[707]. Начиная с этого времени, российский либерализм перестал представлять интересы преимущественно земельной аристократии и превратился в движение «демократической» интеллигенции[708]. Это означало, что политическими целями движения будут введение всеобщих выборов и принятие программы решительных экономических и социальных реформ, а его конкретная политика будет направлена на то, чтобы во что бы то ни стало привлечь в свои ряды «третий элемент», служащих частных компаний и предприятий, журналистов и т. п.
В определенной степени такая переориентация либералов была вызвана необходимостью воспрепятствовать весьма удачной тактике, с помощью которой Плеве пытался расколоть земское движение. Однако для Струве происходящее означало нечто большее. Он был убежден, что пришло время, когда для успеха либерального движения оно должно безоговорочно принять принципы политической и социальной демократии. Комментируя состоявшиеся в 1903 году выборы в германский рейхстаг, он объяснил провал немецких либералов деградацией этой партии, неуклонно происходившей с тех пор, как в 1878 году они поддержали антисоциалистические законы Бисмарка. «Крушение немецкого либерализма с полной неизбежностью вытекло из того, что в самые критические моменты своего существования он порвал живую связь с социальными и политическими задачами демократии…. Либерализм, выступающий против социал-демократии, отказывается от своих принципов, становится на классовую точку зрения защиты политических и социальных привилегий и тем отрицает себя»[709].
Все то время, когда он был либералом, Струве последовательно защищал принципы политической и социальной демократии; занимаемая им в этом вопросе позиция очень похожа на ту, которую продемонстрировали на выборах 1906 года английские либералы.
В. Маклаков, а вслед за ним и другие историки консервативного толка интерпретировали поворот влево российских либералов как катастрофу всего либерального дела России. Маклаков обвинял Освобождение в том, что оно раскололо единое до тех пор движение и «деформировало» либерализм, внедрив в него элементы революционности[710]. Он был убежден, что если бы либералы продолжали следовать своей традиции работать в рамках закона на благо прогресса, они сумели бы достичь согласия с царским правительством, в результате чего в России появились бы настоящие либеральные институты. Однако необходимо заметить, что идея «лояльной оппозиции» выглядела вполне осуществимой в Париже в 1930 годов, где Маклаков писал свои воспоминания, а отнюдь не в России первых лет XX века. Лояльная оппозиция может действовать только при наличии лояльной администрации: со стороны правительства требуется проявить хоть сколь-нибудь доброй воли и готовности разделить свою власть с общественностью. Но до 1905 года в России ничего подобного не было. Наиболее близкий, с точки зрения Маклакова, к идеалу политика Шипов на своем личном опыте познал, насколько невозможной была в тогдашней России любая политическая деятельность. Будучи во внеправительственных кругах открытым и одним из самых преданных сторонников монархии, он попытался наладить сотрудничество с Плеве. Наградой же за все, что он сделал, было то, что двумя годами позже он был вынужден уйти с поста главы московского земства, на котором так долго и честно служил. Лишь тогда он был вынужден наконец признать, что Плеве просто обманул его[711]. Как будет показано ниже, именно после этого, окончательно разочаровавшись в занимаемой им до того позиции, он согласился в ноябре 1904 года принять участие в земском съезде, конечным итогом которого явилась революция 1905 года. Все это только лишний раз подверждает, что та либерально-консервативная программа действий, о которой ретроспективно сожалел Маклаков, в свое время была неосуществима.
Ниже приведены выдержки из рапортов, содержащих отчеты о слежке за Струве, которые шеф Берлинского бюро охранки Аркадий Михайлович Гартинг (служебная кличка Гекельман-Ландесен) посылал шефу Парижского бюро Леониду Александровичу Ратаеву[712].
[Ноябрь 1902]
«Как я имел честь докладывать Вашему П-ву в телеграмме от 12/25 текущего ноября, редакция оппозиционного органа Освобождение находится в России. Петр Струве только печатает и издает таковой, поддерживая сношение с русскими единомышленниками. Местожительство свое Струве тщательно скрывает, бывая часто в Швейцарии и Штутгарте… Несмотря на видимую оппозицию революционных организаций, действующих заграницей, означенной группе либералов эмигрантами придается большое значение, ибо, как они уверяют, конституционально движение в России постоянно расширяется, подчиняя, мало помалу, своему влиянию все образованное общество. Придавая газете «Освобождение» значение предприятия, заслуживавшего политического внимания и уважения, наиболее компетентные элементы утверждают, что либеральное движение в России настолько, будто бы, окрепло и соорганизовано, что в конце концов, и в самом ближайшем будущем, явится неизбежным фактором в падении самодержавия».
[Январь 27 / февраль 9, 1903]
«Ввиду крайних затруднений для наших филеров, находившихся уже 10 дней в Штутгарте, установить личность Петра Струве имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство, нельзя ли получить хоть приблизительно его приметы, так как в циркулярах Департамента от 1901 г. за № 131 и 1902 г. за № 141 указывается только его фамилия без всяких сведений о личности.
