем, пушкари сами ни на кого внимания не обращали, они, почти колдуны, по мнению иных воинов, составляли со своим нарядом особое товарищество, в которое хода никому не было.

Но сейчас Потёмкин решил как можно быстрее захватить Монашеский остров, расположенный с юга от Орешка, чтобы установить на нём пушки и начать обстрел крепости. А для этого ему были надобны ловкие, привыкшие к лихим налётам казаки. Он бы с удовольствием придвинул осадную артиллерию ближе к крепости, но это было невозможно! Стены почти отвесно поднимались из воды, а небольшой плацдарм на берегу отлично простреливался шведами. Вот воевода и подозвал родича – Силу Потёмкина, приказал тому передать судам отойти подале и держаться вместе до приказа, а ему, на безопасном от батарей Нотебурга расстоянии, со стрельцами плыть к правому берегу и заставами отрезать шведов от мира. На левый же берег приказал Силе послать большой струг со смышлёным пятидесятником Потапом и тем же заданием. Сам же…