а каждый живет своим бытом и со своей культурой, но уважают друг друга. Это положительная комплиментарность. И тогда, при положительной комплиментарности бывают Ксении, то есть этносы-гости.
У нас (в Ленинграде. — Ред.) на Васильевском острове до войны было много немцев. Они говорили по-немецки, только по-немецки, по-русски даже и не выучились. Ходили друг к другу Kaffee trinken. (Л. Н. Гумилев говорит по-немецки фразу «кофе пить», то есть ходили друг к другу в гости. — Ред.) Ну, после войны их, конечно, не осталось. Так что вы их не знаете, а я еще их помню. Они жили отдельно, но мы никогда не ссорились. Никакого отрицательного отношения к ним не было. — Ну, немцы и немцы.
А есть такое отрицательное отношение, когда чужой этнос приходит и занимает места аборигенного. Так было, например, в эпоху эллинизма в древнегреческих городах-государствах, которые выбросили своих пассионариев в македонские войска и построили греческие города на совершенно чужих территориях: Александрию, Антиохйю, Лаодикйю, Таре.
Много было городов, в которых жили греки, не имевшие никакого отношения к местному населению, несмешивавшемуся с ним, но узурпировавшему их права, их земли, их сады, их храмы даже. Вот единственно, что они принимали от ближневосточных аборигенов Малой Азии и Сирии, это — поклонение их богам и особенно богиням. Изиде[711] они поклонялись, Кибеле[712] — матери богов, Астарте[713] — богине любви, вообще — многим. А так, нельзя сказать ничего особенного.
И когда потом, в VI веке, началась война с Персией неудачная, то персидский царь — шах Хосров разрешил и даже указал, — убивать всех греков и — не трогать азиатских (греков, живших в Азии. — Ред.), они — свои.
Как видите, бывают разные коллизии при отсутствии пассионарного толчка. Но пассионарный толчок, если проходит через эту территорию, он как бы расплавляет стереотипы поведения и делает из них — сплав, то есть — новый этнос. Вот в чем роль пассионарных толчков.
Вы знаете, вот, между поляками и украинцами — нет комплиментарности, комплиментарность отрицательная. На наш взгляд, они казались, эти украинцы (особенно западные), очень похожими на поляков. Но как они друг друга ненавидели! Это то, что я лично наблюдал.
Вы знаете, с эстонцами и латышами у нас тоже — отрицательная комплиментарность, никак мы с ними ужиться не можем. Правда, царское правительство умело найти тут выход. Потому что оно оставило там большое количество потомков немецких крестоносцев, прибалтийских баронов, которые вынуждены были, так сказать, — балансировать:
между своим народом — своими латышами и эстонцами и процарским правительством, где они делали карьеру;
между Петербургом и своими деревнями.
И это создавало такое неустойчивое равновесие, которое, в общем, всех устраивало. Ну, потом, когда немцев не стало, а у тех появилась монолитность, ну, не знаю, как-то выйдут из положения сейчас. Но — это уже меня не касается. Я тут советов уже не даю. Советы — не по моей части. Я просто могу указать на всю сложность проблемы.
Насчет печенегов — сказать трудно, с ними — довольно давно покончили, и они если и смешивались, то с болгарами. А половцы мешались с русскими — на всю катушку! У целого ряда русских князей были — половецкие матери.[715] Произошла антропологическая ассимиляция. И продолжалось такое положение очень долго, — до Ивана Грозного, пока он не взял Казань. Эпизод был очень кровавый. Но после этого уцелевшие казанцы оказались подданными Белого царя и попали под защиту русских законов. То есть их уже нельзя было ни убивать, ни грабить, ни увозить женщин. И они сами лишились этого права. И вот тогда сложился этнос казанских татар, которые сейчас безумно хотят, чтобы их переименовали в булгары, а я за это их укоряю: «Не надо вам свое имя менять».
Но он сложился именно из этих метисов и отличался от окрестных русских только мусульманской религией. А вот что касается мусульманской религии, то ту-то вот тоже особенно никто не понимал. Одни говорили, что надо говорить «Господи, спаси меня», а другие говорили: «Ин шалла а шалла Мухаммед расуль Алла». Причем русские еще понимали, что они говорили, потому что Кирилл и Мефодий сделали перевод. А этим надо было молиться по-арабски. — Простите, это только арабисты могли быть мусульманами, — выходит так? Но они вышли из положения. Они выучивались читать Коран и делать даже правильные огласовки (не зная ни одного слова и не понимая смысла). Вот таким образом оказалось, что народное мироощущение преодолело культурные напластования.
