Как уже было сказано, Потресов не поддался на уговоры Струве отказаться от ортодоксальных марксистских взглядов, но сохранил к нему дружеское расположение. То же можно сказать и о Вере Засулич. Ленин колебался: в то время он был серьезно заинтересован в том, чтобы Струве оставался внутри движения. И если бы эти трое стали решительно отстаивать свою позицию, то возможно, даже несмотря на Плеханова, Струве не был бы исключен из рядов социал-демократов. Но этого не произошло, поскольку зимой 1900–1901 годов Ленин выступил против Струве, превратившись из сторонника в его смертельного врага.
Весной 1897 года, уезжая в сибирскую ссылку, Ленин считал себя не только политическим союзником Струве, но даже чем-то большим, чем то, что на партийном языке называлось «genosse», или «товарищ». Как уже было сказано, последним, что он успел сделать перед ссылкой, была защита Струве от нападок самарских ортодоксов в споре по поводу хлебных цен. В то время его взгляды на основные политические вопросы практически не отличались от взглядов Струве. Более того, подобно Струве, он стал расценивать борьбу за свободу — то есть за конституцию и парламент — как одну из важнейших насущных задач движения. Влияние Струве сказалось и в том, что Ленин во многом изменил свое отношение к капитализму: первоначально решительно отвергая его, в 1897–1899 годах он стал смотреть на него как созидательную и прогрессивную силу[485]. Правда, к попыткам Струве «улучшить» Маркса он продолжал относиться неодобрительно, но в то время он был склонен осуждать всякое теоретизирование, не связанное напрямую с политическим действием. И до тех пор, пока Струве оставался приверженцем главной задачи, которая для Ленина заключалась в том, чтобы, организовав социал-демократию и поставив ее на то место, которое до этого занимали народники, возглавить национальную борьбу за свержение царского режима, он был готов смотреть сквозь пальцы на идеологические грешки Струве.
На протяжении большей части периода сибирской ссылки Ленина между ним и Струве сохранялись терпимые и дружеские отношения. Они продолжали интенсивно общаться — либо напрямую, путем переписки, либо косвенным путем, через ленинских родственников, обсуждая при этом самые разные вопросы. Большинство из этих вопросов были литературного характера, поскольку в течение всех этих лет Струве фактически выступал в роли литературного агента Ленина: заботился о размещении его статей в периодике, находил издателей для его книг, вычитывал верстку и заботился о гонорарах. В 1898 году, по просьбе Ленина, он подготовил к печати сборник его статей «Экономические этюды и статьи»[486]. Наиболее существенный вклад Струве внес в подготовку к публикации книги Ленина, посвященной истории капитализма в России, над которой тот работал с момента его ареста в декабре 1895 года. На этот раз Струве не только, как всегда, помог Ленину получить недостающие ему для работы научные материалы, не только сделал все необходимое для публикации книги, не только вычитал всю верстку, но и дал ей название. Ленин хотел назвать ее «Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности». Но Струве отверг это название на том основании, что оно слишком непривлекательно, и предложил свой вариант — «Развитие капитализма в России». После некоторых колебаний (предложенное Струве название показалось ему «слишком смело, широко и многообещающе») Ленин принял это название, и, таким образом, можно сказать что его основной вклад в науку стал известен под именем, которое ему дал Струве[487]. Однако предметом их общения были не только литературные дела. В их переписке присутствовали и личные, семейные мотивы, об одном из которых вспоминала в своих мемуарах Крупская: речь идет о письме Ленину, написанном Ниной Струве, в котором она пишет о своем сыне (скорее всего — о Глебе): «…каждый день подносим его к портретам Дарвина и Маркса, говорим: поклонись дедушке Дарвину, поклонись Марксу, он забавно так кланяется»[488].
Струве также помог Ленину подработать на переводах. Восьми рублей в месяц — содержания, которое Ленин в качестве ссыльного получал от царского правительства, хватало только на самое необходимое, но его не хватало на дополнительные расходы, например, на покупку книг и журналов. Ленин, как правило, был стеснен в деньгах и даже задолжал Калмыковой 100 рублей[489]. Струве предложил ему перевести для серии Поповой книгу Сиднея и Беатрисы Вебб «Теория и практика английского тред-юнионизма». Первый том Ленин перевел за невероятно короткий срок — шесть месяцев, одновременно продолжая работать над своей собственной книгой[490]. В «Теории и практике английского тред-юнионизма» была описана последовательность действий, с помощью которых тред-юнионы и кооперативные объединения должны побуждать современное общество все большее внимание уделять состоянию дел в социальной сфере и, таким образом, способствовать мирному продвижению общества в сторону социализма. Согласно Веббам, социализм должен был стать реальностью не с помощью прямых политических акций, а путем постепенного введения соответствующих административных изменений. В конечном итоге должно было образоваться управляемое государством эгалитарное демократическое общество. В то время Ленин вовсе не чуждался подобных суждений, поскольку в апреле 1899 года он с похвалой отозвался о Веббах как о представителях «одного из передовых течений английской общественной мысли»[491].
