Чтобы всегда ему сквозь шум мирской
Нездешние созвучия звучали.
IV
Напевный строй приметивший вначале
В душе моей – о, будь благословен,
Как светлый взор глаза мои встречали,
Так ясный дух в моем отпечатлен.
Мне грезится: лишь у твоих колен
Прилег бы я – и отдохнул бы духом,
И позабыл житейский тусклый тлен,
И не дался б душевным злым разрухам
V
Сочувственным и благосклонным ухом
Ты лепету внимал ребячьих строф;
И помню, в них изъяны чутким слухом
Ты уловлял, так ласково суров.
Но все милей мне намять вечеров,
Овеянных широким вдохновеньем
Тех пушкинских пылающих стихов,
Что я люблю твоим одушевленьем.
VI
Ты их читал – душой, с самозабвеньем:
«Ужасный век, ужасные сердца». –
Мне не забыть, каким проникновеньем
Волшебный стих звучал в устах отца.
И не один мне намять до конца
Стих сбережет, так явно всемогущий,
В движении любимого лица
И в голосе живом навек цветущий.
VII
Еще люблю под липовою кущей
Родных аллей его воспоминать;
А возле, там – порфирою цветущей
Тех цветников живая благодать.
Что он любил лелеять и ласкать
Живой весной и благодатным летом,
Великую в Труде лобзая Мать,
С лопатою умея быть Поэтом.
VIII
Еще люблю с зеленым кабинетом
И с книгой слить мечтанья о былом.
Когда б душе напомнил лишь об этом
Тот, сладостный весельем и трудом,
Но памятный и горем старый дом!
Тот старый рок – сокрыт и неминуем –
Постигнул нас таинственным судом,
Что мы, младенцы, всё же смутно чуем;
IX
Соединил последним поцелуем
С родимыми – сыновние уста,
Каким навек нетленно знаменуем
Сомкнутые в волшебный круг лета.
Пусть эта жизнь у жизни отнята;
О, тихий звук последних слов прощальных!
Звездою грусть озарена, свята,
Из далей тех, безоблачно-печальных.
X
Благословен безмолвный мир тех дальних
Благих годов! Звезду свою зажгло
Прозренье – смерть – из дней многострадальных.
Передо мной открыто и светло
Спокойное высокие чело;
Напутствие в земном пути навечно,
Живой руки пожатие тепло;
А прошлое – так ясно человечно.
I
Пускай же всё, как время, быстротечно;
Свет Памяти одной незаходим.
И помню всё: я пел в тот миг беспечно,
Как над судьбой суровый серафим
Стоял, крылат и тих с мечом своим.
Не слыша слов, я в легком дуновеньи
Вдруг всё постиг, молчанием томим –
И сам замолк: священное мгновенье!
II
Так строгого крыла прикосновенье
И песнь мою постигло, и меня.
Поныне я пою в самозабвеньи,
Минувшее молитвенно храня.
Кому ж сейчас – не в суетности дня –
В предтишии ночной поры глубокой
Душа поет? тому, кто ей родня –
Мой первый друг: сейчас – ты друг далекой.
III
Но близок ты душою тайноокой
И в этот миг моей души. Внемли
Здесь повести простой и одинокой,
Мне веющей теплом родной земли,
Где вместе мы когда-то расцвели,
Где видел ты – равно для сердца живы –
Волшебные в лазури корабли –
Моей души к ее звездам порывы.
IV
В ночи звезда. Напевны и нелживы
Ее игрой взнесенные мечты.
И страсть – звезда. Глубокие отзывы
Ей рождены в эфире чистоты.
И смерть – звезда. Какие высоты
Озарены твоим лучом нетленным!
Не волею ль великой веешь ты?
Не духом ли – живым, родным, не пленным?
V
Ночь. Страсть и Смерть. Созвездьем незатменным
Блеснули мне в далекие года –
И с той поры наитьем неизменным
К вам устремлен мой дух всегда, всегда.
Для странника настала череда
Излить души заветные признанья, –
Чтоб только лишь не затереть следа
В моем лесу великого молчанья.
ОГАРЕВСКИЕ РАЗДУМЬЯ
1
На старые стулья, и кресла,
И стол, и в пыли зеркала
Глядел я – и тускло воскресла
Вся боль, что недавно была.
И стало мне грустно, уныло;
Я думал о жизни своей:
О, как всё проходит, всё было –
И радость, и горе людей.
