«В глиняной вазе моей увядают пурпурные розы…»
В глиняной вазе моей увядают пурпурные розы,
Сыпля на стол лепестки, томный лия аромат.
Так отпылавшая страсть, померкая в стынущем сердце,
Сладко и грустно томит благоуханьем своим.
ТВОЙ ПОЦЕЛУЙ
1. «Твой поцелуй мне мил и странен…»
Твой поцелуй мне мил и странен.
Я им сражен! смертельно ранен.
Меня язвит его печать.
И сам не верю я: ужели
Уста смущенные посмели
Твоим, замедлив, отвечать?
Но как я счастлив поневоле
От этой сладости и боли,
Изнемогая – как во сне.
И в каждом жизненном биенье
Блаженной смерти упоенье
С тех пор дано тобою мне.
2. «Когда, на миг овеян тайной…»
Когда, на миг овеян тайной,
Я вижу светлой и бескрайной
Мою далекую судьбу, –
Навстречу страстному доверью
Мелькнет за радужною дверью
Свобода темному рабу, –
Как через миг неутомима
Тоска моя, мечтой палима,
Всеразрушительно остра;
Как безысходно напоследок
Мне дым пронзителен и едок
Испепеленного костра.
«Белой полночи сила…»
Белой полночи сила,
Прозрачная мгла,
Ты меня не томила,
Одежды сняла –
И душа не просила,
И нежить могла.
Ты меня полюбила,
Нага и бела –
И улыбка скользила
От уст до чела,
Мягко грудь озарила,
На плечи легла.
Сон наяву!
Белая ночь!
«Если б не было видений…»
Если б не было видений,
Как я жил бы, дорогая,
Вечной жаждою свиданий
Возгораясь и сгорая?
В ожиданье бесконечном
Я за ночью ночь на страже,
Чтоб узнать тебя в привычном
Ослепительном мираже.
Только страшно: здесь, влюбленный,
Я упьюсь твоей улыбкой;
Там – лишь призрак мой туманный
Ты узнаешь ночью зыбкой.
ПРОЩАНИЕ
1. «Только роза…»
Только роза,
Только алая роза
В золотых волосах;
Только песня
Бесконечная песня
На влюбленных устах.
Всё в тумане,
В озаренном тумане –
Заклубилось, плывет;
Всё – как песня,
Злато-алая песня,
Замирая, живет.
2. «Я смотрю – влюбленная денница…»
Я смотрю – влюбленная денница
Над тобою теплится светло.
Позабудь же всё, что ночью снится,
Всё, что ночь томило и сожгло.
Только я с предутреннею дрожью
Не забуду тлеющих ночей –
И опять пойду по бездорожью
От зари к заре – ночной, ничей.
3. «Если б мог коснуться я…»
Если б мог коснуться я
Уст пылающих улыбкой,
Опьянил ли бы меня
Хмель, как вихорь, знойный, зыбкий?
Если б ниц склоненный мог
Я познать прикосновенье
В пляске нежных, белых ног –
Я вкусил ли бы забвенье?
Кто ответит? Но когда
Я не знал такого счастья, –
О, изведал я тогда
Разве меньше сладострастья?
4. «Я всё тот же: чужда мне коварность…»
Я всё тот же: чужда мне коварность,
И тебе, что уже далека,
Возглашаю теперь благодарность,
Благодарность за миг – на века.
Предо мною открыта безмерность
И покой неоглядной реки.
Осени же воскрыльями верность
И напутствие мне изреки.
«Я, взявшись за голову, прочь пошел…»
Я, взявшись за голову, прочь пошел,
В последний миг увидев на тени
Склоненный облик твой. И заперся
Я у себя и, тяжело дыша,
Лег навзничь – и глядел я в темноту;
Я в темноту пустую улыбался
И видел улыбающийся образ:
Румяные чуть шевелились губы,
Светился взор; глядел я, задыхаясь,
И слушал трепетный и нежный шепот.
РЕВНОСТЬ
Я помню жгучую усладу
Внезапной ревности твоей.
Что несовместней и странней
Знакомому теченью дней,
Родному песенному ладу?
И всё ж я некий смутный строй
В тебе постиг взмущенным духом:
Насторожившись, чутким ухом
Так слышим гул земли порой.
УЗНИК
К острову печальному причаль.
Кончена унылая разлука.
Общею пробудится печаль,
Новою – изведанная мука.
Башенных курантов с вышины
Слышишь ли приветственные стоны?