Мой одни добрый знакомый и противник — Шёнников,[716] сторонник географического детерминизма, больший, чем я (я тоже географический детерминист), он говорил, что делить татар и русских — нельзя. Потому что у них дома — одинаковые, хозяйства — одинаковые, земледельческие орудия — одинаковые, а только высокая культура — разная. И, тем не менее, этого оказалось достаточно. Их все-таки разделили. И они как-то себя чувствуют, в общем, субэтносом среди русского этноса.
Один геолог был в Восточном Туркестане[717] приехал в Хорашан и встречает там человека, который говорит свободно по-русски. Он удивляется, говорит: «Вы что — русский?»
«Да, — говорит. — Собственно, я — казанский татарин. А в Китае считаюсь русским».
Вот так. Конечно, если бы он был в Новой Гвинее, то там бы он был — европейцем, наряду с англичанами, и голландцами, и всеми прочими. То есть оказывается, что — при наличии комплиментарности, — это возможно.
Но вот что любопытно. Я встречал этих удмуртов, и надо сказать, что это народ, заслуживающий самого большого уважения. Потому что, живя среди русских, они сохранили свой стереотип поведения. Надо сказать, очень приятный. У меня был один знакомый удмурт, который 15-й год сидел, кажется, и еще ему много оставалось, потому что он говорил: «Когда я пьян и увижу милиционера, я бью его. Иногда мне дают — «террор» (10 лет), иногда мне дают — «хулиганство» — полгода. (Л. Н. Гумилев называет срок и кратко уголовную статью. — Ред.) Ну, как придется. И вот нужно, чтоб третий раз. Когда я трезвый, я его — не трогаю. Но когда — пьяный, я не могу — я его бью». (Л. Н. Гумилев смеется. — Ред.).
Он был очень воинственный. Мы с ним дружили, потому что он прекрасно разгадывал сны. Вы понимаете? Мы не слились в один этнос, мы — понимали, что он — черемис (или удмурт, я не помню, нет, кажется, черемис был), но сны он здорово разгадывал! И мы находились друг с другом в самых лучших отношениях. Вот вам и симбиоз — способ позитивной комплиментарности.
Надо сказать, вот вам демографические данные (я запомнил): в Грузии при царице Тамаре[718] в расцвет ее политического могущества было 4 миллиона жителей. При Георгии XII,[719] то есть при присоединении к России — 800 тысяч жителей. Сейчас опять 4 миллиона, потому что у них этот — отлив населения, покража людей прекратилась. Но это были, конечно (у грузин и черкесов. — Ред.), отрицательные взаимоотношения.
Но погодите, я, как ни странно, не отметил отрицательных отношений между грузинами и армянами. Объяснить я этого не могу, потому что для этого надо быть — кавказоведом, а у меня узкая специальность — Центральная Азия.
Отрицательная комплиментарность была, например, на Кавказе, — у грузин и чеченов, и особенно у грузин и черкесов, чечены-то — не так. Потому что у черкесов был промысел, — нападать на Грузию, красть красивых девиц и мальчиков и — продавать в Турцию. Они этим и существовали. Ну, естественно, грузинам, — это не очень нравилось. Но они с черкесами ничего поделать не могли. И тогда они приносили взятки, прошения писали, — Михаилу Федоровичу, Алексею Михайловичу, Петру Алексеевичу, Екатерине II. И наконец, Павел,[720] согласился принять Грузию в состав Российской империи. Потом Александр I послал после 1812 года туда Ермолова.[721] Ермолов этим черкесам — выдал! И тогда работорговля грузинскими мальчиками прекратилась.
С западносибирскими народами циркумполярного культурного круга были такие же взаимоотношения, как с черемисами (я рассказывал). То есть с ними по-хорошему жили и друг друга не обижали. Но тесного контакта не заводили, не сливались. Ну, так же и с тунгусами.
А вот дальневосточные чукчи, они не пустили ведь к себе русских землепроходцев. Они сохранили независимость внутри Чукотского полуострова. Они были совершенно другого склада и другой типа — американоиды. Очень такой интересный народ, я мало их видел, но видел все-таки. У них какая-то очень сложная мифология, очень сложная внутренняя и народная философия. Говорить они только не могут научиться по-русски. И не особенно стремились к этому. Но они выделяются из общего числа народов Сибири.