[52]. Делегаты отклонили резолюцию Гессена, подавляющим большинством голосов оставив в силе резолюцию Струве — Родичева; но затем, со столь же значительным перевесом, внесли в нее поправку, основанную на предложении Гессена и обязывающую партийную фракцию рассматривать Думу исключительно в качестве переходного органа: «Если парламентская деятельность в Думе окажется возможной для партии, она должна стремиться осуществить через посредство Думы всеобщее и прямое избирательное право и мероприятия, неотложно необходимые для успокоения страны и мирного перехода к правильному представительству, а по достижении этой цели добиваться немедленной замены Думы собранием, избранным путем всеобщего и прямого голосования»[53].
Немало чернил было потрачено, чтобы совместить друг с другом все эти резолюции, призывавшие, как тогда казалось, в одно и то же время двигаться в противоположных направлениях. Струве же вообще отвергал сам факт противоречия, приписывая его неосторожному обращению с терминами: спорить об «органической» работе, писал он, просто бессмысленно, поскольку Думе, нацеленной на принятие экстренных мер, которые могли бы восстановить спокойствие в стране, неизбежно придется заниматься аграрным вопросом — а как можно заниматься землей, избегая «органической работы»?[54] Он яростно обрушился на князя Евгения Трубецкого, когда последний, утомленный всей этой болтовней, заявил о выходе из партии. Но, вопреки апологетическим усилиям Струве, II съезд явно зафиксировал в рядах партии глубокое «раздвоение личности», которое дорого обошлось кадетам и стране в целом: речь шла о неспособности определиться, являются ли кадеты «вождями народных масс», в этом качестве стремящимися максимально попортить жизнь властям, или же они — лояльная оппозиция, вовлеченная в процесс управления страной и заинтересованная в поддержании законности и порядка[55]. После десятилетий безответственного разлада с властью переход к обязанностям и компромиссам конституционной системы оказался делом нелегким, и многие кадеты так и не смогли пройти этот путь.
Съезду предстояло заняться еще одним принципиальным вопросом, который касался желательности вступления в предвыборные блоки с другими партиями и политическими группами. Струве выступал против подобных альянсов: он хотел, чтобы кадеты, обособившись от правых и левых, утвердились в глазах избирателей в качестве демократической и прогрессивной общенациональной партии по типу английских либералов. По его мнению, главная задача партии, куда более важная, нежели победа на выборах, заключалась в воспитании народных масс — фабричных рабочих в особенности, — и вовлечении их в демократический процесс, выводящий из-под влияния радикалов. Он убеждал партию «разорвать интеллигентские рамки и стать партией народной». Предвыборные блоки с левыми могли поставить эту миссию под сомнение. (Поскольку союзов с правыми никто не предлагал, данная тема вообще была оставлена без внимания.) Струве считал левые партии безусловно контрреволюционными. Но съезд не поддержал его, согласившись с Винавером, представителем левого крыла, настаивавшем на заключении альянса со всеми «подлинными друзьями свободы», в состав которых, по его определению, входили и крайне левые партии, и образовании «левого блока» в расчете на то, что социалисты передумают и примут участие в выборах. Эта инициатива получила единодушную поддержку[56].
И все-таки, несмотря на последнюю резолюцию и некоторые другие решения, II съезд явно развернул партию вправо, подтолкнув ее к неохотному принятию консервативных конституционных новаций, предложенных режимом. Идея борьбы за Учредительное Собрание была тихо задвинута на дальнюю полку, тактика бойкота выборов отвергнута, и, невзирая на риторику, партия нацелилась на конструктивную законодательную работу в Думе. В значительной мере этот сдвиг состоялся благодаря Струве, который в данной ситуации выступил в роли ведущего представителя консервативного крыла партии.
Под занавес съезда Струве был избран в состав трех важных комитетов, образованных партией. Первый, в который он вошел в паре с Милюковым, возглавлялся С.А. Муромцевым и был призван выработать общие рекомендации для фракции кадетов в Государственной Думе. Второму, в котором он стал председателем, предстояло подготовить к следующему съезду проект заявления, определяющего взаимоотношения между ЦК и думской фракцией кадетов. Третьему, где он также удостоился председательского кресла, поручили заняться «рабочим вопросом».