Сообщаю вкратце донесения филеров. Струве живет не в Штутгарте, а в подгородной деревушке Gaisburg, в которой имеется от 2 до 3 сот жителей. Когда филеры проходят по улице сказанной деревни, на них смотрят, как на диких зверей. Одному из них удалось устроиться в одной из боковых улиц, но наблюдать оттуда весьма тяжело, а другой пока не находит помещения вблизи.
Зато они наткнулись, еще в день своего приезда туда, на Рувима (Рубина) Стрельцова, род. в 1875 г. в Таганроге, оставившего Берлин 10 октября прошлого года.
Стрельцова видели здесь осенью в сопровождении какой-то девицы, а в Gaisburg’e он живет с той же женщиной. В течение этих десяти дней филеры видели его несколько раз выходящим из дому (он живет в двух шагах от Струве) с целыми пакетами писем, опускаемых им в Gaisburg’oM почтовом ящике, и с пакетами брошюр, относимых в известный дом, но кто там живет, пока не выяснено».
[Апрель 13/26, 1904]
«Струве по целым дням дома в деревне и изредка отправляется в Штутгарт в типографию. Таким образом, агенты видят его урывками, бывало, что они его не видели в течение 6–8 дней….Условия деятельности для наблюдения в высшей степени неблагоприятные в Штутгарте, ибо интересующие нас лица живут в глухих местностях в домах, окна которых выходят на улицу, что крайне затрудняет наблюдение. Полиция в Штутгарте не государственная, а городская, и городская управа почти вся в руках социал-демократов. Я с трудом получаю оттуда малейшие справки и ввиду довольно незначительных результатов, добытых до сих пор наблюдением, прошу не отказать в ответе, не лучше ли отозвать их оттуда. Во-первых, все эти люди работают более или менее сносно под неустанным контролем и без оного они, к сожалению, весьма ненаходчивы, затем я сильно ощущаю здесь недостаток в агентах, так как при сложившихся обстоятельствах приходится охранять вокзалы, а не наблюдать за квартирами, и я не могу устроить сего не имея всех людей под рукой».
[Май 13/26, 1903]
«13/26 сего мая в Штутгарт приехал неизвестный, остановившийся в гостинице Marquardt под именем Doljoff, вероятно Долгов или Должов из Москвы[713]. Он пробыл у Струве до 11 ч. вечера и на другой день 14/27 в 12 ч. 48 м. пополудни выехал из Штутгарта во Франкфурт- на-Майне. Агенты пишут, что он поедет оттуда в Москву, без указания мотивов сего предположения. Он дал, очевидно, много денег Струве, ибо после отъезда Струве с женою расхаживали долго по разным магазинам, а раньше сидели без денег».
[Июнь 1903]
«Около 8 июня нов. ст. у Струве появился англичанин, остававшийся с ним и с его женою по целым дням, посещавший вместе с ними типографию, где печатается Освобождение (т. напр. 2/15 с. м.) …Англичанин жил в штутгартской гостинице Марквард под именем D. D. Braham из Лондона. Одному из агентов удалось подслушать несколько фраз из разговора Струве с этим англичанином. На вопрос Струве «На каком языке Вы говорили с… (агент не расслышал фамилию)» тот ответил «на французском». Струве: «Удивляюсь, для англичанина Вы говорите также хорошо по-немецки». Braham: «Да, я говорю очень хорошо по-немецки, но еще плохо по-русски». Полагаю, что D. D. Braham известный корреспондент Times, высланный недавно из России».
[Июнь 1903]
«8/21 июня ночью в Штутгарт приехал писатель Виктор Бердяев из Киева[714]. До того он пробыл несколько дней в Берлине. Бердяев провел весь день 22-го июня в обществе Петра Струве, ночевал у него в Гайсбурге, 23-го днем отправил свой большой багаж в Гейдельберг, все время провожаемый Струве, и 24-го днем выехал в Гейдельберг. Струве провожал его до вагона. Прощались весьма дружески и целовались неоднократно…
После долгих усилий и при некоторой трате денег удалось узнать, что Струве посылал в последнее время заказные письма следующим лицам или учреждениям [далее следует список из сорока имен и наименований в России и Западной Европе, многие из которых искаженные].
[Телеграмма от Ратаева из Парижа Гартингу в Берлин, датированная 17 августа 1903 года]
«Директор ordonne cesser специальное наблюдение Struve. Léonide.»
Начальник Особого департамента распорядился прекратить слежку, поскольку два шпика, следившие за Струве — русский по имени Продоусов и немец по имени Шливерт (или Шлиеверт) — передавали содержание огромного количества малозначительных разговоров, но не заметили идущих у них под носом приготовлений к первой общенациональной конференции конституционалистов. После того как Струве и Милюков обменялись мнениями на страницах