). Да... да... хорошо, миссис Тинсдалл. (Поворачивается к Раймонду.) Звонила экономка.
Раймонд. Да?
Телефонистка. Она говорит, что из комнаты миссис Кейн доносится какой-то странный шум. Она боится туда войти.
1929 год.
Ночь. Ксанаду. Коридор перед спальней Сьюзен.
Экономка — миссис Тинсдалл — и две горничные стоят около двери. Они испуганы и боятся подойти ближе. Из комнаты доносится оглушительный шум и треск. Подбегает Раймонд. Он открывает дверь и входит.
Спальня Сьюзен.
В своей молчаливой ярости Кейн поистине ужасен. Он буквально разносит комнату... сдирает со стен картины, вывертывает крюки, срывает портьеры, разрывает на клочки дешевые картинки... картинки Сьюзен, говорящие о ее плохом вкусе. Со столов, туалетов и бюро сметает многочисленные безделушки. Он уничтожает все, что принадлежало Сьюзен.
В дверях стоит Раймонд и молча наблюдает за ним. Кейн не произносит ни слова. Он продолжает быстро и с удивительной силой, молча разрушать комнату. Одним рывком сдирает с окон занавеси, слишком накрахмаленные и чересчур красивые. Сбрасывает с полок на пол кипы дешевых романов. На полке, скрытая под книгами, оказывается наполовину выпитая бутылка ликера. Он швыряет и ее на пол.
Наконец останавливается. Уютная комната Сьюзен совершенно разгромлена. Кейн тяжело переводит дыхание. Его взгляд падает на полочку в углу, которую он не заметил раньше. На ней среди фарфоровых безделушек лежит дешевый стеклянный шарик со «снежной бурей» внутри.
Кейн сбрасывает полку. Фарфоровые безделушки разбиваются вдребезги. Стеклянный шарик остается невредимым. Подпрыгивая по ковру, он катится к ногам Кейна. Кейн следит за шариком. Нагибается, хочет его поднять и не может.
Раймонд поднимает шарик и протягивает его Кейну. Тот берет шарик, тупо смотрит на него, потом медленно, тяжело ступая, выходит из комнаты.
Коридор перед спальней Сьюзен.
Здесь собрались многочисленные слуги во главе с миссис Тинсдалл.
В дверях появляется Кейн. При виде Кейна все отбегают. Выходит невозмутимый Раймонд.
Кейн все еще смотрит на стеклянный шарик, который он держит в руке.
Кейн (Раймонду, не оборачиваясь). Закройте дверь, Раймонд.
Раймонд. Слушаю, сэр. (Закрывает.)
Кейн. Заприте ее... и не открывайте.
Заперев дверь, Раймонд подходит к Кейну. Все молчат... Слуги настороженно следят за происходящим. Кейн встряхивает стеклянный шарик, в нем мелькают снежинки.
Кейн (почти в трансе). Розовый бутон.
Раймонд. Что такое, сэр?
Одна из молоденьких служанок хихикает. Кто-то ее одергивает. Кейн опять встряхивает шарик. В нем снова бушует снежный буран. Кейн наблюдает, как в стекле падают снежинки... Поднимает глаза. Его сознание проясняется. Он видит собравшихся слуг. Медленно опускает стеклянный шарик в карман и тихо говорит Раймонду, так тихо, будто самому себе.
Кейн. И не открывайте ее.
Медленно идет по коридору. Слуги расступаются перед ним и молча смотрят вслед.
Зеркала коридора отражают его фигуру. Он совсем, совсем старый!
Кейн поворачивает в другой коридор... видит себя в зеркале... останавливается. Его отражение повторяется в зеркале сзади него... повторяется снова и снова в зеркалах в глубине. Кейн смотрит на свое отражение... Мы видим тысячу Кейнов.
1940 год.
Вечер. Большой зал. Томпсон и Раймонд.
Раймонд (равнодушно). Вот и вся история...
Томпсон. Вы не сентиментальны?
Раймонд. И да и нет.
Томпсон. И это все, что вы знаете о розовом бутоне?
Раймонд. Больше, чем кто-либо другой... Я же говорю вам, у него был небольшой заскок... во всяком случае, последние два года... но я знал, как с ним надо обращаться. Этот розовый бутон... Я слышал, как он говорил о нем и в другой раз. Сказал «розовый бутон» и уронил этот шарик. Шарик разбился. После этого мистер Кейн уже больше не произнес ни слова, и я понял, что он умер. Он много говорил такого, что не имело никакого смысла.
Томпсон. Но то, что вы рассказали, — все это несущественно.
Раймонд. Если хотите, можете задавать мне вопросы.
Томпсон (холодно). Сегодня вечером мы уедем. Как только они кончат снимать дворец...
Томпсон поднимается. Встает и Раймонд.
Раймонд. У вас еще много времени. Поезд останавливается на станции по требованию... но ждать они не любят... Теперь не любят. А я помню, как они бывало целый день ждали... если этого хотел мистер Кейн.
Медленно движемся по большому залу.
Великолепные ковры, канделябры, гобелены, драпри. В одном углу стоит несколько больших ящиков. Одни из них открыты, другие закрыты. По всему залу в беспорядке стоит мебель, статуи, лежат картины. Это вещи, по-видимому, огромной ценности. И тут же рядом с ними — кухонная плита, старая качалка и другой хлам. Среди него старые детские санки, которые зритель уже видел в начале фильма.
