И растают они словно хлопьями в полыме,
И душа молодая жива.
А моя и смутится, и никнет, унылая,
Словно совестно ей при тебе.
Что-то грустен я стал. Погадай, моя милая,
О своей благодатной судьбе.
«Не серебряные крины…»
Не серебряные крины
Райских радужных нолей,
Золотые мандарины
Сердцу детскому милей.
Но когда на ветви кисти
Заблистали близ тебя,
Не срывай их и не чисти,
Без корысти полюбя.
Не дели их и не кушай,
И друзей не угощай,
Вожделения не слушай
И душой не обнищай.
Если ж благосклонный случай
Кисть уронит с высоты,
Рай земных благополучий
Оцени достойно ты.
Искрометней, светлопенней
Благородного вина,
Всех блаженней песнопений
Песнь да будет сложена.
Упиваясь, оставайся
Лишь с собой наедине,
Наслажденью предавайся
Безраздельному вполне.
Не серебряные крины
Райских радужных полей,
Золотые мандарины
Сердцу детскому милей.
«Когда бы, как Верлен, среди живых цветов…»
Когда бы, как Верлен, среди живых цветов
И всеми соками играющих плодов
Я смел вам поднести в корзине той же – сердце, –
Не правда ли, ведь вы не вспомнили б о перце?
А в глубине души хоть каплю смущены.
Не знали бы хоть миг, что делать с ним должны,
Куда его девать. Но щечек злые пятна
Мне приказали бы забрать его обратно,
А с ним уж заодно цветочки и плоды.
И я б, оторопев, чтоб не нажить беды,
С поклоном вышел вон: ослушаться посмей-ка!
Меж персиков и роз малюсенькая змейка
Вдруг проскользнула бы. А там уж – хвать-похвать –
Ведь сердцу бедному никак не сдобровать.
Вот почему его, не на манер Верлена,
Запрятал я в стихи, страшась склонять колена.
«Воздвиг купец Канатчиков…»
Воздвиг купец Канатчиков, –
Дал бес ему удачу, –
Для бесовых потатчиков
Канатчикову дачу.
Сюда ж товарищ Кащенко,
Надевши свой халатец,
Меня, как дурака-щенка,
Посадит на канатец.
«Вам классические розы…»
Вам классические розы
Юной рифмой расцвели:
Обновили их колхозы,
Воскресители земли.
Молодясь, старушки-музы
Ныне в нашей стороне,
Поспешив окончить вузы,
Стали с веком наравне:
Пожеланья к именинам
Все по-новому поют:
Тишь и гладь вам с наркомфином,
На жиллощади уют!
Светом солнечного мифа
Наяву да будет вам
Благодать в чертогах Зифа,
В Госиздате фимиам.
«Прошлого лета…»
Прошлого лета –
Я помню день или два –
У меня словно и не было вовсе;
Грустью согретая,
Мелькнула едва
И не пела певучая осень.
Ныне зима,
Космата, студена,
Награждает метельными звуками,
Пьяницу обнимая, –
В пути усыплен,
Замерзает он, сладко забаюканный.
Что за отрада
Гореть в морозной ночи!
И звучит и разливается стройно
Песней богатою,
Хмелен ты и чист –
И един с этой родиной черной.
«Да, я тебе отвечу поскорей…»
Да, я тебе отвечу поскорей:
Четыре дня я подышал на воле,
В санях проехал в чистом снежном поле –
И вновь любил до радости и боли
Всю ширь, и тишь, и грусть земли моей.
Ты весело на лыжах побежишь
И в это воскресенье, и в другое –
И прозвучит в твоем мажорном строе,
Что для меня уже ушло в былое –
Родных полей и грусть, и ширь, и тишь.
«Гармонь моя матушка…»
Гармонь моя матушка,
Да лучше хлеба мякушка,
Я тебя послушаю
С милкой моей Грушею –
И никак не пойму,
Отчего да почему,
Да по какому случаю
Сам себя я мучаю.
