итие торгово-промышленной деятельности в стране непременно вносит известные оздоровляющие начала во всю атмосферу государственной и общественной жизни»[15].
Рассматривая действительность под таким углом зрения, большой бизнес имел все основания быть недовольным сложившимся положением вещей: ему не нравились ни полуавтократическая, полуконституционная система, принятая Россией после 1905 года, ни люди, ею управлявшие. То общество, о котором мечтали ведущие предприниматели — законопослушное, процветающее и внутренне сильное, — требовало серьезных перемен. Речь шла о подлинном конституционном и парламентском режиме с самым широким избирательным правом; ограничении бюрократического произвола; и, наконец, тесном сотрудничестве между правительством и предпринимателями, которые были единственными носителями знаний и навыков, способных превратить Россию в современную великую державу. Как писал один из принадлежащих к этой группе публицистов в «прогрессистской» газете Утро России, «наш новогодний тост обращен к буржуазии, к третьему сословию современной России. К той крепнущей, мощно развивающейся силе, которая, по заложенным в недрах ее духовным и материальным богатствам, уже и сейчас далеко оставила за собою вырождающееся дворянство и правящую судьбами страны бюрократию»[16].
Наиболее видными представителями этой «новой поросли» политически амбициозных предпринимателей стали Рябушинские. Семейство происходило от крепостного-старовера, основавшего в начале XIX столетия прибыльную стекольную мануфактуру, доходы от которой позволили ему купить членство в купеческой гильдии и благодаря этому преуспеть. В отличие от потомков многих таких же удачливых крепостных-предпринимателей его наследники не промотали оставленное им состояние, но преумножили семейное дело, став к началу XX века богатейшей фамилией России. Они владели хлопковыми плантациями, текстильными фабриками, стекольными мануфактурами, лесозаготовками, недвижимостью, издательствами и банками. Во главе клана стоял старший из братьев, Павел Павлович, который получил образование в Англии и по мировоззрению своему был убежденным западником. Его младшие братья тяготели к наукам и искусствам: С. П. Рябушинский был ведущим специалистом по иконописи; Н.П. Рябушинский издавал и финансировал авангардистские журналы; Д.П. и В.П. Рябушинские интересовались авиацией и основали первый в Европе Российский аэродинамический институт[17]. Помимо управления обширной семейной корпорацией, Павел занимался активной общественной деятельностью, будучи гласным Московской городской Думы, членом правления Московской фондовой биржи и заместителем главы староверческой общины Москвы. Он был уверен, что будущее державы накрепко связано с ее предпринимателями, и неустанно пытался заинтересовать своих коллег общественно-политическими проблемами. С ним были тесно связаны такие капиталисты, как текстильный фабрикант- миллионер А.И. Коновалов, также учившийся в Англии и столь же оптимистично настроенный по поводу будущего русской буржуазии, владелец процветающих овцеводческих ферм в Сибири и на Кавказе С.И. Четвериков, представитель знаменитой семьи меценатов С.Н. Третьяков. По-видимому, в целом «прогрессивное» сообщество московских и сибирских капиталистов насчитывало около пятидесяти — ста членов.
Подобно большинству купцов, все эти предприниматели в 1905–1906 годах поддерживали октябристов. Данная партия, однако, далеко не во всем их устраивала, особенно после того, как ее возглавил Гучков (который сам являлся промышленником), безапелляционно отождествивший ее с фигурой Столыпина. По их мнению, октябристы преувеличивали достоинства русской конституционной системы и были слишком снисходительны по отношению к правящей бюрократической и аристократической элите. Кадеты им нравились еще меньше: последних они считали одной из радикальных интеллигентских организаций. Их симпатии были на стороне партии, которая сумела бы сочетать свойственное консерваторам уважение к законности и порядку (то есть к сильной государственности) с либеральными взглядами по экономическим и социальным вопросам; партии, которая смогла бы взять на себя труд по «модернизации» России, не злоупотребляя при этом насилием. Лишь к 1912 году они нашли предмет своих чаяний в лице Прогрессивной партии, возникшей на основе различных либерально-консервативных течений.
А в описываемый период в наибольшей степени их идеалу соответствовала фракция «мирного обновления», созданная в I Государственной Думе. Как отмечалось в главе 1 данного исследования, еще в июле 1906 года, сразу после роспуска парламента, лидеры фракции решили преобразовать ее в самостоятельную партию. Их программа, как свидетельствовало само название объединения, предполагала прогрессивное развитие общества в законных рамках: они мечтали об автократии, не впадающей в произвол, и о прогрессе без революций. Они отвергали любое насилие, будь то насилие правительства или интеллигенции. Некоторые их заявления как будто бы дословно заимствовались из знаменитого программного манифеста, опубликованного Струве на страницах Полярной звезды, в котором он обличал грубую силу и произвол независимо от того, кто их порождает.