И что же из этого станет?
Еще кое-что, что пройдет –
И снова в минувшее канет,
Опять и опять в свой черед.
И скука осыплется пылью
На стекла зеркал по пути
И будет над бывшею былью
Свою паутину плести.
2
Спать хочется и не могу решиться
Прилечь, уснуть.
Душа пуста и скукою томится.
Но как-нибудь
Всё лучше, хоть нанизывая строки
Еще к письму,
Одолевать положенные сроки
И гнать дрему.
Пусть ничего ты больше и не скажешь, –
Вольнее грудь.
И словно бы спокойней, легче ляжешь –
Вздохнуть, уснуть.
3
Ты, может быть, в большой столице,
Где шумно весело тебе:
Движенья, звуки, краски, лица…
А я вручен простой судьбе.
Я здесь проехал мимо дома,
Где полукруглое окно.
Вверху окошечко знакомо
И мило мне давно-давно.
Был воздух влажный и весенний, –
Мне время славное пришло
На память; но от тех мгновений
Тревожно мне и тяжело.
Я их люблю. Но и не знаю,
Куда из них я выхожу,
Начав прекрасно; верный краю
Родному, по тебе тужу.
4
Старик, ребенок, я – одно и то же.
Все глупости, все страсти стариков,
Детей и юношей – во мне. О, Боже!
Как двинуться? Вот отчего похоже,
Что будто я и вял, и бестолков.
5
Я мученик. Я сам себе палач.
Мне от себя куда бежать – не знаю.
Покоя и забвенья умоляю.
Приди ко мне. Обнимемся. Поплачь.
6
Нет, слишком поздно. А когда-то
С восходом солнца надо мной
Я сам гармонией иной
Дышал глубоко и богато.
В самозабвеньи забытья
Влачусь отныне полусонный,
И стройность песни похоронной
Теперь – гармония моя.
7
Ты в этот день обедала у нас.
Совсем особенные в мире целом,
Я помню клеточки на платье белом;
Его ты надевала в первый раз.
Отец мой ласков был. А нам с тобою
Неловко было. После мы одни
Остались. Было хорошо. Но дни
Иные ведь отмечены судьбою.
Твой день – апреля первое число.
И минул он. За ним прошла неделя,
И целый год, и много лет прошло:
А вся-то жизнь – не первое апреля.
8
Страстям и случаю я предан слепо.
Кажусь я тих, а мне ведь без разгула
Жить невозможно. Даже зачастую
Нет сил противустать желанью –
Растратить жизнь в каком-нибудь порыве
Безмерном, буйном, в яростном безумьи,
Которому бы не было границ.
Тут нету добродетели. Условный
Порядок вытолкнет меня, конечно,
Как пробку из воды, как человека
Запятнанного. Только есть ли тут
Действительно порочность – сомневаюсь.
Тут есть своя, я знаю, человечность.
Да ведь и то – ну, надо же себя
Девать куда-то. Труд – но не могу
С ним свыкнуться и выдержать. Стараюсь,
Но нет, не знаю, слажу ли с трудом.
А жить-то всё же хочется. Разгул —
Замена счастью. Есть в душе какой-то
Червяк. Подъел он всякую возможность
Блаженства. Правда. Ну, так и гуляй,
Ты, буйная головушка. Так жизнь
Пройдет, хоть судорожно. А умру –
О ней не пожалею, но, прощаясь,
Ведь и не прокляну ее. Спасибо
За то, что было. Да, та миг любви,
За опьяненье, за святое чувство
Любви великой к людям, что прошло
По всей моей, теперь изжитой, жизни.
9
Кто требует жертвы – не любит.
Не требую жертв от любимой,
Ни даже уступок малейших –
Нет, я не хочу ничего.
Я знаю: кто жертву приносит –
Действительно, истинно жертву –
Тот будет того ненавидеть,
Кому эту жертву принес.
Я жертв не хочу и не жду –
И сам приносить их не буду,
Как их не принес – ни единой:
Кто требует жертвы – не любит.
10
Ты знаешь. Ведь я не могу, хоть с тоски,
Стихи мои в письмах к тебе посылать.
Ты как-то сказала: «Напишешь стишки –
Ну вот, и спокоен опять».
Обидны мне были такие слова.
Так, стало, стихи от покоя идут?