Старые сулят свои же сны,
Медленно пророчат, полусонны.
На берег выходишь ты ко мне.
Кончены томления разлуки –
Начаты иные. – Как во сне
Башенных курантов злые звуки.
«”И это всё?” – сказала ты…»
«И это всё?» – сказала ты,
Склонив померкшие черты,
В ответ на то, что вихрем счастья
Казалось в буре сладострастья.
«И это всё?» – Туман покрыл
Сиянье радужное рыл.
Я медлил, пред тобой склоненный –
Угасший вдруг и опаленный.
«Устал я бесцельно, безмерно…»
Устал я бесцельно, безмерно;
Нет мысли, ни чувства, ни воли,
И день пережитый ложится
Веригой на душу мою.
В пустыне ее нет желаний;
Но в самом бессильно склоненье
Она повергается в бездну,
Где звуки, где песни, где ты.
«Когда я ночью с моим огнем…»
Когда я ночью с моим огнем
Одинок, одинок, –
Тогда ли жутко мне в углу моем
В заповеданный срок?
Мой тоскующий дух напряжен тогда
И безумный – поет:
И в безумье моем окрылен я всегда
На последний полет.
И бывает миг – песнь усилья и боли
И целящих услад,
И несказанной победной воли,
Одолевшей разлад:
Чтобы ты, меня не любившая,
Не томила меня —
Не может быть:
И чтобы ты, меня забывшая,
Забыла меня —
Не может быть.
СУДЬБА С СУДЬБОЙ
1. «Как я грущу, как плачу по тебе!..»
Как я грущу, как плачу по тебе!
И сладко вдруг, назло моей судьбе,
Тревожить ум немыслимою встречей,
Манить мечту за грань противоречий –
В те давние, в те стройные года,
Не бывшие как будто никогда:
Ведь может быть, – проникновенным оком
Я вижу их в предчувствии далеком.
Твои глаза, все милые черты,
Движения, что знала только ты,
Руки твоей к руке прикосновенье…
Но миг один – и где самозабвенье?..
Ты в прошлом ли, в грядущей ли судьбе –
Я всё грущу, всё плачу по тебе.
2. «Я грезил о любви твоей…»
Я грезил о любви твоей,
Твои напевы мне звенели,
А за стеною всё слышней
Взывали жалобы метели.
Мгновенья зыбкие летели
И, распыляясь надо мной,
Вокруг полуночной постели
Звучали песнею двойной:
И согревающей весной,
И безнадежностью холодной:
Со тьмою свет, со стужей зной
Сплетались ли в борьбе бесплодной?
Иль трепет страстности голодной
Искали смутно утолить?
Не стала ль ласково-свободной
Их сопрягающая нить?
Не начинают ли манить
Согласно слившиеся трели
И дух гармонией томить
Так странно нежною? Ужели?
Напевы не твои ль? Не те ли?
Всё неразрывней, всё полней…
Я грезил. Возгласы метели
Взывали о любви твоей.
3. «Нет, я не помню первой встречи…»
Нет, я не помню первой встречи –
Не потому, что шли года:
Твои глаза, движенья, речи
И знал я, и любил всегда.
Нет, я не помню расставанья –
Последних слов, пожатья рук…
Жестокий, горький час прощанья
Для нас не пробил, нежный друг.
Но ни свиданья, ни разлуки;
Не без тебя – и не с тобой…
За что ж отчаянье и муки?
Явись – и протяни мне руки,
Мне обреченная судьбой.
4. «Явись же хоть затем, чтоб тихо взор печальный…»
Явись же хоть затем, чтоб тихо взор печальный
С глубокой думою остановить на мне;
Чтоб я коснуться мог – безвольный, как во сне –
Твоей души многострадальной.
И пусть, отдавшись вновь родной своей волне,
Плывешь ты в свой предел, безвестный, хоть недальный;
Знай: счастие мое в последний миг, прощальный
Мне было явлено вполне.
5. «Ты, может быть, придешь ко мне иная…»
Ты, может быть, придешь ко мне иная,
Чем та, что я любил;
Придешь, как вновь — не помня и не зная
Своих великих сил.
Но можешь ли идти со мною рядом,
А я — идти с тобой,
Чтоб первый взгляд не встретился со взглядом
И в них — судьба с судьбой?
Твоя судьба — предаться полновластью:
Суровой — не избыть.
Моя судьба — гореть покорной страстью:
Иной — не может быть.