«Мирнообновленцы» надеялись привлечь на свою сторону умеренных кадетов, напуганных «Выборгским воззванием», а также тех октябристов, которые высказывали недовольство безоговорочной поддержкой столыпинского режима со стороны Гучкова. В конце 1906 года несколько видных либерал-консерваторов действительно объединились в группу «мирного обновления»; среди них были Дмитрий Шипов и братья Трубецкие — богослов Евгений и издатель Григорий. К ним присоединился также Павел Рябушинский, приведший с собой ряд крупных предпринимателей. Но массового исхода из кадетско-октябристского лагеря не получилось. Как отмечалось ранее, даже Струве отверг предложение Шипова оставить кадетов и присоединиться к «мирнообновленцам», хотя политическая философия последних, вдохновляемая лозунгом «Свобода и культура», несомненно, пришлась бы ему по вкусу. В свете столь разочаровывающих результатов, а также стремясь не повредить электоральным шансам кадетов и октябристов, которых они предпочитали любым другим альтернативам, «мирнообновленцы» в конечном счете решили воздержаться от создания собственной партии. Им удалось провести нескольких депутатов во II Государственную Думу, но в основном те чувствовали себя там не слишком уютно.
Хотя партия «Мирного обновления» так и не появилась на свет, ее идеи продолжали жить, оказывая весьма заметное влияние на общество. Их ведущими пропагандистами стали ежедневная газета Слово, издаваемая в Санкт- Петербурге бывшим министром торговли М.М. Федоровым, и Московский еженедельник, редактируемый Григорием Трубецким по образцу закрытой властями Полярной звезды. Между 1907 и 1909 годами эти издания активно распространяли философию либерального национализма и империализма, заимствованную из теоретических статей Струве и по звучанию близкую к публикациям Русской мысли. Струве регулярно печатался в Слове, предпочитая эту газету кадетской Речи. Время от времени его имя появлялось также и на страницах Московского еженедельника. Отношения между Русской мыслью и Московским еженедельником были столь тесными, что читателям, оформлявшим подписку на оба издания, предоставлялась скидка. После того как в июле 1910 года перестало выходить Слово, а в августе того же года — Московский еженедельник, их место заняли два других издания: основанная Рябушинским и поддерживаемая группой промышленников газета Утро России, ставшая официальным органом «прогрессистов», и ее петербургский партнер Русская молва. В первой Струве печатался лишь единожды (10/6-1), а для второй подготовил программный манифест, главная идея которого состояла в том, что власть, для того чтобы быть сильной, должна быть прогрессивной и либеральной[18].
Несмотря на пренебрежительное отношение к данной теме со стороны большинства историков, у нас есть убедительные доказательства того, что накануне первой мировой войны в России шел довольно бурный процесс объединения различных либеральных элементов, разочаровавшихся в радикальном либерализме Конституционно-демократической партии и отстаивавших консервативную трактовку либеральной идеи, которая предполагала сочетание сильной власти, социальных реформ, законности и активной внешней политики. Струве, после негативного опыта двух думских созывов решивший уйти от политики, в данном процессе не участвовал. Вместе с тем его публикации играли ключевую роль в формулировке программы нового политического течения; в силу этого, пусть даже сохраняя некоторую дистанцию, он вновь занял привычное место в авангарде российской общественной жизни.
Предприниматели-«прогрессисты» и разделявшие национал-либеральные убеждения интеллектуалы, идейным наставником которых выступал Струве, имели все основания для того, чтобы негодовать по поводу дурного управления государством. Первой причиной была российская внешняя политика, которую Струве и его единомышленники считали хронически слабой и потому пагубной для страны. Следующие один за другим кризисы на Балканах, в которых, несмотря на свое активное вовлечение, Россия неизменно уступала Австрии, стали источником особо острого недовольства.
Струве всегда полагал, что бассейн Черного моря и Балканы представляют для России вполне естественные и законные векторы империалистической экспансии, поскольку страна располагала свободным доступом в этот регион и имела здесь культурное влияние. Эти факторы позволяли рассчитывать на мирное освоение указанных территорий[19]. Далее, Струве был уверен, что активная политика России на Балканах, в отличие от ее устремлений на Дальнем Востоке, будет поддержана Францией и Великобританией. Его взгляды на данный предмет в основном совпадали с воззрениями московских предпринимателей, которым категорически не нравилось, что транзит значительной доли (около половины) российского экспорта зависел от доброй воли недружественного государства, контролирующего черноморские проливы. Эти люди активно поддерживали всевозможные панславянские инициативы, в том числе панславянскую конференцию, организованную газетой