Майский кризис убедил Струве в том, что дальнейшие призывы к сплочению нации бесполезны: трудно было представить политическую платформу, способную объединить утопистов-интернационалистов и патриотов- прагматиков. Куда более разумными казались попытки отделить по-прежнему здоровые части национального целого от зараженных тканей. Эта мысль получила развитие в очередной программной статье «России нужно организовать патриотическое движение» (#529), опубликованной Струве в середине июня 1917 года. Трагедия левых русских политиков, писал он, проистекает из того факта, что все они поднялись на антипатриотической волне революции. Оставаясь на гребне этой волны, они совершают государственную измену, но противиться ходу вещей у них не хватает сил. Пока Временное правительство сохраняет верность своему первоначальному мандату, ему приходится подрывать собственную власть. Иными словами, перед Временным правительством стоит неразрешимая проблема: для того чтобы оставаться у руля, оно вынуждено разрушать страну и самое себя. В выражениях, свидетельствующих о том, что теперь он не питает по отношению к этому правительству никаких иллюзий и, подобно Ленину, сосредотачивается на следующей фазе борьбы за власть, Струве предсказывал неминуемое рождение военно-патриотического движения, которое будет призвано восстановить национальное единство. «Какова бы ни была судьба отдельных деятелей, вынесенных на гребне революционной волны, — столкновение между патриотической и антипатриотической стихиями революции неизбежно… К этому моменту патриотические элементы должны сознательно готовиться во всех отношениях, должны организоваться по тому единственному признаку, который существен в настоящий момент. Вопрос ставится о бытии и достоинстве Державы Российской. В России только два устремления: патриотическое и антипатриотическое и соответственно этому только две большие партии» (с. 28). В качестве постскриптума к этой пессимистичной статье Струве печатает текст речи, с которой незадолго до этого генерал Деникин выступил перед офицерами-фронтовиками. Речь названа «исключительным по силе и выразительности документом».
Надежды, возлагаемые Струве на военно-патриотическое движение, в отличие от упований на единение нации, отнюдь не были просто благими пожеланиями. К лету 1917 года была заложена организационная основа пропагандируемого Струве национального фронта. В июле группа видных предпринимателей (среди которых были многие «прогрессивные» промышленники), политиков и военных, объединенных общим беспокойством по поводу сползания страны в анархию, образовала в Москве новое общественное объединение — «Организационную группу московских общественных деятелей». Их замысел — открыто не провозглашаемый, но явно присутствовавший, — заключался в том, чтобы предоставить противникам радикальных движений институциональный эквивалент Петроградского совета, то есть создать орган, способный уравновесить советское давление на Временное правительство. Деловое сообщество в новом объединении было представлено Торгово-промышленным союзом, вдохновителем которого выступал П.П. Рябушинский. Политиков представляли в основном кадеты, включая Милюкова и Маклакова, то есть как правые, так и левые. Присутствовали также известные земские деятели (М.М. Щепкин и М.Н. Новиков) и думские лидеры (М.В. Родзянко). Из интеллектуалов наиболее заметным был Струве. От военных участвовали видные генералы (некоторые из них позже возглавили военное сопротивление большевикам): бывшие главнокомандующие М.В. Алексеев и А.А. Брусилов, Н.Н. Юденич и недавно избранный атаман Донского казачества А.М. Каледин.
Подобно многим политическим организациям, создаваемым русским «обществом», «Организационная группа» не имела ни твердого руководства, ни четкого плана действий. О ее создании стало известно после конференции, проведенной ее членами 8-10 августа в Москве для разработки программы, которую можно было бы представить Государственному совещанию, запланированному правительством Керенского на сентябрь. В работе конференции участвовали только специально приглашенные лица. Присутствовали около четырехсот человек, среди них и Струве, хотя зал вместил далеко не всех пришедших.
В ходе заседания, состоявшегося в богословской аудитории Московского университета, ораторы один за другим сокрушались по поводу развала страны. Отношение к Временному правительству было единодушно негативным; в особенности это касалось задуманной властями радикальной земельной реформы, разработанной социалистом-революционером В.М. Черновым, новым министром сельского хозяйства. Под занавес первого дня работы генерал Алексеев рассказал собравшимся о бедственном положении армии. В перерывах участники горячо чествовали его и других высших офицеров. У наблюдателей не возникало ни малейших сомнений, что присутствующие на конференции бизнесмены и интеллектуалы ставят престиж вооруженных сил исключительно высоко, а в генералах склонны видеть грядущих спасителей России[13].