Государственническое здравомыслие, проявленное кадетами в ходе II съезда, продержалось недолго, поскольку вскоре партия была потрясена ошеломляющей победой на первых в России парламентских выборах. По мере того как подводились итоги запутанного и многоступенчатого избирательного марафона, выяснялось, что конституционные демократы выступили куда лучше, чем рассчитывали. В конечном счете под их контролем оказалось 37,4 процента депутатских мандатов. В городах 83 процента выборщиков симпатизировали кадетским спискам. В Москве и Санкт-Петербурге выборщиками стали только кадеты. Этот триумф поверг партию и «общество» в состояние, которое один из наблюдателей назвал «гипнотическим»; другой очевидец говорил об «опьянении успехом»[57].
Струве в Думу не избирался, поскольку лишь недавно вернулся из-за границы и жил в своем избирательном округе недостаточно долго. Но он активно участвовал в избирательной кампании в качестве постоянного оратора на предвыборных митингах и председателя комиссии ЦК по рабочему вопросу. Партия в целом и Струве в частности придавали критическое значение завоеванию прочных позиций в рабочей среде: кадеты опасались, что пролетариат, лишенный возможности голосовать за левые партии, бойкотировавшие выборы, уйдет к крайне правым. На II съезде Струве было выдвинуто поддержанное делегатами предложение зарезервировать часть мест в думской фракции за представителями рабочих, дискриминируемых избирательным законодательством. Струве также готовил предвыборные воззвания, адресованные избирателям-рабочим (например, #317а и #322). Более того, он активнейшим образом участвовал в издании рассчитанной исключительно на рабочую аудиторию кадетской газеты Рабочее слово, первый выпуск которой вышел в конце марта 1906 года[58]. Эти усилия не пропали даром: в Петербурге собрание выборщиков от промышленных рабочих высказалось в основном за кадетов.
Левое крыло кадетов усматривало в успехе партии на выборах, обусловленном в первую очередь поддержкой оставшегося «беспризорным» левого электората, дополнительный аргумент в пользу своей тактики. Его сторонники вновь начали настаивать на бескомпромиссной позиции по отношению к власти. Никто не сомневался, что кадеты не добились бы столь впечатляющих успехов, если бы им пришлось состязаться с социалистическими партиями. В силу данного обстоятельства казалось исключительно важным придать партийной программе побольше радикализма и тем самым упрочить позиции в среде избирателей, голосующих за крайние партии. Сделать это следовало до следующих выборов, то есть предположительно за ближайшие пять лет.
В апреле 1906 года лидеры партии готовились к открытию первой сессии Думы. На заседании ЦК, состоявшемся 19 апреля, Струве выступил с докладом по вопросу о взаимоотношениях руководящих органов партии с ее думской фракцией. Учитывая несправедливость избирательного закона и непредставительную природу сформированного на его основе парламента, полагал он, депутаты Думы должны ориентироваться не столько на избирателей, сколько на руководящие органы партии в лице съезда и ЦК. Следовательно, кадетскую фракцию в Думе нужно просить голосовать в соответствии с директивами партии. Центральному комитету, по замыслу Струве, предстоит также регулярно участвовать в заседаниях фракции и вместе с ней работать над законодательством. В то же время депутаты-кадеты ex officio должны иметь возможность участвовать в партийных съездах и голосовать. ЦК поддержал это предложение[59].
III съезд Конституционно-демократической партии заседал 21–25 апреля 1906 года, непосредственно перед созывом I Государственной Думы. Его делегаты были убеждены в безоговорочной поддержке «масс»; как говорил Родичев, «мы идем в Думу в сознании своей силы, в сознании, что за нами сила России». Дума, добавлял он, разогнана быть не может — она «сделает свое дело»[60]. Осторожность вновь была забыта. Правда, Милюков, выступавший от имени ЦК, дал довольно взвешенную оценку ситуации и без лишних слов призвал делегатов к сдержанности и благоразумию. Главный вопрос, стоящий перед партией, представлялся ему в виде альтернативных оценок настроения страны: «Радикальнее или, наоборот, консервативнее настроена страна, чем посланные ею избиратели? Иначе и в более употребительных терминах этот вопрос мог бы быть выражен так: должны ли народные представители рассчитывать на революционный или на парламентский образ действий? В самой общей форме это есть вопрос о том, прекратилась ли уже в России революция — или еще продолжается?»[61] Но для большинства делегатов из провинции ответ был ясен: революция продолжается, и, следовательно, партия должна придерживаться радикального курса, в противном случае рискуя потерять свой электорат. Под их давлением съезд добавил к предыдущим требованиям партии несколько новых, среди которых были: внедрение в избирательный закон не только «четыреххвостки», но и избирательного права для женщин; более решительная аграрная реформа; удовлетворение требований национальных меньшинств; полная амнистия политических заключенных; отмена смертной казни; парламентское расследование «незаконных административных мер, навязанных обществу с 17 октября»