«Не поедешь больше к Яру…»
Не поедешь больше к Яру, –
Что же делать? Не плошай,
Подвигайся к самовару,
Завари некрепкий чай.
И мурлычь до поздней ночи
Потихоньку, про себя –
Хоть о том, как черны очи
Поглядели, не любя.
Где гитара? Эх, разбита!
Обойдись и без нее.
Всё равно не пережито
Разудалое житье.
И пускай не взвидишь света,
Затоскуешь – ну так что ж?
Верно, песенка не спета,
Если песенку поешь.
«Улыбнись же насупленной мрачности…»
Улыбнись же насупленной мрачности
Злого поэта,
Преисполнена ясной прозрачности,
Силы и света.
И откуда запросятся бледные
Жалкие звуки, –
Ты туда протяни всепобедные
Стройные руки –
И растущая песня расширится,
Внове пропета, –
И, послушное, утихомирится
Сердце поэта.
«Тебе даны мгновенья взлета…»
Тебе даны мгновенья взлета
Ввысь, в тот разреженный эфир,
Где прах и дольняя забота
Покинут твой волшебный мир.
Зачем же ты стремишься выше
И хочешь миг продлить, разлить?
Высь могут на земле любить
Смиренно люди, травы, крыши.
Торжествен лёт железных крыл,
Сооруженных дерзновеньем,
Но вечности не покорил:
Ее он только ощутил
Высоким, как твое, мгновеньем.
И ты ведь любишь легкий труд
Земного радостного ига,
И вместе с ним к тебе идут
Даянья творческого мига.
«Не позвякивает колоколец…»
Одинокое сердце оглянется
И забьется знакомой тоской.
Полонский
Не позвякивает колоколец
Борзой тройки у крыльца;
Не бредет в скуфейке богомолец –
Божий странник – степью без конца.
Хорошо с любимого порога,
Покидая мирный дом,
Уходить в далекую дорогу
Непоспешно, чинно, чередом;
Хорошо, когда открыты дали,
Хоть неведома земля;
И без радости, и без печали
Города, моря, поля –
И людей – в раскрывшуюся душу,
Словно в чашу — до краев
Принимать. – Нет, я покой нарушу,
Оглянись, – а он и был таков.
Отчего? Дорожный колоколец
И не звякнул у крыльца.
Не видать – бредет ли богомолец
По степи без края и конца.
«И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут…»
И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут,
И ходит ходуном изумленная земля,
На сотни сотен верст огнедышащие клокочут
И разверзаются первородные поля.
Так новью новою целина души взрезается,
Вот глыбы глянули на простор из глубины,
А дали до краев неземной земли расстилаются,
Вот тут, в твоей груди, не впервые ли рождены?
Как люди потные и дочерна закопченные,
Рабочий кончив день, уж полны живых речей!
А там, куда ни глянь – молодые, неугомонные,
Другие при огнях снова пашут горячей!
Так тракторы рычат, гудят, поют и стрекочут
В ночи души твоей – и, за сменой смена, вслух
Корявых темных дум сырая сила пророчит:
И в мире, и в тебе воспарит бессмертный дух.
САМОПОЗНАНИЕ
Искусством познается мир. И в мире
Во-первых человек. Самопознанье —
Наука всех наук. Его дает
Среди искусств и ближе, и тесней
Искусство живописи: за вещами
Тут видишь суть вещей; за человеком
То вечно-человеческое, чем
И жив-то человек.
Пусть на портрете
Отпечатлелось доброе и злое,
Больное и здоровое, от праха
Или от духа жизненное в нас, –
Художнику всё дастся в идеальной
Прозрачности. И мастеру портрета
Отведено не первое ли место
Средь живописцев?
Дай себе отчет:
Когда следишь ты взгляд его пытливый,
Что на тебя и быстро устремлен,
И длительно, – тебя ли просто видит,
Тебя ли ищет он? Нет. Он глядит
Туда, куда-то, словно бы не видя
Того, что здесь. И словно бы оттуда,
Откуда-то – и линии, и краски,