Струве выступал на следующий день, в ходе сессии, посвященной обсуждению экономических и финансовых проблем. Он критиковал рабочих, настаивавших на реализации социалистической программы, которая, по его убеждению, не могла поднять производительность труда или утвердить социалистические порядки, но зато привела бы к крушению экономики. Пока экономические ресурсы страны, за три года войны серьезно истощившиеся, не исчерпаны полностью, предостерегал Струве, нужно немедленно принять меры по подъему производства. Кроме того, он советовал Временному правительству смириться с неизбежным и девальвировать рубль[14].
Выступление Струве было прервано председательствующим, который зачитал резолюцию, принятую Советом казачьих войск России. Главное требование этого документа заключалось в том, чтобы Корнилов и впредь оставался главнокомандующим вооруженными силами страны; если Керенский будет упорствовать в попытках сместить его, говорилось в резолюции, Совет не сможет поручиться за лояльность казачьих армий. Ознакомившись с данной резолюцией, конференция направила Корнилову телеграмму поддержки. «В грозный час тяжкого испытания, — говорилось в телеграмме, — вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой»[15]. Неудивительно, что Керенский усматривал в конференции средоточие «реакции»[16].
Собственные резолюции конференции, обсужденные и принятые на третий день заседаний, оказались гораздо более взвешенными. В них многократно повторялись вполне благозвучные фразы о необходимости организации, дисциплины и жесткости, но ничего не говорилось о том, как добиться всего перечисленного. Некоторые формулировки как будто бы вышли из-под пера Струве: так, в качестве причины ухудшающегося положения России одна из резолюций указывала на то, что «в настоящее время великие общенародные задачи затемнены утопическими мечтаниями социалистических партий».
Перед закрытием конференции на ней неожиданно появился сам Корнилов. Оказанный ему восторженный прием, несомненно, укрепил Керенского в убеждении, что за генералом стоят мощные консервативные силы, намеревающиеся уничтожить Временное правительство.
Перед тем как разойтись, делегаты избрали совет, который позже вел беспорядочные переговоры с Керенским; этот орган, однако, не оказал влияния ни на главу кабинета, ни — по причине отсутствия собственного печатного издания — на общественное мнение[17].
Нам ничего неизвестно о размышлениях Струве в критические дни конца августа — начала сентября 1917 года. Не вызывает сомнений то, что в безуспешной схватке Корнилова с премьер-министром он симпатизировал генералу, но, если верить Франку, поражение и последующая отставка главнокомандующего не были восприняты им трагически. Франк вспоминает, что в сентябре в ходе доверительной беседы Струве сказал ему, что поражение Корнилова стало «Нарвой русской контрреволюции, за которой вскоре последует ее Полтава»[18].
По мере того как 1917 подходил к концу, Струве охватывало все более глубокое чувство безнадежности. В октябре он принял участие в еще одном форуме, на этот раз организованном в Петрограде Керенским. Формально он назывался Временным Советом Российской Республики (а неформально — «предпарламентом») и задумывался находящимся в изоляции премьер-министром в качестве замены бездействующей Думы в разработке неотложных законодательных инициатив. Мероприятие, ставшее по следней попыткой гибнущего режима заручиться общественной поддержкой, открылось 7 октября в Мариинском дворце в атмосфере, близкой к истерической. Большая часть делегатов представляла консервативные и либеральные партии, хотя социалисты тоже присутствовали. Делегация большевиков, возглавляемая Троцким, в самом начале объявила о своем намерении покинуть заседание и немедленно удалилась. Дело в том, что к моменту созыва «предпарламента» большевистские планы по захвату власти уже были запущены: до переворота оставалась всего неделя.
Струве поднялся на трибуну в первый же день. Его выступление, в котором защищались позиции кадетов, было посвящено в основном вопросам внешней политики, хотя в данной связи затрагивались и некоторые внутриполитические темы, в частности ведение войны[19]. Речь была адресована левым, не связанным с большевиками. Оратора часто прерывали выкрики слева и аплодисменты справа. Струве начал с обличения демагогов, обещавших стране абсолютно несбыточные блага. «Мы недаром живем в сумасшедшем доме, — говорил он. — Россия в настоящее время представляет собой аукцион, на котором русская душа продается предлагающему наивысшую цену. У нас влиянием пользуются люди бесстыжие, люди зычные, люди, выдающие какие угодно векселя в твердом намерении не платить по этим векселям». Эти слова, как сообщает стенограмма, были встречены «большим волнением слева».