В центре зала фотограф со своим помощником снимают различные вещи. С ними какая-то девушка, два репортера. Тут же Томпсон и Раймонд.
Девушка и еще один репортер в шляпе танцуют под музыку фонографа. Фотограф только что снял картину, по-видимому, большой ценности — итальянский подлинник. Его помощник смотрит на ярлычок, наклеенный с обратной стороны картины.
Помощник фотографа. Номер девять тысяч сто восемьдесят два.
Один из репортеров записывает эти данные.
Помощник фотографа. «Рождество»... произведение приписывается Донателло... Куплено во Флоренции в 1921 году. Стоимость сорок пять тысяч лир. Записали?
Репортер. Да.
Фотограф. Хорошо... Следующая. Лучше поставьте сюда эту статую.
Помощник фотографа. О’кей.
Раймонд. Как вы думаете, сколько все это стоит, мистер Томпсон?
Томпсон. Миллионы... если эти вещи кому-нибудь понадобятся.
Раймонд. Банкам не повезло, а?
Томпсон. Не знаю... Да, пожалуй... В них будет пустовато.
Помощник фотографа. «Венера» — четвертое столетие. Приобретена в 1911 году. Стоимость двадцать три тысячи. Записали?
Репортер. О’кей.
Помощник фотографа (похлопывая статую по плечу). Слишком много денег было заплачено за эту даму без головы.
Второй репортер (читая ярлычок). Номер четыреста восемьдесят три. Конторка — собственность Мэри Кейн, Литтл Салем, Колорадо. Стоимость шесть долларов. Теперь мы, кажется, уже до всего добрались. Утиль и произведения искусства!
Репортер. О’кей.
Вспышка магния. Томпсон открывает ящик и захватывает полную горсть маленьких кусочков картона.
Томпсон. А это что такое?
Раймонд. Головоломка.
Репортер. Мы много нашли таких... А здесь в зале еще лежат храм из Бирмы и три испанских потолка!
Раймонд смеется.
Фотограф. Да-да... и все упаковано.
Репортер. Там есть еще часть шотландского замка... но мы его даже не стали распаковывать.
Фотограф. Хотел бы я знать, неужели кто-нибудь может разобраться в этой головоломке?
Помощник фотографа (читает наклейку). Железная печка. Имущество Мэри Кейн. Стоимость два доллара.
Фотограф. Поставь ее к той статуе. Это будет хорошая композиция.
Девушка (кричит). Кто же она, наконец?
Второй репортер. Венера. Все она же.
Репортер. Он на самом деле любил собирать вещи...
Фотограф. Все и повсюду... как настоящая ворона!
Репортер. Мне интересно вот что... Здесь сложено все вместе... дворцы и живопись, игрушки и всякая рухлядь... Что же это такое?..
Томпсон поворачивается, и мы впервые видим его лицо. Прежде он всегда стоял таким образом, что его лицо было от нас скрыто.
Томпсон. Чарлз Фостер Кейн.
Фотограф. Или розовый бутон?.. А как с ним, Джерри?
Репортер (танцующим). Выключите. Мне это действует на нервы! Что это еще за розовый бутон?
Фотограф. Последние слова Кейна... не так ли, Джерри? (Томпсону.) Но это и была твоя задача, Джерри... разве нет? Ну ты выяснил, что это значит?
Томпсон. Нет! Мне это не удалось.
Музыка смолкает. Танцующие подходят к Томпсону.
Второй репортер. Скажи, что же ты узнал об этом бутоне?
Томпсон. Не много.
Второй репортер. Ну а что ты делаешь сейчас?
Томпсон. Разгадываю головоломку... Я разговаривал со многими, кто его знал.
Девушка. Что же они рассказали?
Томпсон. Картина совершенно ясная. Он был самым честным человеком, который когда-либо жил на свете... В его характере было много непонятных противоречий. Он был либералом и реакционером одновременно. Любящим мужем... но обе жены ушли от него... Обладал редким даром ценить дружбу и в то же время разбил сердце своего самого верного друга... и сделал это с такой легкостью, с какой вы бросаете выкуренную сигарету... Кроме этого...
Репортер. О’кей, о’кей.
Девушка. Если бы вы могли узнать, что значит розовый бутон, я ручаюсь, это бы все объяснило!
Томпсон. Нет, этого я не узнал... Во всяком случае, об этом мне известно очень немного. Чарлз Фостер Кейн был человеком, который достиг всего, чего хотел, а потом все потерял. Может быть, «розовый бутон» для него был тем, что он не мог получить... или тем, что он потерял... но все равно это не объяснило бы всего... Не думаю, чтобы два слова могли объяснить всю жизнь человека. Нет... Мне кажется, что «розовый бутон» — лишь частица головоломки... Правда, недостающая частица... (Бросает кусочки головоломки в ящик и смотрит на свои часы.) Мы должны торопиться. Иначе опоздаем на поезд.
Берет свое пальто, которое лежало на маленьких санках, тех самых санках, которыми молодой Чарлз Фостер Кейн когда-то ударил Тэтчера.
Репортеры также берут свои пальто, захватывают аппараты. Все выходят из зала.
1940 год.
Ночь. Ксанаду. Подвал.
Большая печь, дверцы которой открыты. Двое рабочих лопатами бросают в печь различные вещи. Раймонд наблюдает за ними.
Раймонд. Бросай этот хлам тоже.
Показывает на кучу какой-то рухляди. Это части упаковочных ящиков, бумага, объявления и т. д. Наверху детские саночки Кейна.