СТИХИ ПРОЩАЛЬНЫЕ
И той нередко, чье воззренье
Дарует лиревдохновенье,
Не поверяет он его;
Поет один, подобный в этом
Пчеле, которая со цветом
Не делит меда своего.
Боратынский
1. «Я мнил себя жрецом в кумирне красоты…»
Непосвященных рук бездарно возложенье.
Боратынский
Я мнил себя жрецом в кумирне красоты,
Мечтались сном чужим мирские суеты;
Дарами мнилися высокого служенья
И тайнодействия, и рукоположенья.
Кто ж, кто полней тебя возмог бы оправдать
Избрание жреца, приявши благодать –
И посвященною таинственною жрицей
Воспеть хвалу небес?! Но я – отмщен сторицей:
В недоумении ты, бледная, молчишь;
Мой гимн – срывается, под сводом – тьма и тишь.
2. «Уроки дерзостной судьбы…»
Уроки дерзостной судьбы
Легли на сердце тяжким грузом,
И просветленные мольбы
Ниспосылать дано лишь музам.
Когда ж богини замолчат
В непостигаемости строгой,
Всклубится над земной дорогой
Сожженной жизни дым и чад.
3. «И всё же я помню твои нежные руки…»
И всё же я помню твои нежные руки
На холодной решетке балкона,
Дыханье акаций, предрассветные звуки,
Бело-матовый свет небосклона;
Спадающей влаги чуть заметные струи
(Ночь над городом нежно-невинна),
И лик твой печальный, и мои поцелуи
Рук твоих безответных, Нина.
4. «На языке тебе понятном…»
На языке тебе понятном
Хотел бы я заговорить
О несказанном, необъятном
И близком, близком, может быть.
Но я хочу – и не могу.
Останься ж здесь хоть легкой тенью,
Не дай взрасти разуверенью
На опустелом берегу.
«Ужель еще я не свободен…»
Ужель еще я не свободен
От старых снов, от прежних чар,
Ужель судьбе еще угоден
Бесстрастный плен, бездушный дар?
Иль при звездах, у ног чинары
Мне неотменно суждены,
Вовек не плены и не стары,
Всё те же трепетные чары,
Всё те же ласковые сны?
«Как упоительны поблекшие цветы…»
Как упоительны поблекшие цветы
С их тонким и скупым печальным ароматом!
В разуверении, на гранях пустоты
Не можешь позабыть о сне любви крылатом.
Тихонько падают на землю лепестки;
Но их сбираешь ты – и жадное дыханье
Впивает медленно томление тоски
И страсти неземной в земном благоуханье.
«О, если ты прежде любил…»
О, если ты прежде любил –
И после ведь ты не разлюбишь;
Когда ж, в своеволии сил,
Ты узел былого разрубишь, –
Знай: ты и в былом не любил;
А если любил – не разлюбишь.
В объятиях новой любви
Признаньем венчаешь былую;
Иначе уста оторви
От уст, что влекут к поцелую.
Нет новой, нет прошлой любви.
В грядущей – увидишь былую.
ИМЯ
Я позабыл об имени твоем.
Не часто ли, мечтания полны,
О старом мы по-новому поем?
Так серебрит, колдуя, сон луны –
Всё тот же томный, тихий водоем.
Ветвей склоненных шепчущая дрожь
И переплески пенистой игры…
Ты, зачарован, их не узнаешь,
Благословляешь – давние дары:
Так на былое сон твой не похож.
Но песню вдруг услышишь, истомлен;
Знакомый лик всплывает из воды:
Она – всё та ж. И ты – в плену времен:
Вступай на путь, где вечные следы,
Где зажжено одно – из всех имен.
«Даль – очарована. И разочарованье…»
Даль – очарована. И разочарованье
Могу ль я вымолить у каменной судьбы?
И скрипки нежный стон, и ярый вопль трубы
Мне облекут равно мое в ночи взыванье.
Так явно, что моя предызбранная часть –
Владычица, тебя напевами заклясть.
И всё грядущее не в том ли, роковое,
Чтоб образ твой создать стихи мои могли? –
И я увидел бы в торжественном покое:
Вот – ты ко мне идешь из голубой дали.
«С пурпуром царственных риз породнится могильное тленье…»
С пурпуром царственных риз породнится могильное тленье;
Ты же, раскованный дух, – о, не бессмертен ли ты?
Пурпур оставив лобзаний, душистые песни, земному,
В тонкий разлейся эфир, здесь отпылавшая страсть.