За 1897 и 1898 годы Ленин не изменил своего отношения к Струве, если не считать его досады по поводу ненадежности Струве как партнера но переписке[492]. Он все так же высоко оценивал публицистический талант Струве: «Вообще в области публицистики он |Струве] оказывается едва ли даже не лучшим писателем, чем в чисто экономической сфере»[493], — писал он Потресову. Он не высказывал ни малейшего неудовольствия по поводу антиортодоксальных экономических или социальных взглядов Струве, включая открыто провозглашенный им отказ от философских оснований экономического материализма и от идеи социальной революции. А также не имел никаких претензий ни к посвященным кустарной промышленности лекциям Струве, в которых гот использовал немарксистскую типологию Бюхера[494], ни к тому, что он в ходе своих исследований опроверг экономические причины акта освобождения крестьян. Последнее вызвало в нем лишь некоторое сомнение относительно того, что «с такими новыми взглядами вряд ли стоило выступать в кратком реферате»[495]. В апреле 1899 года Ленин получил два первых номера Начала. Его сильно раздражила рецензия Булгакова на книгу Каутского, задевшая его и своим тоном «профессорской претенциозности», и своей аргументацией, которая показалась ему «сплошным вздором»[496]. Но «в общем и целом», как он писал родным, Начало ему «очень понравилось»[497]. Он опубликовал в нем несколько рецензии, а затем — отрывок из своего капитального труда по истории русского капитализма. Для того, чтобы осознать все значение вышесказанного, необходимо вспомнить, что те же самые номера Начала подвинули Плеханова к открытой войне со Струве и всем российским ревизионизмом[498].
Если принять во внимание все вышесказанное, тот факт, что в то время Струве считал Ленина без пяти минут ревизионистом, не вызывает ни малейшего удивления. И феврале 1899 года Струве писал Потресову: «Я, впрочем, думаю, что но отношению к Zusammenbrnchstheorie (теории крушения [капиталистической системы]) Ильин [Ленин] еще не отрешился от ортодоксии, но надеюсь, что рало или поздно это произойдет. Ибо вера в Zusammenbruch может держаться только консерватизмом мышления или недомыслием, а у Ильина живой и прогрессирующий ум и есть истинная добросовестность мышления»[499].
Медлительность Ленина в его реакции на ревизионизм, непроявление им должной бдительности в отношении критики марксизма Струве и его товарищами имели свои причины. Одна из них заключалась в том, что книги и журналы приходили в Сибирь с большим опозданием. Летом 1899 года Ленин все еще не видел книги Бернштейна и был вынужден обратиться к Потресову за уточнениями — правда ли то, что ревизионисты отвергают классовую войну[500]. Не располагая соответствующей информацией, он долгое время был просто не в состоянии оценить масштабы наступления Бернштейна на марксистскую ортодоксию. Второй причиной было отсутствие у него какого-либо интереса к рассуждениям, прямо не относящимся к политике, в силу чего он не обратил внимания на такое предвестие ревизионизма, как неокантианская критика марксистской философии. Он не дал себе труда ни ознакомиться с «Экономикой и обществом» Штаммлера, ни вникнуть в суть вызванного этой книгой спора между Булгаковым и Струве. К тому времени, когда антикантианские статьи Плеханова заставили его наконец-то осознать всю опасность этой критики, ревизионизм давно уже вышел за рамки чисто философских споров. И третья, может быть, наиболее важная причина состояла в том, что весной 1899 года Ленин все еще верил в то, что задача сохранения единого фронта против народников продолжает оставаться самой важной. Находясь в ссылке, он не мог видеть того, что старые конфликты отошли на задний план и уже возникли и разрастаются новые политические разногласия — на этот раз внутри самого социал-демократического движения. Ленина все еще беспокоило то, что Михайловский может воспользоваться разногласиями между социал-демократами